Я пишу это, только чтобы прийти в себя. Потому что иначе хочется повеситься на собственном поясе. Только здесь даже крюка нет, не то что потолочной балки.
Я всё равно тебя убью, тануки, и можешь ржать над этим, сколько угодно.
Что ты сделал с Ли?
(этим же вечером)
Ли жив. И оказывается, он снова меня предал.
Как можно чувствовать одновременно радость и ненависть — я не понимаю.
Эту новость рассказал мне Ванхи, когда принёс ужин и заставил его съесть. Не хочу рассказывать, как. А, впрочем — этот сучонок лаял. Слышали бы вы, какой противный у него лай.
А ещё он снова превратился в Ли и рассказал, что променял меня на Йоко.
Я поверила.
Конечно, поверила, это же как Соль. Йоко важна для него, наставница она или что-то большее, это я ещё в лагере кочевников поняла.
Он снова воспользовался мной, чтобы спасти дорогого для него человека.
Меня это почти не удивило.
— А как же ребёнок? — спросила я Ванхи. — Как же будущий император?
Ванхи пожал плечами и сказал: родит Йоко, никуда не денется. Уже ведь беременна. А потом Ли заберёт её — и пусть валят оба на все четыре стороны.
Он любит её больше тебя, дорогуша.
Да, кивнула я. Да, больше.
(снова этим же вечером, после ухода Ванхи)
Я пыталась заснуть — гиблое дело, — когда заметила, что в темноте за мной кто-то наблюдает.
Тогда я приказала Ванхи не валять дурака и выходить. Есть у него что-то ещё, что он хочет мне сказать?
Но на свет вышел вовсе не Ванхи, а мальчик-кирин. Он был очень бледен, закрывал рукавом нос, смотрел с жалостью и говорил хрипло, сдавленно. Ему явно больше всего на свете хотелось оказаться отсюда подальше.
Он сделал мне предложение:
— Я помогу тебе спасти твою жизнь. Я дам тебе силу, несчастная девочка, но воспользоваться ею ты сможешь только раз.
Я хмыкнула и поинтересовалась: что взамен? Пока что его дар снимать чужие заклинания не очень-то мне пригодился. Впрочем, согласна: сама виновата.
Кирин прямо взглянул на меня и сказал, что справедливо будет, если я отдам взамен жизнь дорогого мне человека.
Торговаться с кирином глупо, но я уточнила, как будет действовать эта сила. Что я куплю такой страшной ценой?
Кирин объяснил. И повторил:
— Есть у тебя кто-то, чью жизнь ты можешь отдать?
Я подумала о Ли.
И сказала: да, есть.
Кирин отнял рукав от носа и болезненно улыбнулся.
Ванхи, теперь я знаю, как убью тебя. Ты, наверное, знаешь, что под землёй Лянь спят драконы? Я теперь знаю и уже ничему не удивляюсь. Они защищают империю и спалят к чёртовой матери любого, кто на неё покусится. Они давно уже спят…
Так вот, я могу их разбудить. Что останется от маленького тануки, когда проснутся драконы? Подумай об этом, Ванхи.
Я залью эту записку чернилами, а потом порву на мелкие кусочки.
Но даже если ты её прочтёшь…
Готовься.
… Прости меня, Ли, но уверена: ты меня поймешь. Ты ведь делал со мной то же самое уже два раза.
Теперь я сделаю это с тобой. Продам, чтобы добиться своего.
Здесь все так поступают, не так ли?
Как же я тебя ненавижу…
Глава 22
Я сбилась со счёта
Этот дневник мне больше не понадобится. И больше некому его читать, но я привыкла всё доводить до конца, так что… это последняя запись, но я её закончу.
Сейчас глубокая ночь, за окнами сладко поёт соловей. Воздух тоже сладкий — розы из Рё-Ка как раз зацвели. Я приказала не опускать бамбуковые шторы и дышу полной грудью. Такая маленькая и такая чудесная радость: дышать.
На веранде никого — я всех прогнала. Слышно, как за раздвижными дверьми тихонько шепчутся евнухи и как далеко, ещё в коридоре, поскрипывает под сапогами часового пол.
Если подумать, эта жизнь прекрасна. Особенно, когда всё уже закончилось и сражаться больше не нужно. Не нужно ждать удара в спину, потому что его не будет. И убийцы в ночи, потому что он не придёт.
Теперь я спокойна, и это лучшее, что случалось со мной в этом сумасшедшем мире.
Кроме улыбки Ли.
В Запретный город мы въехали в полдень следующего дня. Мы торопились, и мне было интересно почему.
Впрочем, так даже лучше: тянуть не стоило. Я вздохнула свободнее, когда нас сразу же повели знакомым путём в зал, где ныне покойный император давал министрам аудиенцию. Помните, я уже описывала этот зал: длинная вытянутая комната, больше похожая на павильон или широкий коридор. В одном её конце распахнуты двери, в другом возвышается роскошный трон — диван с золотой спинкой, узорами сливающийся с облицовкой стены. Драконы, драконы и снова драконы…
Покойный император не был грузным мужчиной, но он умудрялся на этом громадном троне не теряться. А вот его бывшая супруга, нынешняя королева Рё-Ка, была женщиной миниатюрной, и трон ей совершенно не шёл. То, как она на нём восседала, было похоже на куклу, оставленную кем-то из детей посидеть на взрослом диване. Я смотрела на неё и понимала: перегорело. Она любила своего сына. Она мечтала снова его обнять, а вместо этого ей подсунули бракованную копию. Она была вынуждена делать вид, что не замечает обмана. Наверное, это тяжело.
