л эмоции. Хоорс всегда елейничал так с дамами, но чтобы с ним?! Определенно, не стоило давать ему ни перышка!
— Прошу простить меня, но я несу ответственность головой за все доверенное мне генералом. Никак нельзя, поймите, — нарочито виновато проговорил ворон.
С одной стороны, это и впрямь было так. А с другой — на двери были всего лишь крылья, а в коробочке — жалкие перышки, которые он собирался просто выбросить в окно. И даже сделал бы это, не явись советник! Их можно было отдать совершенно безвозмездно, но то, как себя вел гость, сильно отталкивало. Эта чертова поза — он встал именно так, чтобы выгодно себя подать, что ветер из распахнутого окна трепал волосы; сложил крылья роскошным шлейфом и словно даже набрал в грудь больше воздуха, расправил плечи. Будь Раун девушкой, купился бы. Или нет — Алиса вот всегда брезгливо, совершенно не стесняясь, морщила нос при виде советника. В любом случае, сейчас это чересчур раздражало.
Вот только если не отдать перья, тот сам их возьмет, а так была возможность поторговаться.
— Разве что нашлось быть хоть что-нибудь, способное умалить…
— Чего ты хочешь? — грубо оборвал его Хоорс и, уперев кулаки в стол, заглянул в глаза.
И Раун честно задумался. Если бы ему только удалось помочь генералу и подтвердить его догадки, это было бы замечательно. Но все, что касалось Люциферы, Лион взял полностью на себя. Оставалась глава Охотниц — Алиса, в которой генерал был совершенно уверен, а вот Раун — совершенно нет. И стоило доказать Лиону, как сильно он ошибается, пока не стало слишком поздно.
— Есть мнение, — осторожно начал Раун, отведя взгляд, — что отряд Хильды погиб не от рук Люциферы. Их убили, метнув в шеи ножи или скальпели — на трупах не осталось орудий убийства. Кто-то забрал доказательства. Лион перетряс весь отряд грифов, но никто из них ничего не трогал.
— От меня ты чего хочешь? Чтобы я тоже допросил грифов? — перебил его Хоорс, презрительно сдвинув черные брови.
— Вы были там, господин советник. Когда искали Люциферу, верно? — Раун прищурился и глянул советнику в глаза.
— Все ты знаешь, как там они тебя зовут — желтоглазая тень ястреба? Будут тебе ножи. Но если хоть одна душа узнает…
— Я понял. О вас — ни слова, — каркнул Раун.
— Умница, — губы Хоорса изогнулись в натянутой улыбке. Он протянул руку, но ворон успел бросить:
— Ножи вперед, — и чуть наклонил голову, ожидая решения советника. Тот повернулся на пятках и в два шага нырнул за окно.
Раун торопливо потер ладонь об угол стола — плоть чесалась неимоверно. Но легче не стало, и он зубами сорвал тонкие бинты и принялся царапать кожу. Остановился лишь когда понял, что подстриженными когтями водит по совершенно здоровой ладони. Такого просто не могло быть, и он с удивлением и ужасом уставился на руку. Только утром он так сильно рассек пальцы и ладонь, что даже не был уверен, что сможет написать хоть слово. Но ему это удалось, и ни капли крови не упало на священную книгу. Он подложил фолиант на стол Хоорса, пока тот был занят императрицей, и мигом улетел в госпиталь. Медсестра еще долго трогала края раны, бурча под нос про густую кровь, не вытекающую из таких порезов, и добротно замотала бинтом, пропитанным лекарством. Она сказала, что раньше, чем через неделю, заживления ждать не следует. Но на коже не осталось даже шрамов.
Может, всего этого просто не было? Ни голоса Самсавеила, ни книги, ни кристалла, ни исправленных строчек?
Вот только Хоорс, видимо, обнаружил книгу. И даже нашел закладку. Прочел тот самый ритуал, и решил применить. И для этого ему понадобились перья Люциферы.
Раун попытался вспомнить, что писала его рука, но в голове было совершенно чисто, никаких воспоминаний. Это пугало еще сильнее, а любопытство подстегивало. Более того, память отказывала показать ему даже страницу, даже иллюстрацию из книги.
Вдруг он забудет все, что сегодня произошло? А может, это будет не в первый раз. Как часто такое вообще случается? С ним ли одним?
— Вот, все шесть, — прервал его мысли вернувшийся советник императрицы. — Перья?
— Секундочку, — Раун мотнул головой, цепляясь разумом за реальность, и уставился на платок с императорским знаком. — Позволите? — одним движением руки вытащил из нагрудного кармана свой платок с генеральским символом, и, обернув им руку, достал все шесть ножей. — Алисы?
— Именно, — кивнул Хоорс, складывая свой платок обратно. — Мои перья?
— Разумеется, — Раун обернул ножи, не касаясь их пальцами, и спрятал в потайной карман кителя. — Можно вопрос? — осторожно поинтересовался, отмыкая ящик и доставая коробку с ценными перьями.
— Ну?
— Зачем вам они? — ворон повел крылом, показывая свою незаинтересованность, и подал коробочку.
— А это — не твоего ума дела. Ты — всего лишь тень Лиона, знай свое место, — елейным голосом, торжествующе улыбаясь, отозвался Хоорс. Вырвал из рук Раун коробку и вылетел в окно.
