Пряди волос сходят с тропинки и вьются по деревьям, где, без сомнения, натянуто еще больше сетей. Это все гигантская ловушка, но зачем? Для чего?
Я никогда в жизни не бегала так быстро. Легкие горят. Накидка бешено развевается позади меня. Но я все еще недостаточно быстрая. Позади нас, там, где кончаются волосы, виднеется последняя красная тропинка. Через несколько мгновений она проносится мимо нас и устремляется вперед, петляя между деревьями.
– Скорее! – кричу я Акселю, хотя он, вероятно, не может двигаться быстрее с тремя рюкзаками, которые несет. – Мы не можем упустить ее. – Но уже слишком поздно. Последний красный волосок скользит по обнажившимся корням сосны в двадцати футах от нас и пропадает из виду. – Нет! – Я мчусь за ним, но, когда добегаю до сосны и заглядываю за нее, у меня сжимается грудь. Тропинка, волосы, моя надежда спасти Хенни – все исчезло.
В глазах защипало. Я стираю непрошеную слезу и сжимаю кулаки. Я снова бегу. Залетаю в чащу. Продираюсь сквозь плотное переплетение ветвей. Пробираюсь сквозь высокую траву.
Нигде нет ничего красного, кроме моей накидки и шарфа Акселя. Рыдание подступает к горлу. Я отпускаю его, и из меня вырывается крик разочарования.
– Клара, стой! – Аксель хватает меня за руку, но я отталкиваю его и продолжаю продираться сквозь заросли. – Остановись! – Он бросает рюкзаки, хватает меня за плечи и разворачивает к себе лицом. – Ты не знаешь, куда идти. Ты ничем не поможешь Хенни, если заблудишься.
Мой взгляд острый как бритва и наполнен такой яростью, что он мог бы сжечь этот лес дотла. Но глаза Акселя нежны и полны понимания. В его взгляде отражается волнение за меня, но, может быть, я ошибаюсь и это его собственный страх. Я стискиваю зубы. Сочувствие мне сейчас не поможет.
– Мы не можем просто стоять на месте!
– Я знаю, но нам нужно подумать, а тебе отдохнуть. Где та осторожная девушка, которая потратила годы на создание идеальной карты этого леса?
– Помогла ли эта карта нам хотя бы раз? – парирую я.
– Это неважно. Я лишь прошу тебя держать себя в руках.
Я резко выдыхаю, все внутри меня кипит. Он прав, но он не понимает. При всем моем тщательном планировании я всегда намеревалась отправиться сюда одна. Взять с собой Акселя – это одно, его роль предсказана бабушкиными картами, но Хенни никогда не должна была появиться здесь.
– Она… – У меня пропадает дар речи. Слезы застилают глаза. – Она не должна была приходить сюда. – Не она должна умереть. – Что, если она… – Я прячу лицо в ладонях, и плечи содрогаются от беззвучного всхлипа. Я пытаюсь отвернуться, но Аксель не отпускает меня. Он прижимает к себе и успокаивающе проводит рукой по волосам, которые падают на капюшон, свисающий с моих плеч.
– Хенни жива, – уверенно говорит он.
– Откуда ты знаешь?
– Оттуда же, откуда я знаю, что Зола жива. Оттуда же, откуда ты знаешь, что твоя мама все еще жива.
– Это значит, Хенни стала Потерянной?
– Возможно.
Слеза скатывается из уголка моих крепко зажмуренных глаз. Потерянный мертв, если ты никогда больше не увидишь его. А мы не нашли больше ни души в этом лесу.
– Как мы найдем ее? – Как мы найдем хоть кого-то?
Аксель мгновение молчит.
– Мы вернемся туда, где последний раз видели красные волосы. Они должны были оставить след на земле, как это делает вода после высыхания русла реки. Все, что нам нужно сделать, – это…
Он замолкает, когда в утреннем воздухе разносится далекая мелодия. Я отрываюсь от его груди и прислушиваюсь. Кто-то поет. Женщина. Это не мама. У нее был приятный голос, но не настолько красивый. И это не Хенни.
Я встречаю вопросительный взгляд Акселя и расплываюсь в осторожной улыбке. По моим рукам и ногам разливается тепло.
– Мы не одни, – шепчу я, как будто, если скажу громче, это может спугнуть женщину.
Уголок его рта приподнимается.
– Видишь? Я знал, что в конце концов нам повезет. – Он протягивает мне мой рюкзак и, придерживая свой и Хенни, поправляет лямки на плече. Мы меняем направление и идем на звук голоса.
Впереди деревья начинают редеть там, где чаща расступается. Лучи солнечного света падают на нас, и пылинки искрятся в их лучах, как золотая волшебная пыльца. Голос женщины звучит теперь отчетливее. Я улавливаю некоторые слова, которые она поет:
Дорогой, вернись ко мне,
Золотистый мед.
Красные цветы.
Я прогоню волка-убийцу.
Я не узнаю мелодию, но она в минорной тональности и звучит словно колыбельная или мольба о возвращении любимого.
Я направляюсь на звук, лихорадочно соображая, кто бы это мог быть. Точно не Зола, иначе Аксель бросился бы вперед, оставив меня бежать за ним.
Я бросаю на него быстрый взгляд.
– Как ты думаешь, кто?..
Что-то щекочет мне щеку. Я пытаюсь смахнуть это, но оно прилипает к моим пальцам и волосам.
