– Только это.
– И не о том, что ты… встретишься с теми, кого любил?
– Нет.
– А я думала. Было так странно. Я боялась, что что-то сломалось. А потом страх прошел, и вместо этого стало так спокойно. Я просто уснула. А потом появился ты. И разбудил меня. Спас меня.
Харри протянул ей свою сигарету, она затянулась. Хихикнула:
– А ты ведь герой, Харри. Настоящий, каким медали дают. А ведь так и не подумаешь, правда?
Харри покачал головой:
– Поверь мне, дорогая, я думал только о себе. Пока я не добрался до очага, и мысли о тебе не было.
– Ну да, но, когда ты там оказался, у тебя все равно было мало воздуха. И ты знал, что, если раскопаешь меня, нам его понадобится вдвое больше.
– Ну что тут скажешь? Вот такая я щедрая душа.
Она, смеясь, толкнула его в грудь:
– Герой!
Харри глубоко затянулся:
– А может, это было желание выжить, которое обмануло совесть.
– Что ты имеешь в виду?
– Тот, кого я нашел первым, был еще так силен, что вцепился в палку, не хотел ее отдавать, и ему это почти удалось. Я понял, что это наверняка Колкка и что он жив. Знал, что счет идет на секунды, но вместо того, чтобы откапывать его, тыкал в снег палкой, пока не нашел тебя. Ты не двигалась. Я решил, что ты умерла.
– И?
– И может быть, в глубине души я подумал, что если сначала откопаю тебя, мертвую, то тот, кто еще жив, за это время умрет. И таким образом весь воздух достанется мне. Трудно сказать, что нами движет.
Она молчала. За окном послышался звук мотоцикла, потом пропал. Мотоцикл в феврале. А сегодня он видел перелетную птицу. Все сбилось с ритма.
– Ты всегда так много думаешь? – спросила она.
– Нет. Может быть. Не знаю.
Она прижалась к нему еще теснее:
– А сейчас о чем думаешь?
– Как он может знать то, что знает?
Она вздохнула:
– Наш убийца?
– И почему он играет со мной? Зачем посылает мне часть тела Тони Лейке? Как он рассуждает?
– И как ты собираешься это выяснить?
Он потушил сигарету в пепельнице на тумбочке. Глубоко вдохнул и хрипло и долго выдыхал.
– То-то и оно. Мне приходит в голову только один способ. Я должен поговорить с ним.
– С ним? С Кавалером?
– С таким же, как он.
Засыпая, он видел сон. Он смотрит на гвоздь. Гвоздь торчит из головы мужчины. Но лицо знакомое. Известный портрет, который он столько раз видел. Тут во рту у Харри взорвалось инородное тело, и он вздрогнул. Он спал.
Глава 70Мертвая зона
Харри шел по больничному коридору в сопровождении одетого в гражданское охранника. Врач обгоняла их на два шага. Она рассказала Харри о состоянии пациента, подготовила к тому, что ему предстояло увидеть.
Они подошли к двери, и охранник открыл ее. За дверью еще на несколько метров тянулся коридор. В левой стене было три двери. Перед одной из них стоял другой охранник, уже в форме.
– Он не спит? – спросила врач, пока охранник в форме обыскивал Харри.
Служащий кивнул, выложил все содержимое карманов Харри на стол, отпер дверь и отступил в сторону.
Врач дала Харри знак подождать снаружи и вошла в палату вместе с охранником. И сразу же вышла.
– Максимум пятнадцать минут, – сказала она. – Ему лучше, но он все еще слаб.
Харри кивнул. Вздохнул. И вошел.
Он остановился за дверью и услышал, как она закрылась за ним. Шторы опущены, в комнате темно, включена лишь лампа над кроватью. Свет падал на человека, который полусидел в кровати, наклонив голову, длинные волосы свисали ему на плечи.
– Подойди ближе, Харри.
Голос изменился, стал похож на жалобный скрип плохо смазанных дверных петель. Но Харри узнал его, и по спине пробежал холодок.
Он подошел к кровати и сел рядом на стул. Мужчина поднял голову. И у Харри перехватило дыхание.
Лицо Снеговика как будто залили жидким воском. Оно застыло и превратилось в слишком тесную для него маску: кожа натянулась на лоб и подбородок, так что рот превратился в крохотную безгубую дыру среди окостеневших тканей. Смех его был беззвучен – два коротких толчка воздуха.
– Что, не узнаешь меня, Харри?
– Узнаю глаза, – сказал Харри. – Этого достаточно. Это ты.
– Есть какие-нибудь новости о… – Крошечный, сжатый в куриную гузку рот попытался растянуться в улыбке. – О нашей Ракели?
Харри готовился к этому, настроил себя, как боксер настраивается на боль. Но все равно ее имя в его устах заставило его стиснуть кулаки.
– Ты согласился поговорить об одном человеке. Человеке, который, как мы думаем, похож на тебя.
– На меня? Надеюсь, он покрасивее будет. – Снова два сотрясения воздуха. – Странно, меня моя внешность раньше никогда не волновала, Харри. Я думал, что самое ужасное в этой болезни – боль. Но знаешь, что на самом деле ужаснее всего? Разложение. Смотреть на себя в зеркале и видеть, как растет этот монстр. Мне здесь по-прежнему разрешают ходить в туалет одному, но я стараюсь избегать зеркал. Ведь я же был красив, ты знаешь.
– Ты прочитал то, что я тебе послал?
– Пришлось сделать это тайком. Доктор Айболит считает, что мне вредно напрягаться. Инфекции. Воспаления. Температура. Ее искренне беспокоит состояние моего здоровья, Харри. Это даже удивительно, учитывая то, что я сделал, верно? Лично меня больше интересует смерть. Именно в этом я, по правде говоря, завидую тем… но ты этому помешал, Харри.
– Смерть была бы слишком мягким наказанием.
Во взгляде человека, сидящего в постели, что-то зажглось, казалось, что щелочки его глаз загорелись белым холодным светом.
– Во всяком случае, у меня теперь есть имя и место в книжках по истории. Люди будут читать про Снеговика. И кто-то захочет стать моим наследником и претворить мои идеи в жизнь. А что досталось тебе, Харри? Ничего. Наоборот, ты потерял то немногое, что имел.
– Правда, – сказал Харри. – Ты победил.
– Тебе не хватает среднего пальца?
– Ну… Мне его не хватает именно сейчас. – Харри поднял голову и встретился с ним взглядом. Выдержал его.
Потом похожий на куриную гузку рот открылся. Смешок прозвучал как выстрел из пистолета с глушителем.
– Ну, чувства юмора ты, во всяком случае, не потерял, Харри. Ты знаешь, что я потребую что-то взамен?
– No care, no pay[131]. Но давай, говори.
Мужчина с большим трудом повернулся к тумбочке, взял стоявший там стакан и приложил его к ротовому отверстию. Харри смотрел на руку, державшую стакан. Она была похожа на белую птичью лапу. Напившись, собеседник осторожно поставил стакан на место и заговорил. Сейчас жалобный голос звучал слабее, как из радиоприемника, в котором садятся батарейки.
– Мне кажется, в инструкции по моему содержанию в тюрьме говорится об исключительной тяге к самоубийству, во всяком случае, они с меня глаз не спускают. И тебя обыскали, прежде чем впустить, правда? Боятся, что ты дашь мне нож или еще что-нибудь. Но я не хочу досматривать распад до конца, Харри. Мне кажется, с меня уже хватит. Ты не согласен?
– Нет, – сказал Харри. – Я так не думаю. Давай о чем-нибудь другом.
– Ты мог бы соврать и сказать «да».
– Ты бы предпочел ложь?
Тот отмахнулся:
– Я хочу встретиться с Ракелью.
Харри удивленно поднял бровь:
– Зачем?
– Просто хочу ей кое-что сказать.
– Что?
– Это должно остаться между нами.
Стул скрипнул, когда Харри встал.
– Никогда.
– Погоди. Сядь.
Харри сел.
Мужчина смотрел вниз, пальцы его елозили по пододеяльнику.
– Пойми меня правильно, насчет других я не раскаиваюсь. Те были шлюхи. Но Ракель была другая. Она… другая. Я хочу сказать только это.
Харри недоверчиво смотрел на него.
– Ну, что ты думаешь? – спросил Снеговик. – Скажи «да». Соври, если надо.
– Да, – солгал Харри.
– Ты плохо врешь, Харри. Я хочу поговорить с ней прежде, чем стану помогать тебе.
– И речи быть не может.
– Почему я должен тебе верить?
– Потому что у тебя нет выбора. Потому что ворам приходится полагаться на воров, когда припрет.
– Правда?
Харри еле заметно улыбнулся:
– Когда я покупал опиум в Гонконге, мы одно время использовали туалет для инвалидов в отеле «Ландмарк» на Де Ву-роуд. Сначала туда заходил я, клал детскую бутылочку с соской, где были деньги, под крышку бачка самого правого унитаза. Выходил, смотрел на часы поддельной марки, возвращался, и там по-прежнему лежала моя бутылка. Всегда с точным количеством опиума. Слепое доверие.
– Ты сказал «одно время».
Харри пожал плечами:
– Однажды бутылка исчезла. Может, дилер меня кинул, может, нас кто-то видел и удрал с деньгами или товаром. Гарантий никто не дает.
Снеговик долго смотрел на Харри.
Харри в сопровождении врача шел назад по коридору. Впереди шел охранник.
– Быстро вы, – сказала врач.
– Он был немногословен, – ответил Харри.
Харри пересек вестибюль и вышел к парковке, открыл автомобиль. Увидел, что рука его, поворачивающая ключ в замке зажигания, дрожит. Когда откинулся на сиденье, почувствовал, что спина рубашки намокла от пота.
Немногословен.
– Давай предположим, что он – как я, Харри. Это предположение, несмотря ни на что, необходимо, чтобы я мог тебе помочь. Сначала мотив. Ненависть. Раскаленная, кипящая ненависть. Это тот наркотик, который помогает выжить, та магма, которая раскаляет его изнутри. И как и магма, ненависть – предпосылка жизни, чтобы все не превратилось в лед. Но вместе с тем давление этого внутреннего жара неминуемо ведет к извержению, к тому, что деструктивное начало вырывается на свободу. И чем дольше он копит это в себе, тем сильнее извержение. Сейчас извержение идет полным ходом, и оно мощное. Из чего я делаю вывод, что тебе следует поискать причину в далеком прошлом. Потому что не сами эти действия, вызванные ненавистью, но причина ненависти может помочь тебе разгадать эту загадку. Сами действия без причины не имеют смысла. Чтобы проникнуться к чему-то подлинной ненавистью, нужно время, но сама причина ненависти простая. Что-то произошло. И речь идет о том единственном, что произошло. Если найдешь, что это было, он твой.