Пусть это и не моя вина, но я понимаю, почему она так яростно мечтала меня убить.
И что когда-то моя настоящая мать меня предала — тоже не вина королевы. Она об этом даже не знает.
Просто так получилось.
Как и всё в этом мире, все мои ошибки. Я их не хотела — просто так получилось… Бывает.
Но когда меня ввели в зал, я смотрела не на неё. И даже не на Ванхи, застывшего у трона с угодливой улыбкой на лице. Судя по одежде и головному убору — золотой вытянутой шапке — Ванхи повысили до главного императорского евнуха.
А вот к нему у меня не перегорело…
Но плевать на них. И на советников, собравшихся новым составом. Этих я видела впервые, за исключением разве что канцлера, которого в должности, похоже, понизили: он сидел теперь далеко от трона, среди чиновников средней руки, и носил красную шапку. Бедняга.
Остальные были, полагаю, генералами и сыновьями тех наместников, с которыми расправились юрэй. А может, челядью дражайшей королевы?
Их уже нет в живых, так что какая разница?
У ширм толпились непривычно тихие евнухи, боявшиеся поднять на меня глаза. Я на них тоже не смотрела. Кто обращает внимания на слуг в столь торжественной обстановке?
Из всех, кто был в том зале, меня волновал лишь один человек.
Ли стоял у ширмы и был одет в костюм дворцовой стражи (а как же иначе?). Он смотрел прямо перед собой, и я невольно вспомнила, что таким же увидела его в первый раз.
Не очень-то многое с тех пор изменилось. Я по-прежнему люблю его. Не имеет значения, сколько боли он мне причинит, я люблю его. Я не хочу, но люблю. Это сильнее меня.
Словно почувствовав мой взгляд, Ли поднял голову и посмотрел на меня в упор.
Я вздрогнула.
Ли улыбнулся. Не так широко, как Ванхи, когда изображал его, но зато по-настоящему, очень по-своему, правильно — спокойно и как будто извиняясь: прости, госпожа, но ты же всё понимаешь…
Я понимала. Мало ли кого я люблю? Он не обязан отвечать мне взаимностью. Это только моя беда. А Ли всего лишь практичный человек, он знает, чего хочет и будет использовать любые средства, чтобы этого достичь. По-другому в этом мире никак.
Я понимала. И уже почти на него не злилась. Зачем? Невидимый, на моей шее висел хрустальный флакончик с ядом. Я подмешаю его в чашу Ли, и наш уговор с кирином будет выполнен.
Я люблю его. Больше всего на свете люблю его, но я учусь на своих ошибках. И если для того, чтобы выжить в этом мире, нужно стать практичной, я стану. Ли первый подал мне такой пример.
Ты, конечно, тоже поймёшь меня, Ли.
Он снова улыбнулся и еле заметно кивнул мне, словно соглашаясь. Потом отвернулся и посмотрел на королеву. Та выпрямилась на троне и ударила ладонью по подлокотнику.
Зал замер.
Началось.
Нас бросили на колени перед троном… Ах да, я же не рассказала, кто это «мы». Со мной в зал притащили Алима. Как я поняла, подслушивая разговоры солдат, тех пятерых, чьих имён я так и не узнала, убили. Алима же оставили в живых как заложника — он ведь сын Великого хана. Естественно можно попытаться продать его отцу. Вдруг Великий хан расчувствуется и решит вернуть блудного сына? По виду Алима понятно было, что он ни капельки в это не верит. Однако держал себя ханыч неплохо. Связанный куда крепче, чем я — ему даже колодки нацепили — он шёл, бряцая цепями, и оглядывался вокруг с таким высокомерием, будто это он всё вокруг захватил, а всё это не более чем экстравагантное представление.
Изображать высокомерие эти плосколицые варвары и убийцы умеют, это точно…
Ровно с таким же выражением лица стоял у трона шаман королевы, тот самый, что умеет очаровывать Шепчущих. Угэдэй. Лишь раз хладнокровие Алима дало сбой: когда он и этот шаман встретились взглядами. Алим вздрогнул, как я при встрече с Ли, и побледнел.
Я же впервые подумала: что будет, если колдовство кирина при шамане не сработает?
Оно сработало. Но об этом позже.
Я не стала соблюдать этикет: уселась, как было удобно — по-турецки. Колодок на моих ногах не было, так что я это могла. Сгорбилась, опёрлась щекой о кулак и заставила себя посмотреть на трон. На королеву.
Тишина продолжалась.
Я мысленно считала и, когда счёт перевалил за пару тысяч, не выдержала и поинтересовалась:
— Может, начнём?
Мне немедленно врезали по губам. Чуть не выбили зуб… Я сплюнула кровь и воскликнула:
— Матушка! Как же я счастлив вас видеть! Между прочим, вы сидите на моём троне. Будьте так добры, подвиньтесь. Законный император я.
Тишину в зале аудиенций теперь можно было резать ножом.
Бить меня на этот раз не стали. Королева сделала стражнику знак остановиться и объявила: