– Когда Лейке был у меня в Полицейском управлении, он рассказывал, что недавно кто-то проник в его дом через подвал. По времени это соответствует телефонному звонку Скугу. Кавалер прихватил велосипед, чтобы выдать проникновение за кражу со взломом: в полиции бы ее зарегистрировали и на этом успокоились. Лейке знал, что мы ничего не предпринимаем по подобным кражам, и даже заявлять о ней не стал. Таким образом Кавалер сфабриковал неопровержимое доказательство против Лейке.
– Какая изобретательность! – вырвалось у Пеликанши.
– Я готова принять объяснение того, как он это сделал, – заметила Беата Лённ. – Но почему? Зачем ему подставлять Тони Лейке?
– Он понял, что мы рано или поздно обнаружим связь между жертвами убийств и Ховассхюттой, – сказал Харри. – И это сузит круг подозреваемых, а в центре нашего внимания окажутся все, кто был там в ту ночь. Он вырвал страницу из гостевой книги в Ховассхютте по двум причинам. Во-первых, чтобы имена тех, кто там был, оказались у него, а не у нас, он бы спокойно нашел их и убил, а мы не могли бы ему помешать. А во-вторых, что гораздо важнее, так он скрыл от нас свое собственное имя.
– Логично, – признал Эрдал. – И чтобы быть вполне уверенным, что мы до него не доберемся, он решил подсунуть нам главного подозреваемого – Тони Лейке.
– Вот почему он лишь в самом конце подкараулил и убил Тони Лейке, – сказал сыщик с пышными, как у Нансена, усами, которого Харри знал только по фамилии.
Вмешался его сосед, молодой парень с чистой нежной кожей и ясными глазами, ни имени, ни фамилии которого Харри не помнил:
– Но к несчастью для убийцы, у Тони на момент двух преступлений было алиби. На роль козла отпущения он уже не годился, и наконец пришло время убить врага numero uno[127].
В зале потеплело, и бледное робкое зимнее солнце словно бы даже осветило помещение. Они были на верном пути, наконец-то расследование сдвинулось с мертвой точки. Харри обратил внимание, что даже Бельман в нетерпении подался вперед в своем кресле.
– Все это хорошо и даже замечательно, – заметила Беата Лённ, и, пока Харри ждал, когда она произнесет «но», он и сам догадался, о чем она будет говорить, понял, почему она взяла на себя роль адвоката дьявола. Она знала, что у него есть ответы на ее вопросы. – Зачем Кавалеру было все усложнять, какая в этом необходимость?
– Потому что люди вообще сложны, – сказал Харри и узнал в этих словах эхо тех слов, что когда-то слышал сам, но забыл от кого. – Нам нравится делать сложные вещи, которые пересекаются, взаимодействуют между собой, нравится вершить судьбы и чувствовать себя повелителями собственной вселенной. Знаете, что мне напомнила та комната, которая сгорела на фабрике «Кадок»? Центр управления. Штаб-квартиру. И кстати, не факт, что он собирался убить Лейке. Может, Кавалер как раз и хотел, чтобы того арестовали и осудили.
В комнате стало так тихо, что было слышно, как за окном чирикает какая-то птичка.
– Почему? – спросила Пеликанша. – Притом что он все-таки его убил? И пытал?
– Потому что боль и смерть для человека – не самое ужасное, – сказал Харри и вновь почувствовал, что это – эхо. – Самое ужасное – унижение. Именно этого он желал для Лейке. Унижение, когда у тебя отнимают все, что ты имеешь. Падение, стыд.
Он увидел легкую улыбку на губах Беаты Лённ, увидел, как она кивает, соглашаясь.
– Но, – продолжал он, – как здесь только что говорили, к несчастью для нашего убийцы, у Тони было алиби. И поэтому он отделался более легким наказанием. А именно медленной и наверняка ужасной смертью.
В наступившей тишине Харри уловил нечто. Запах горелого сала. Словно все присутствующие одновременно вдохнули воздух.
– Итак, что мы будем делать теперь? – спросила Пеликанша.
Харри взглянул в окно. Щебечущая птичка на ветке под окном оказалась зябликом. Перелетной птичкой, вернувшейся слишком рано. Она дарила людям надежду на весну, но ей суждено было замерзнуть в первую же морозную ночь.
Черта с два, подумал Харри. Черта с два.
Глава 68Ловля щуки
Утреннее заседание в Крипосе затянулось.
Бьёрн Хольм рассказал о результатах проведенного экспертами на «Кадоке» осмотра. Ни следов семени, ни каких-либо других физических следов преступника они не обнаружили. Комната, которую он использовал, сгорела полностью, а его компьютер превратился в груду металла, и нет никакой возможности восстановить данные.
– Вероятнее всего, он подключался к Интернету, используя точки доступа вай-фай в том квартале. В Нюдалене их полно.
– Но он оставил бы после себя следы в Сети, – сказал Эрдал, впрочем, это прозвучало как заученный припев; кроме «оставил бы», сказать ему было нечего.
– Мы, конечно, можем попросить разрешения на просмотр ста локальных серверов и поискать там сами не знаем что, – сказал Хольм. – Но я понятия не имею, сколько времени это займет. И найдем ли мы хоть что-то.
– Предоставьте это мне, – сказал Харри. Он уже встал и направлялся к двери, набирая номер. – Я кое-кого знаю.
Он оставил дверь приоткрытой и, пока ждал ответа, слышал, как один из следователей рассказывал, что никто из опрошенных не видел, чтобы кто-то входил на фабрику «Кадок», но в принципе тут нет ничего странного, потому что она вся заросла кустами и деревьями, да и в зимнее время очень темно.
Харри дождался ответа.
– Секретарь Катрины Братт.
– Алло?
– Фрекен Братт ушла на обед.
– Сорри, Катрина, но с обедом придется подождать. Послушай…
Катрина слушала. Харри объяснял, что ему нужно:
– У Кавалера на стенах висели фотографии, которые, вероятнее всего, были распечатаны с сайтов новостей. С помощью своего поисковика ты можешь зайти в локальные сети и посмотреть, кто заходил на сайты новостей, писавшие про убийства. Думаю, правда, это делали многие…
– Но едва ли так же часто, как он, – сказала Катрина. – Мне нужен только список, отсортированный по количеству скачиваний.
– Ммм… Я смотрю, ты быстро учишься.
– У меня фамилия такая[128]. Внезапная. Быстрый прогресс в процессе обучения. Понимаешь?
Харри вернулся к остальным.
Они собирались прослушать сообщение, которое Харри получил с телефона Лейке. Его отправляли на экспертизу в Высшую техническую школу в Трондхейме, там добивались неплохих результатов, анализируя звукозаписи при ограблении банков, даже лучших, чем при анализе видео, снятого камерой наблюдения, потому что голос, как ни старайся, изменить почти невозможно. Но Бьёрну Хольму сообщили, что плохого качества секундная запись неясного звука – то ли смеха, то ли харканья – бесполезна и не может быть использована для создания голосового профиля.
– Черт, – сказал Бельман и стукнул кулаком по столу. – Если бы мы получили голосовой профиль, то могли бы начать проверять, кто из подозреваемых может быть вычеркнут из списка, хоть какая-то зацепка!
– Каких подозреваемых? – пробормотал Эрдал.
– Сигнал от базовой станции означает, что тот, кто звонил с мобильного Лейке, в тот момент находился неподалеку от центра Устаусета, – сказал Хольм. – Сигнал сразу же исчез, сеть оператора улавливает сигнал только в этом районе. Но как раз то, что сигнал исчез, подтверждает предположение, что телефон был у Кавалера.
– Почему это?
– Даже когда телефон не используется, базовая станция оператора раз в два часа улавливает его сигналы. То, что сигналов не было, говорит о том, что телефон до и после звонка находился в пустынной горной местности вокруг Устаусета. Там, где он, возможно, хлебнул по полной и лавины, и пыток.
Никто даже не улыбнулся. Харри констатировал, что недавняя эйфория прошла. Он пошел к своему креслу.
– Существует одна возможность найти ту зацепку, о которой говорит Бельман, – негромко произнес он, зная, что ему уже не надо стараться привлечь к себе внимание. – Давайте вернемся к дому Лейке и взлому. Предположим, что наш убийца проник в дом Лейке, чтобы оттуда позвонить Элиасу Скугу. Это произошло всего за несколько дней до ареста Лейке. И допустим, что наши эксперты, все в белом, очень основательно там потрудились, как мне и показалось, когда я появился там и несколько неожиданно… встретил Хольма. – Бьёрн Хольм склонил голову и бросил Харри взгляд, говоривший: можешь засунуть свое чувство юмора сам знаешь куда. – Неужели у нас нет пальцевых отпечатков с Хольменвейен, которые могли бы принадлежать… Кавалеру?
Солнце вновь осветило комнату. Присутствующие переглянулись. Им было почти стыдно. Как просто! Как очевидно! И никому из них эта мысль и в голову не пришла…
– Это было длинное заседание с массой новой информации, – сказал Бельман. – Мы все уже туго соображаем. Тебе есть что сказать, Хольм?
Бьёрн Хольм хлопнул себя по лбу:
– Разумеется, у нас есть все отпечатки пальцев. Мы тщательно осмотрели дом, потому что думали, что Лейке убийца и что его жилище может оказаться местом преступления. Надеялись, что найдем там отпечатки, которые совпадут с отпечатками пальцев хотя бы некоторых жертв.
– А у вас много неидентифицированных отпечатков? – спросил Бельман.
– В том-то и дело, – сказал Бьёрн Хольм, по-прежнему посмеиваясь. – К Лейке приходят две польки, которые убираются у него раз в неделю. Они были там за шесть дней до нас и основательно поработали. Так что мы нашли только отпечатки самого Лейке, Лене Галтунг, двух этих теток и еще одного неизвестного, которые, во всяком случае, не совпадали с отпечатками никого из убитых. И потом мы перестали искать соответствия, когда Лейке предоставил алиби и был отпущен. Но я так сразу и не вспомню, где мы обнаружили отпечатки, принадлежащие неизвестному.
– А я так помню где, – сказала Беата Лённ. – Мы получили рапорт с чертежами и фотографиями. Отпечатки левой руки Х1 были оставлены на весьма помпезном, а на самом деле довольно-таки безвкусном письменном столе. Вот так. – Она встала и оперлась на левую руку. – Если не ошибаюсь, именно там у него стоит домашний телефон. Вот так. – Правой рукой она интернациональным жестом изобразила телефон: большой палец у уха и мизинец возле рта.