Я попала в паутину.
Я резко втягиваю воздух. Хороший знак. Значит, я скоро найду подругу. С улыбкой на лице я ускоряю шаг.
Мы выходим из чащи на широкую поляну, окруженную огромными елями. Над ними возвышается башня, которая, возможно, когда-то была сторожевой. Ее древние камни покрыты лишайником, мхом и плющом.
Никто в деревне не рассказывал мне о здешней одинокой башне, но говорят, что в Лесу Гримм находятся руины каменной крепости. Много веков назад в самом сердце этого горного хребта произошла великая битва. Никто не помнит, из-за чего началась война и кто с кем сражался. Границы стран тогда были другими. Но по легенде, каждый солдат, который погиб здесь, превратился в дерево и этот густой лес пустил корни из их крови, плоти и костей.
Это одна из тех страшных историй, которые всегда приводили меня в восторг, вроде тех, что читала бабушка, когда я была маленькой, но в то же время в которые я никогда не верила. Дерево никогда не могло быть человеком. Но кое-что из этой истории могло быть правдой. Давным-давно здесь могло произойти сражение, и где-то в этом лесу могла скрываться крепость. Даже до проклятия жители деревни старались не заходить слишком далеко в эти леса, опасаясь, что не найдут дорогу обратно.
Аксель поравнялся со мной.
– Смотри. – Он указывает куда-то вдаль.
Я была настолько поглощена высотой башни и кольцом ее зубцов, что не заметила того, что заметил он, – красной ленты, протянувшейся вдоль земли. Она, извиваясь, приближалась к основанию башни, примерно в пятидесяти ярдах от нас.
Мое сердцебиение учащается. Возможно, Хенни не стала Потерянной.
Мы спешим к башне. С ближней стороны у нее нет дверей. Когда мы обходим ее с другой стороны, то там тоже не находим вход. Единственное открытое место – высокое окно. Подобно водопаду, красные волосы поднимаются по башне и струятся в окно.
– Хенни. – Мое дыхание замирает. Ее завернутое в кокон тело почти достигло окна. Я тяну за красные волосы, но не могу помешать им стремиться вверх. Повинуясь внезапному порыву, я прыгаю на них. Обхватываю волосы руками и ногами и позволяю им тянуть меня вверх. Я не могу потерять Хенни.
– Клара! – Аксель бросается ко мне, но я уже слишком высоко. Кончики его пальцев скользят по носку моего ботинка, когда он прыгает к моей лодыжке.
– Это единственный путь наверх!
Он ругается, но следует за мной, хватаясь за волосы, когда они поднимаются вверх по башне.
Приглушенный крик Хенни пронзает мои уши. Ее нос и глаза открыты, волосы так и не закрыли их. Внезапно я вижу, что происходит: существо, похожее на паука, выползает из окна и путается в красном – нет, это существо и есть источник красного. Это его волосы. Это… это человек.
Женщина спускается вниз головой по собственным волосам, обхватив их руками и ногами, и быстро скользит вниз, опускаясь быстрее, чем поднимаются ее волосы. Я разинула рот, пытаясь понять, как ей это удается.
Я замечаю большой крючок сбоку от окна. Прядь ее волос обмотана вокруг него, образуя страховочный трос на случай, если она упадет. Хотя часть волос закреплена на крючке, основная часть продолжает подниматься. Возможно, в башне есть система подъемных устройств, которые поднимают ее волосы.
Женщина одета во все черное, от облегающей шерстяной рубашки с длинными рукавами до тонких шерстяных лосин. Она без обуви. У нее свирепое выражение лица. Животное, вот почему я сначала не узнала ее.
– Фиора? – Неверие сквозит в моем голосе.
Аксель, висящий на волосах слева от меня, качает головой.
– Этого не может быть.
Фиора Винзер была одной из первых жительниц деревни, которая потерялась в Лесу Гримм, всего через четыре месяца после того, как пропала моя мать. Она всегда была замкнутой, как и ее отец-отшельник, но, в отличие от него, при необходимости все же выходила из дома. Время от времени она приходила на нашу овцеводческую ферму, чтобы купить пряжу или обменять ее на свои услуги. Фиора была ткачихой, и мама говорила, что у нее был впечатляющий ткацкий станок, который передавался в ее семье из поколения в поколение. Ей было около тридцати, и она занималась ткачеством с детства. Судя по сетям, развешенным на деревьях, она плетет до сих пор.
– Представь, что ее волосы убраны назад под шапочку, – говорю я Акселю. Фиора всегда немного стеснялась своих ярко-красных волос.
– И забыть, что они длиной в несколько миль? – сухо добавляет он.
Я растерянно киваю, пожимая плечами. Понятия не имею, как объяснить их чрезмерную длину. Но это неважно. Сейчас главное – помочь Хенни.
– Фиора? – кричу я.
Продолжая спускаться вниз головой, она только что достигла завернутого тела Хенни. Она собственнически сжимает его и смотрит на нас. Я не могу понять выражение ее лица. Мы уже на четверть высоты башни, а она всего в нескольких футах под самым верхним окном. Как только она слышит, что я зову ее, красные волосы перестают подниматься.
– Здесь нет никого с таким именем, – отвечает она. Голос у нее дикий и гортанный, совсем не похожий на ее яркое сопрано.