Он приоткрывает рот, осознавая, что изменилось за ночь.
– Вот как они стали Потерянными. – Я подтягиваю колени к груди. – Мама, Зола, Фиора… каждый пропавший житель деревни. – Я качаю головой, когда боль сжимает мое сердце. – Почему я думала, что с нами этого не случится?
– Эй. – Аксель садится и придвигается ближе, обнимая меня сильной рукой. – Мы нашли реку. Это уже что-то. И она осталась на месте, пока мы спали. А значит, мы можем ориентироваться на нее. А еще мы можем пить и рыбачить и не умрем от голода и жажды.
– Я пришла сюда, не чтобы просто выжить.
Он прижимает меня к себе.
– Клара, мы найдем твою маму.
Я утыкаюсь головой в изгиб его шеи, чтобы он не увидел моих подступающих слез.
– Как?
– Представь себя на ее месте. В конце концов, она бы нашла одну из рек, как это сделали мы, и придерживалась бы ее по тем же причинам, что и мы.
Я прикусываю губу, обдумывая его слова.
– Каждая из рек пересекается с другой в какой-то точке леса. На северо-западе река Снежка впадает в Бремен, а на юго-востоке Бремен впадает в Дроздобород.
– Именно. Реки станут нашим новым маршрутом. Если мы будем держаться их, то наконец найдем всех, кого ищем.
– Но Фиора была не около реки, – отмечаю я.
Он пожимает плечами.
– Она была близко к одной из них. В любом случае она не лучший пример. Мы все сочли ее не в себе.
Из меня вырывается смешок, но я сразу же поджимаю губы. Фиора не виновата, что лес свел ее с ума. Может быть, я все еще могу спасти ее. Ее странные волосы и их магия, должно быть, каким-то образом связаны с проклятием. Если я смогу найти Sortes Fortunae и использовать, чтобы разрушить проклятие, возможно, волосы Фиоры станут нормальными и она перестанет быть такой жестокой.
– Возможно, найти Потерянных будет не так уж сложно, – соглашаюсь я. – Большая проблема в том, что ни одна из этих рек не ведет обратно в Лощину Гримм. Как ты отведешь всех домой?
– Мы.
Я бросаю на него пустой взгляд.
– Ты хотела сказать, как мы отведем всех домой?
– Я сказала… – Я качаю головой… – Да, конечно мы. – Я не рассказала ему о картах, предсказавших мое будущее. Он знает только по Пронзенных Лебедей, но не про Полночный Лес и Клыкастое Существо.
Он не знает, что я должна умереть здесь.
Он целует меня в макушку, и меня обдает теплом. Я зарываюсь пальцами ног в траву, борясь с желанием прижаться к нему поближе. Я напоминаю себе, что говорила Фиоре об Акселе: «Мы просто хорошие друзья. Друзья, которые любят друг друга». Я не могу позволить его обаянию усилить мои чувства. Он предназначен для Золы, и по причинам, известным только судьбе, они нужны мне как пара, чтобы помочь в этом путешествии.
– Мы зашли так далеко, – говорит он. – Мы придумаем способ, как справиться со всем остальным, когда доберемся до этого.
Я закрываю глаза и представляю, что у меня есть еще одно желание и что мне не нужна Книга Судеб, чтобы исполнить его.
Я хочу, чтобы Аксель оказался прав.
Глава 15
На деревьях видны чьи-то лица. Я обращаю на них внимание к концу второго дня, когда мы продолжаем идти вниз по течению реки. В вечернее время, когда свет постепенно сгущается и становится легче поверить в то, что я не сочла бы возможным, если бы солнце все еще светило.
Сначала я подумала, что зрение обманывает меня. Я устала, проголодалась и беспокоюсь, что после того, как мы сбежали от Фиоры, не встретили ни одного Потерянного. Может быть, я выдумываю людей от чистого отчаяния. Но почему я представляю их искаженные гримасой боли лица? Сучки и выступы на стволах – это их ревущие рты, сведенные брови и полные ужаса глаза.
Аксель и Хенни, должно быть, не видят их, иначе они бы что-нибудь сказали. Я сама слишком боюсь говорить об этих лицах, опасаясь, что впадаю в безумие, как Фиора.
Когда мы ложимся спать, то не разжигаем костер. Вокруг нет сухостоя. Теперь слово «сухостой» приобретает совершенно новое значение, и я задаюсь вопросом, не превратились ли мертвые люди в деревья. Забавно, но эти деревья живые, если не считать ясеня, в который ударила молния. Или, возможно, я ошибаюсь. Может быть, люди в деревьях все еще живы, но заперты под корой.
Есть ли среди них мама?
На следующий день мы особо не разговариваем. До сих пор любое молчание между нами было приятным, но теперь тишина напрягает, разрывая стежок за стежком швы, скрепляющие мою уверенность.
Измученные лица можно увидеть не на каждом дереве, мимо которого мы проходим. Они любят прятаться за нетронутыми дубами, гордыми лиственницами и благородными елями. Я вижу их краем глаза, как будто они хотят, чтобы я обернулась и взглянула на них еще раз. Я стараюсь этого не делать. Перевожу взгляд на реку и заставляю себя поверить, что у моей матери все еще есть плоть и кости.
На пятый день, когда мы идем вдоль реки, у нас заканчивается еда. Мы пытаемся собирать ягоды, но все, что нам попадается: паслен, ландыш и адамов корень – все они ядовиты. На некоторых лицах на деревьях теперь кривые улыбки.
– Завтра нужно порыбачить, – говорит Аксель.
До сих пор мы не решались останавливаться ради рыбалки, потому что это означает задержку в пути и никто из нас не любит есть рыбу сырой, но сегодня Хенни пришла в голову мысль развести небольшой костер из сосновых шишек для приготовления пищи. Обычно сосновые шишки используют только для растопки, так как они недолго горят, но Аксель предложил обмазать их сосновой смолой, чтобы они дольше горели. Надеюсь, этого времени хватит, чтобы запечь форель.
На следующее утро Аксель встает раньше меня. Он сидит в шести футах от нас и пытается вдеть нитку в одну из иголок Хенни. Я улыбаюсь, наблюдая за ним. Когда он сосредотачивается, он слегка высовывает язык, и это совершенно очаровательно.
Я приподнимаюсь, одна нога согнута, другая выпрямлена; я все еще привязана к Хенни. Воздух свежий, поэтому я натягиваю капюшон, чтобы защититься от холода.
– Ты шьешь мне новое платье? – подшучиваю я над Акселем.
Он кивает, не отрывая взгляд от иголки.
– На нем будут рюши, бантики и все те пышные детали, которые нравятся девушкам.
– Пышные детали? – усмехаюсь я.
– Рукава, юбки… – Уголок его рта приподнимается. – Не делай вид, что не знала о пышных деталях.
– Я предпочитаю пышки. – Мой желудок издает своевременное урчание, и я отвязываюсь от Хенни. – Пожалуйста, скажи мне, что у нас есть какая-то выпечка.
– А как насчет рыбы? Когда я согну иглу, из нее получится крючок, а нитка Хенни станет леской. Все, что нам нужно, – это молодое деревце как удочка.
– Так у меня не будет нового платья?
Не обращая внимания на мои слова, он рычит на иглу, бормоча что-то неразборчивое.
– Не поможешь мне вдеть нитку? Я занимаюсь этим последнюю четверть часа.
Я подползаю и смотрю поближе. Это движение вызывает у меня острую боль в позвоночнике, но она проходит, когда я устраиваюсь поудобнее рядом с Акселем.
– Это потому, что тебе нужно облизать кончик нитки.
– Облизать?
– Тебе правда не пришло это в голову? – Смешок вырывается из меня. Он пытается придумать оправдание.
– Что ж, пришло бы, если бы я не умирал с голоду. Мой мозг уже начал есть сам себя.
Я придвигаюсь ближе и легонько касаюсь его руки.
– Если ты вденешь нитку в иголку, я расскажу тебе секрет, – говорю я так, словно это вызов.
Голубая радужка его глаз подозрительно сужается.
– Какой секрет?
– Тот, который поможет тебе быстрее насытиться.
Он хмыкает, словно не верит мне, но затем сдается и бормочет.
– Ладно. – Он облизывает нитку. И она с легкостью проходит через ушко иглы. Он стонет и смеется над собой. – Мне стоило попросить твоего совета гораздо раньше.
– Или ты мог спросить меня, взяла ли я с собой рыболовные снасти.
Он замирает.
– Ты не могла. Это невозможно. Я видел все, что лежало в твоем рюкзаке.
Я присаживаюсь на корточки.
– Ты не заглядывал в жестяную коробочку?
У него открывается рот.
– Жестяную коробочку? Но на ней нарисована девушка, танцующая под луной, – восклицает он. – Я думал, в ней… женские штучки.
– Женские штучки?
– Для личного пользования, для личного времени! – Он неопределенно, но раздраженно взмахивает рукой в воздухе. – Я не знаю, что ты там хранишь! Это не мое дело!
Я запрокидываю голову и разражаюсь хохотом.
Хенни просыпается, ее ноздри раздуваются, и она широко зевает.
– Что смешного?
– Аксель, – тут же отвечаю я. Он сердито смотрит на меня, но я замечаю, как он усердно борется, чтобы не засмеяться вместе со мной. – Он подумал, что мои рыболовные снасти – это коробочка с «женскими штучками».
Он взмахивает руками.
– В следующий раз нарисуй на ней рыбу!
– Аксель, девочки тоже могут рыбачить.
Хенни смотрит на него затуманенным взглядом, совершенно не понимая нашего разговора.
Я так сильно смеюсь, что у меня болит живот и я едва могу сидеть прямо.
– Вы двое просто бесподобны. Никогда не меняетесь.
– Все. С меня хватит. – Аксель поднимается на ноги. – Ты больше не будешь надо мной смеяться. Пора выбить из тебя это безумие. – Он хитро улыбается.
– Что ты…
Он бросается на меня со своей иглой. Я вскрикиваю и вскакиваю на ноги. Он гоняется за мной по поляне, на которой мы разбили лагерь, притворяясь, что собирается проткнуть меня. Это не мешает мне смеяться. Смех становится похожим на гогот.
– Я не твоя подушечка для иголок! – кричу я.
Он догоняет меня. Он всегда бегал быстрее. Но я меньше, и в этом есть свои преимущества.
Я ныряю в узкую щель в подлеске и выбираюсь с другой стороны. Теперь я уже далеко от реки, и впереди маячит густой лес. Я безрассудно мчусь вперед с широкой улыбкой на лице.
Это самое замечательное облегчение – на мгновение забыть о своих тревогах и притвориться, что я обычная девочка, играющая с очаровательным мальчиком в лесу, который не заколдован, не населен привидениями и не предназначен для того, чтобы убить меня.