Он прошел за ней на кухню. Она кивнула ему на стул, повернулась спиной и налила кофе из кофеварки на кухонном столе.
– Что скажете насчет этой истории? – спросил Харри.
– Какой истории?
– Что вы – мать Лене.
Кофейная чашка упала на пол, разбившись на тысячи осколков. Женщина оперлась на стол, и он видел, как ее плечи поднимаются и опускаются. Харри секунду помедлил, но потом собрался с духом и сказал то, что собирался сказать:
– Мы сделали анализ на ДНК.
Она повернулась в ярости:
– Как это? Вы же не… – И вдруг замолчала.
Глаза Харри встретились с ее бирюзовыми глазами. Она попалась на удочку. Ему стало неловко. А может быть, стыдно. Потом, правда, прошло.
– Убирайтесь! – сказала она сипло.
– К ним? – спросил Харри и кивнул в сторону папарацци. – Я собираюсь завершить карьеру полицейского, буду путешествовать. И мне нужен небольшой капитал. Если уж стилисту платят двадцать тысяч крон за то, чтобы он рассказал, какой цвет волос выбрала Лене, сколько, по-вашему, заплатят тому, кто сообщит им, кто ее настоящая мать?
Женщина шагнула вперед и занесла было руку, словно для удара, но тут на глаза ей навернулись слезы и потушили в них яростный огонь. Она просто без сил опустилась на стул у обеденного стола. Харри ругнулся про себя, он мог бы действовать и помягче. Но деликатничать времени уже не было.
– Простите, – сказал он. – Я просто пытаюсь спасти вашу дочь. И для этого мне нужна ваша помощь. Понимаете?
Он накрыл рукой ее руку, но она ее отняла.
– Он – убийца, – сказал Харри. – Но Лене это не волнует, не так ли? Она все равно хочет это сделать.
– Что сделать? – всхлипнула женщина.
– Последовать за ним на край света.
Она не отвечала, только качала головой и тихо плакала.
Харри ждал. Встал, налил кофе в чашку, оторвал бумажное полотенце от рулона, положил его перед женщиной, сел и стал ждать. Сделал глоток. И подождал еще.
– Я говорила, что она не должна повторять моих ошибок, – сказала она и опять всхлипнула. – Не должна влюбляться в мужчину только потому… потому, что он позволяет ей чувствовать себя красивой. Красивее, чем она есть на самом деле. Ты думаешь, это благословение, но на самом деле это проклятие.
Харри ждал.
– Стоит хотя бы раз увидеть, как становишься красивой в его глазах, – и все, это как… колдовство. Ты уже не можешь от него уйти. Потому что жаждешь увидеть это еще раз.
Харри ждал.
– Я выросла в фургоне. Мы всё ездили и ездили повсюду, я даже в школу не могла пойти. И когда мне было восемь, пришли из инспекции по делам несовершеннолетних и забрали меня. Когда мне исполнилось шестнадцать, я стала работать уборщицей в компании Галтунга. Когда я забеременела от Андерса, он был помолвлен. Деньги были не его, а ее. А он как раз сделал крупные вложения на рынке, но акции упали, и у него не осталось выбора. Он отослал меня. Но она все узнала. И именно она решила, что я должна родить ребенка, что я буду продолжать работать прислугой, а моя девочка будет воспитываться как хозяйская дочка. Сама она не могла иметь детей, так что Лене стала в какой-то степени приемышем. Они забрали ее у меня. Спросили, что я могу дать Лене, – я, мать-одиночка, без образования, без родных, неужели у меня хватит совести лишить моего ребенка возможности жить хорошо? Я была молодая и запуганная и подумала, что они правы, так будет лучше.
– Никто об этом не знал?
Она взяла кусок полотенца со стола и высморкалась.
– Удивительно, насколько легко обмануть людей, когда они сами хотят обманываться. И даже если они не дадут себя обмануть, то виду не покажут. Потому что это мало что изменит. Да, меня использовали как суррогатную мать, чтобы родить Галтунгу наследника, – ну и что тут такого?
– И это все?
Она пожала плечами:
– Нет. У меня же была Лене. Я кормила ее грудью, меняла пеленки, спала вместе с ней. Научила ее разговаривать, воспитывала ее. Но мы знали, что все это временно, что однажды мне придется ее отдать.
– И вы отдали?
Она горько рассмеялась:
– Разве мать может когда-нибудь бросить своего ребенка? Вот дочь может. Лене презирает меня за то, что я сделала. За то, кто я есть. Но посмотрите, она сейчас делает то же самое.
– Следует на край света не за тем мужчиной?
Она пожала плечами.
– Вы знаете, где она?
– Нет. Знаю только, что она уехала, чтобы быть с ним.
Харри сделал еще один глоток из чашки.
– Я знаю, где этот край света, – сказал он.
Она не ответила.
– Я могу поехать и привезти ее вам обратно.
– Она не захочет.
– Могу попытаться. С вашей помощью. – Харри достал листок и положил его перед ней. – Что скажете?
Она стала читать. Потом подняла глаза. Косметика стекла с бирюзовых глаз на впалые щеки.
– Поклянитесь, что вы привезете мою девочку домой, Холе. Поклянитесь. Если вы сможете, тогда ладно.
Харри посмотрел на нее долгим взглядом.
– Я клянусь, – сказал он.
