В летние месяцы 1832 года перед своим отъездом в Петербург для поступления в Школу гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров поэт встречался с Лопухиными в Середникове у Е.А. Столыпиной, гостями которой они были. Главой семьи являлся Александр Николаевич Лопухин (1779–1833), женатый на Екатерине Петровне, урожденной Верещагиной.
Со старшей из сестер Марией Александровной Лопухиной (1802–1877) Лермонтов был очень дружен. Поэт отвечал на ее дружескую опеку постоянным расположением и откровенностью со своей стороны. Ей посылал в письмах Лермонтов, когда он оказался в Петербурге, свои стихи и в их числе знаменитый «Парус». Мне всегда казалось, что лермонтовский «Парус» врисован поэтом в черноморский пейзаж, хотя на самом деле он подсмотрел этот удивительный образ на Балтийском море.
Вот отрывок из письма Лермонтова к М.А. Лопухиной от 2 сентября 1832 года: «Сейчас я начал кое-что рисовать для вас и, может быть, пошлю с этим же письмом. Знаете, любезный друг, как я стану писать к вам? Понемногу. Иной раз письмо продлится несколько дней: придет ли мне в голову какая мысль, я запишу ее; займет ли мой ум что примечательное, тотчас поделюсь с вами. Довольны ли вы этим?
Вот уже несколько недель, как мы расстались, и, может быть, надолго, потому что я не вижу впереди ничего особенно утешительного. Однако я все тот же, вопреки лукавым предположениям некоторых лиц, которых не стану называть. Можете себе представить мой восторг, когда я увидал Наталью Алексеевну, она ведь приехала с вашей стороны, ибо Москва моя родина и такою будет для меня всегда: там я родился, там много страдал и там же был слишком счастлив! Пожалуй, лучше бы не быть ни тому, ни другому, ни третьему, но что делать?
M-lle Annette говорила мне, что еще не стерли со стены знаменитую голову… Жалкое тщеславие! Это меня обрадовало, да еще как! Что за глупая страсть: оставлять везде следы своего пребывания. Мысль человека, хотя бы самую возвышенную, стоит ли запечатлевать в предмете вещественном, ради того только, чтоб сделать ее понятною душе немногих. Надо полагать, что люди созданы вовсе не для того, чтобы мыслить, раз мысль сильная и свободная – такая для них редкость.
Я намерен засыпать вас своими письмами и стихами. Это, конечно, не по-дружески и даже не гуманно, но каждый должен следовать своему предназначению. Вот еще стихи, которые сочинил я на берегу моря…
Белеет парус одинокий
В тумане моря голубом.
Что ищет он в стране далекой?
Что кинул он в краю родном?
Играют волны, ветер свищет,
И мачта гнется и скрыпит;
Увы!– он счастия не ищет
И не от счастия бежит!
Струя под ним светлей лазури,
Над ним луч солнца золотой:
А он, мятежный, просит бури,
Как будто в бурях есть покой!
Прощайте же, прощайте!..
P. S. Мне бы очень хотелось задать вам небольшой вопрос, но не решаюсь написать. Коли догадываетесь – хорошо, я буду доволен; анет – значит, если бы я написал вопрос, вы не могли бы на него ответить.
Это такого рода вопрос, какой, быть может, вам и в голову не приходит».
Я полагаю, что ассоциация «Паруса» с Черным морем приходит уже из нашего времени, когда лермонтовская строка стала заглавием повести «Белеет парус одинокий» советского писателя Валентина Катаева: «…таял парус дедушкиной шаланды, легкий и воздушный, как чайка». У Катаева – действительно Черное море. Но у Лермонтова – Балтика под Петербургом.
Упомянутая поэтом в письме Наталья Алексеевна – это Столыпина, родная сестра бабушки поэта Е.А. Арсеньевой, бывшая замужем за своим дальним родственником Григорием Даниловичем Столыпиным. «M-lle Annette» – Анна Григорьевна Столыпина (1815–1892), дочь Натальи Алексеевны, племянница Е.А. Арсеньевой. «Знаменитая голова», о которой пишет Лермонтов,– это им же профессионально нарисованный живописный портрет в красках на стене одной из комнат в доме Лопухиных в Москве, на Молчановке.
Варвара Александровна Лопухина-Бахметева.
Акварель М.Ю. Лермонтова
На портрете представлен продолжавший будоражить воображение поэта испанский герцог Лерма, которого поэт полагал своим предком и образ которого привиделся ему во сне. Лермонтов в письме своем опасается, что портрет герцога уже стерт со стены, но портрет этот проживет там, где его поместил поэт-художник, более века. И погибнет портрет только в хрущевские времена, когда тогдашнему хозяину Кремля захочется увидеть Киев из окон своего кабинета, для чего проложат «по живому» трассу Нового Арбата. При этом пустят под нож бульдозера украшавшие Москву арбатские переулки – не пощадят тогда ни дом на Большой Молчановке, ни находившееся в доме творение кисти великого поэта. Именно тот портрет герцога Франсиско Лермы до нас не дойдет…
В постскриптуме письма речь идет о младшей сестре Марии Лопухиной, предмете страстной любви Лермонтова – Варваре Александровне Лопухиной (1815–1851). И снова в датах жизни влюбленных наблюдаем ту же роковую «рокировку цифр»: у Лермонтова 1814–1841, у Вареньки Лопухиной 1815–1851. С ее старшим братом Алексеем Александровичем Лопухиным (1813–1872) Лермонтов был очень дружен. Это на стене его комнаты в московском доме поэт в 1833 году нарисовал вышеупомянутый портрет герцога. Алексей Лопухин учился вместе с Лермонтовым в Московском университете.
