Да и в чем можно упрекнуть семнадцатилетнюю девушку, уже по возрасту невесту на выданье? Разрыв с Ивановой вызвал у Лермонтова жажду смерти, чувство оскорбленной гордости. Но этот же разрыв дал прекрасную и страстную любовную лирику:
Я памятью живу с увядшими мечтами,
Виденья прежних лет толпятся предо мной,
И образ твой меж них, как месяц в час ночной
Между бродящими блистает облаками.
Мне тягостно твое владычество порой;
Твоей улыбкою, волшебными глазами
Порабощен мой дух и скован, как цепями,
Что ж пользы для меня, — я не любим тобой.
Я знаю, ты любовь мою не презираешь,
Но холодно ее молениям внимаешь;
Так мраморный кумир на берегу морском
Стоит, — у ног его волна кипит, клокочет,
А он, бесчувственным исполнен божеством,
Не внемлет, хоть ее отталкивать не хочет [31].
Срок взаимной любви был коротким. В конце мая — начале июня произошла окончательная размолвка. Да и сам Лермонтов ничего обещать своей Наталье не мог. Лермонтов писал в то время другу: «…мы с тобой не для света созданы — я не могу тебе писать: болен, расстроен, глаза каждую минуту мокры. — Много со мною было».
Вернувшись из Москвы от Ивановых, Лермонтов начинает писать пьесу о потрясших его событиях — драму. В ней под именем Владимира Павловича Арбенина Лермонтов выводит самого себя, под именем Натальи Федоровны Загоскиной — Иванову. Загоскина изменяет Арбенину, предпочтя его друга, она решает выйти за него замуж. К Арбенину она начинает проявлять все большую холодность, пренебрегая его страстными чувствами.
Наталья Иванова выходит замуж за Николая Михайловича Обрескова, но поэт и после замужества первое время продолжает посещать свою любовь. Увы, это приводит лишь к тому, что в порыве ревности Обресков уничтожает шкатулку со всеми письмами и автографами стихов Лермонтова, посвященных Η. Ф. И. Стихотворение «К*** (Я не унижусь пред тобою)» (1831) стало прощальным посланием Лермонтова в этом цикле.
Я не унижусь пред тобою;
Ни твой привет, ни твой укор
Не властны над моей душою.
Знай: мы чужие с этих пор.
Ты позабыла: я свободы
Для заблужденья не отдам;
И так пожертвовал я годы
Твоей улыбке и глазам,
И так я слишком долго видел
В тебе надежду юных дней,
И целый мир возненавидел,
Чтобы тебя любить сильней.
Как знать, быть может, те мгновенья,
Что протекли у ног твоих,
Я отнимал у вдохновенья!
А чем ты заменила их?
Арбенин не смог пережить разрыва с любимой женщиной, он сходит с ума. Становится и на самом деле «странным человеком»… К счастью, у Михаила Лермонтова был и другой выход. Во-первых, стихи и драмы, где он изливал все свои смятенные чувства. Во-вторых, были и другие красавицы в Москве. Вот и пришло, наконец, время Вареньки Лопухиной. Наталью Иванову ему оставалось лишь простить.
Я знал: то не любовь — и перенес;
Но отгадать не мог я тоже,
Что всех моих надежд, и мук, и слез
Веселый миг тебе дороже!
Будь счастлива несчастием моим
И услыхав, что я страдаю,
Ты не томись раскаяньем пустым.
Прости! — вот всё, что я желаю[32].
Еще встречаясь с Натальей Ивановой, посвящая ей стихи, страдая от ее измены, поэт уже знакомится в близкой ему семье Лопухиных с младшей сестрой своего друга Алексея Лопухина — Варенькой. История их любви и до сих пор полна загадок. Впрочем, почти все любовные истории Михаила Юрьевича Лермонтова всплыли где-то через три десятилетия как минимум. Пожалуй, только роман с княгиней Марией Щербатовой был известен изначально, и то из-за дуэли Лермонтова с сыном французского посла молодым Эрнестом де Барантом.
Многие уверены, что Варенька Лопухина была главной любовью поэта. Так ли это, рассудит дальнейшая история. Но и самой Варенькой Лопухиной, и ее мужем Η. Ф. Бахметевым были уничтожены все упоминания о Михаиле Лермонтове, вся возможная переписка, автографы стихов. Да и была ли эта переписка?
Об истории возможной любви впервые рассказал в биографии поэта П. А. Висковатый: «В 1880 году я, наконец, от родственников любимой им женщины… получил первые точные сведения об ее отношениях к поэту…» Но и он вынужден был молчать. Познакомились они, по-видимому, в 1832 году, зимой. В неоконченной повести «Княгиня Лиговская» Лермонтов в Вадиме выставлял себя, в Ольге — ее. Уже в 1831 году появляются и стихи, посвященные новой возлюбленной. Хотя отношения у них так и оставались вполне платоническими.
У ног других не забывал
Я взор твоих очей;
Любя других, я лишь страдал
Любовью прежних дней;
Так память, демон-властелин,
Всё будит старину,
И я твержу один, один:
Люблю, люблю одну!
Принадлежишь другому ты,
Забыт певец тобой,
С тех пор влекут меня мечты
Прочь от земли родной.
Корабль умчит меня от ней
В безвестную страну,
И повторит волна морей:
Люблю, люблю одну!
И не узнает шумный свет,
Кто нежно так любим,
Как я страдал и сколько лет
Я памятью томим.
И где бы я ни стал искать
Былую тишину,
Все сердце будет мне шептать:
Люблю, люблю одну! [33]
Замечу, что в это же время он еще не забывал ни о Ивановой, ни о Сушковой, чередуя любовные послания. Но чем-то всё же эта не самая красивая, не самая светская девушка его поразила. Может, он и решил где-то подсознательно — вот и нашел то, что ему надо в поэзии.
Впрочем, еще 4 декабря 1831 года он пишет в своих заметках: «2-го декабря: св. Варвары. Вечером возвратясь. Вчера еще я дивился продолжительности моего счастья! Кто бы подумал, взглянув на нее, что она может быть причиною страдания…» Значит, увлекся всерьез, и впервые еще в Москве услышав о ее предполагаемом замужестве, сильно расстроился. Впрочем, в тот раз известие было ошибочным, Варенька еще не собиралась замуж. Ее сватали родители, но Варя не согласилась с их выбором. Если она была в своих решениях столь самостоятельна, кто бы помешал самому Лермонтову попытать счастья? Но не тут-то было. Любовь отдельно, женитьба отдельно. Или словами достаточно автобиографичного Печорина: «Как бы страстно я ни любил женщину, если она даст мне только почувствовать, что я должен на ней жениться, — прости любовь! Мое сердце превращается в камень… Я готов на все жертвы, кроме этой, двадцать раз жизнь мою, даже честь поставлю на карту, но свободы моей не отдам. Это какой-то врожденный страх, необъяснимое предчувствие… Ведь есть люди, которые безотчетно боятся пауков, тараканов, мышей…» Поэтому не будем всерьез относиться к коварным изменам любящих Михаила Лермонтова женщин. Им надо было устраивать жизнь, а их любимый поэт всячески избегал этой темы. Он предпочитал любить в своих стихах.