Выйдя на улицу и закуривая, он вспомнил ее слова. «Разве мать может когда-нибудь бросить своего ребенка? Вот дочь может». Вспомнил Одда Утму, который взял с собой фотографию сына. «Дочь может». Может ли? Он выпустил дым. А сам он может?
Гуннар Хаген стоял у прилавка с овощами в пакистанском продуктовом магазине, которому отдавал предпочтение. Он недоверчиво смотрел на своего старшего инспектора.
– Тебе опять надо в Конго? Чтобы найти Лене Галтунг? И это не имеет никакого отношения к делу об убийствах?
– Все как в прошлый раз, – сказал Харри и взял в руки какой-то овощ – он понятия не имел, как тот называется. – Мы ищем пропавшего человека.
– Насколько я знаю, Лене Галтунг никто, кроме желтой прессы, пропавшей не объявлял.
– Сейчас объявили. – Харри вынул листок из кармана плаща и показал Хагену подпись. – Это сделала ее биологическая мать.
– Да ну? И как же я должен объяснить в министерстве, что мы начинаем поиски в Конго?
– У нас есть след.
– И какой?
– Я прочитал в «Се о хёр», что Лене Галтунг попросила перекрасить ей волосы в кирпичный цвет. Я даже не знаю, принято ли у нас в стране такое обозначение цвета, именно поэтому я и запомнил.
– Запомнил что?
– Что этот цвет стоял в графе «цвет волос» в паспорте Юлианы Верни из Лейпцига. Я в свое время просил Гюнтера проверить, нет ли у нее в паспорте штампа из Кигали. Но полиция его не нашла, паспорт пропал, и я уверен, что его взял Тони Лейке.
– Паспорт? И что с того?
– И теперь он у Лене Галтунг.
Хаген положил в корзинку пучок бок чоя, медленно качая головой.
– Ты собираешься в Конго на основании того, что прочитал в журнале, который публикует сплетни?
– Я собираюсь в Конго на основании того, что я или, точнее сказать, Катрина Братт выяснила в отношении Юлианы Верни.
Хаген направился к мужчине за кассой, который сидел на возвышении у правой стены.
– Верни умерла, Харри.
– А мертвые-то сейчас летают. Оказывается, Юлиана Верни – или, предположим, женщина с кудрявыми волосами цвета красного кирпича – купила себе билет из Цюриха на край света.
– На край света?
– Гома, Конго. На завтрашнее утро.
– То есть они ее арестуют, когда выяснят, что у нее паспорт человека, который умер больше двух месяцев назад.
– Я проверил в ИКАО. Они говорят, иногда номер паспорта умершего человека убирают из списков лишь через год. Иными словами, кто-то мог приехать в Конго и по паспорту Одда Утму. Все равно у нас с Конго нет договора о сотрудничестве. Да и откупиться от ареста не так уж сложно.
Хаген выложил покупки и, пока кассир пробивал их, стал массировать виски, чтобы предотвратить неизбежную головную боль.
– Значит, найди ее в Цюрихе. Отправь в аэропорт швейцарскую полицию.
– Мы будем за ней следить. Лене Галтунг приведет нас к Тони Лейке, шеф.
– Она приведет нас к погибели, Харри. – Хаген заплатил, забрал покупки и вышел на мокрую от дождя, продуваемую ветрами Грёнланнслейрет, где люди торопливо шли по улице, подняв воротники и опустив взгляды.
– Ты не понимаешь. Братт удалось выяснить, что несколько дней тому назад Лене Галтунг сняла все деньги со своего счета в Цюрихе. Два миллиона евро. Сумма не безумная, и, чтобы начать собственный проект разработки месторождения, ее явно не хватит. Но хватит, чтобы поддержать его в критический момент.
– Это все твои домыслы.
– А зачем еще ей, черт ее побери, понадобились два миллиона евро наличными? Послушай, шеф, это наш единственный шанс. – Харри едва поспевал за начальством. – В Конго, если кто-то не хочет, чтобы его нашли, его и не найдут. Это проклятая страна размером со всю Западную Европу, там сплошные джунгли, куда не ступала нога белого человека. Ну давай же! Иначе Лейке будет являться тебе в кошмарах, шеф.
– В отличие от тебя у меня не бывает кошмаров, Харри.
– Ты рассказал родным, как крепко спишь по ночам, шеф?
Гуннар Хаген резко остановился.
– Сорри, шеф, – извинился Харри. – Это был перебор.
– Вот именно. И я на самом деле не понимаю, зачем ты у меня клянчишь это разрешение. Раньше тебе оно было не нужно.
– Я просто подумал, тебе приятно чувствовать, что это ты принимаешь решения, шеф.
Хаген предостерегающе посмотрел на него. Харри пожал плечами:
– Ну пожалуйста, шеф. А потом можешь дать мне под зад коленом за отказ подчиниться приказу. Я всю вину возьму на себя, без проблем.
– Без проблем?
– Я все равно собираюсь после этого увольняться.
Хаген долго смотрел на Харри.
– Ладно, – сказал он. А потом снова зашагал.
Харри заторопился за ним.
– Ладно?
– Да. На самом деле я с самого начала ничего против не имел.
– Что? А почему же сразу не сказал?
– Мне приятно чувствовать, что это я принимаю решения.
Часть восьмая
Глава 83Край света
Ей снилось, что она стоит перед закрытой дверью и слышит монотонный, холодный крик птицы в лесу, и это было так странно, потому что солнце светило и светило. Что она открывает дверь…