— Да, я — тень ястреба. Безобидная, но полезная тень. А вы — старый сизарь, возомнивший себя павлином и фаворитом лебедя, — тихо прошептал ему вслед Раун и, присев на жердь, принялся за бумаги.
Метательные ножи Алисы холодили сквозь платок и ткань кожу, но ворон еще не мог придумать, как их правильно применить. Но одно он знал точно — обмен с советником прошел в его пользу. И таким подарком судьбы разбрасываться нельзя.
И в мыслях его больше не было ни капли воспоминаний о том, что его молитва шестикрылому божеству была услышана.
#9. Путь к сердцу врага лежит через другого врага
Коль человек чужой мне верен — он мой брат,
Неверный брат — мой враг, будь проклят он стократ.
Лекарство иногда опасней, чем отрава,
Болезни иногда излечивает яд.
Ева боялась даже рот раскрыть. Стояла по колено в зеленой воде, задрав платье. Грязная, чумазая, смертельно уставшая. Стрекочущий, шевелящийся лес касался ее лианами, хватал за ноги корягами и пугал до глубины души. Хотелось прижаться хоть к кому-нибудь, теплому, сухому и живому, кто укроет и согреет. Хотя бы на время. Рядом на поверхности воды лопнул пузырь воздуха: Ева шарахнулась и задрожала всем телом. Сильнее прижала ладонь к губам, чтобы и звука не издать. Люция еще в первый же день предупредила, что паникеров и трусов расстреливают на месте, и она не станет жалеть паучонка только потому, что она ребенок.
Люция была занята. Она заблудилась, но отказывалась это признавать. Перебирала рыжие пряди волос и вертела их на пальце.
Она искала вход в подземелье царства Мерт. Но вокруг, куда ни глянь, — одно болото. Третий день одно болото. Пресная и чистая вода кончилась, остатки убитого в Ошином лесу оленя — тоже.
— Тут что, все затопило к чертовой матери?! — Люция ударила по дереву кулаком. Болото отозвалось кваканьем, кряканьем и журчанием.
Кроме входа, который фурия описывала как два ряда бирюзовых эмалированных столбов, она искала оазис. Ева с трудом поняла, что она имеет в виду: это должен был быть сад посреди болот, розарий с темной деревянной беседкой посредине. Из него тоже можно было попасть в царство змей. И Ева послушно осматривалась в поисках густых зарослей, способных скрыть море цветов. Но вокруг кроме ярких орхидей и путанных лиан не было ничего. Янтарно-зеленое болото, не замолкающее ни на миг.
Люция задрала голову, чтобы рассмотреть небо, но через лианы и заросли ничего не увидела. Раздраженно ругнулась себе под нос и пошла наобум, прижимая к груди набедренный колчан, чтобы не промок.
Ева шла за ней, высоко поднимая ноги. Чувствовала, скажи она хоть слово, издай хоть звук, на нее обрушится ярость Люциферы. Грустно вздохнула, шмыгнула носом — еще немного, и заболеет, на болотах слишком влажно, невыносимо душно и мерзко. Туфельки размокли, забившаяся тина натирала суставы даже через черный панцирь, а панталоны можно было выжимать.
Знакомый аромат достиг забитого носа Евы, и она спешно принюхалась, боясь потерять отголоски воспоминаний. У телицы Мерура были в золотой шкатулке скляночки с маслом, которые пахли точно так же. Приторно. Сладко. На драгоценных пузыречках было даже выгравировано название «Rose de Meaux». Наносить масло на кожу телица разрешала только Еве — оно не впитывалось в ее покрытые черным хитином пальцы.
Там, где розы — и есть сад. Паучонок, прижав полы платья рукой к груди, потянула Люцию за рукав.
— Цветами пахнет, — неловко пробурчала, когда фурия обернулась и смерила ее недовольным взглядом.
— Глаза протри, тут кругом орхидеи! — огрызнулась Люция.
Ева вжала голову в плечи, обиженно насупилась. Ведь не ей же надо к царице змей! Будь ее воля, она бы и в болото не заходила!
— Розы пахнут, не орхидеи, — промямлила под нос, кутаясь во влажный наряд.
Люция пожевала губами, задумчиво оглядывая паучиху с ног до головы, и кивнула.
— Веди, — махнула рукой, пропуская Еву впереди себя.
Гарпия остановилась у границы деревьев, за которыми угадывался сад с пышными розами безумного количества оттенков — от желтых до фиолетовых. Они оплетали деревья, защищались шипами, не позволяя пробраться внутрь сада, но скрывали саму Люциферу. А ей было видно аккуратный чистый пруд с диковинными рыбками, изящную беседку, за столиком которой сидела, опершись на огромный змеиный хвост, Мерт. Ничуть не изменилась, только длинные волосы заплела в сотни косиц, а нагую грудь прикрыла алым палантином. Тонкие руки у запястий покрывала темно-зеленая чешуя, такая же от бедер плавно растворялась в черном змеином хвосте, венчавшимся погремушкой. Мерт неторопливо читала тонкую книгу, попутно стягивая с блюда лакомства.
— Я ше ненафишу слаткое! — возмущенно завопила она и поднялась на мощном хвосте. Даже свернутый в несколько витков, он казался слишком огромным по сравнению с человеческим телом Мерт. — Плинеси мне пелепелиных яиц.