Встреча с Варенькой Лопухиной случилась в 1831 году в Москве. А.П. Шан-Гирей пишет: «Будучи студентом, он был страстно влюблен… в молоденькую, милую, умную, как день, и в полном смысле восхитительную В. Лопухину; это была натура пылкая, восторженная, поэтическая и в высшей степени симпатичная… Чувство к ней Лермонтова было безотчетно, но истинно и сильно, и едва ли не сохранил он его до самой смерти своей…»
Вынужденная разлука с Варенькой, когда Лермонтов в 1832 году переехал из Москвы в Петербург, прервала их встречи, хотя поэт не переставал интересоваться судьбой Вареньки. Свидетельство тому – вышеприведенное письмо Лермонтова к М.А. Лопухиной. Вопрос, деликатно заданный Лермонтовым в его письме, Мария Лопухина разгадала и отвечала поэту в письме из Москвы в Петербург, что Варенька проводит однообразные дни, охраняющие ее «от всяких искушений». Профиль В.А. Лопухиной постоянно сопровождает страницы юнкерских тетрадей Лермонтова.
Между тем ряд обстоятельств, в том числе отъезд Лермонтова из Москвы на учебу в Школу гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров в Петербург, так и не позволили поэту соединить свою судьбу с Варенькой. В 1835 году она выходит замуж за тамбовского помещика Н.Ф. Бахметева, семнадцатью годами старше ее. Свадьба состоялась в мае, в том самом доме Лопухиных, в Москве, на Молчановке. По утверждению историка литературы П.А. Висковатого (1842–1905), Бахметеву казалось, что все, читавшие «Княжну Мери», узнавали в образах Веры и ее мужа чету Бахметевых.
Так это или не так, но определенно известно, что Бахметев принудил жену уничтожить письма Лермонтова, а также все его подарки и посвящения. Лермонтов воспринял замужество Вареньки как измену, и в стихах своих и в сердце своем горько переживал утрату. В июне 1838 года Варвару Александровну видели в Петербурге, с мужем и маленькой дочерью. А.П. Шан-Гирей пишет в воспоминаниях: «Бледная, худая, и тени не было прежней Вареньки, только глаза сохраняли свой блеск и были такие же ласковые, как и прежде».
О чувстве Лермонтова говорит постоянное обращение к образу В.А. Лопухиной (Бахметевой) в его творчестве. Не менее десяти стихотворений посвящены ей, а также третья редакция «Демона» и поэма «Измаил-Бей». В конце 1838 года поэт отправил В.А. Лопухиной список поэмы «Демон» (шестая редакция) с посвящением, а в 1840 или в 1841 году – последнюю, самую совершенную переделку поэмы. Павел Висковатый отмечает: «В романе «Герой нашего времени» симпатичный характер Вареньки Лопухиной раздвоен и представлен в двух типах – в образах Веры и Мери».
Уничтожавший в своей семье даже упоминание о Лермонтове Н.Ф. Бахметев, по счастью, один раз «промахнулся». В 1839 году, желая спасти хотя бы уцелевшие материалы, связанные с Лермонтовым, его рукописи и рисунки, Варвара Александровна на одном из германских курортов сумела передать их А.М. Верещагиной (баронессе Хюгель). В числе спасенных таким образом материалов сохранились три акварельных портрета В. Лопухиной работы Лермонтова. Таким в исторической ретроспективе встает перед нами образ этой замечательной москвички – Вареньки Лопухиной. В поэме «Сашка» Лермонтов вновь возвратился к теме своей любви:
Да, много лет и много горьких мук
С тех пор отяготело надо мною;
Но первого восторга чудный звук
В груди не умирает,– и порою,
Сквозь облако забот, когда недуг
Мой слабый ум томит неугомонно,
Ее глаза мне светят благосклонно.
Так в час ночной, когда гроза шумит
И бродят облака,– звезда горит
В дали эфирной, не боясь их злости,
И шлет свои лучи на землю в гости.
Напомним еще и еще раз о чрезвычайно краткой человеческой жизни великого поэта. Ровесники его, так или иначе соприкасавшиеся с ним по учебе или по службе, на десятилетия пережили его в земной жизни. Когда величие его гения было осознано, когда всякая новонайденная строка его стихов становилась событием, эти люди по-разному реагировали на вопросы, обращенные к ним. Иные отмахивались от вопросов, иные примазывались к посмертной славе поэта. Так, например, бывший дежурный офицер Школы юнкеров А.Ф. Лишин отмечал в воспоминаниях о М.Ю. Лермонтове: «Никто не подозревал, что это будущий великий поэт».
Творчество Пушкина – это некая гиперсфера, достигнуть которой и даже просто к ней прикоснуться дано немногим. Лермонтов – в числе этих немногих, и, очевидно, первый из них. Словно остриями столь любимых им гор он не только прикасается к пушкинской гиперсфере, но временами даже пронзает ее, уводя читателя в бескрайний космос, откуда смотрит и на землю, и на человека. Мотив этот звучит уже в стихотворении 1832 года: