Я переплетаю пальцы и кладу руки на колени.
– Была еще одна девушка, Фиора, Рапунцель.
Она наклоняется ко мне.
– О, и по твоим глазам я вижу, что она была опасным человеком, да?
Я смаргиваю образ Хенни, которую тащат по лесу, окутанную огненно-красными волосами Фиоры.
– У нее была склонность к удушению.
– Вот видишь! – Зола взмахивает руками. – Никогда не знаешь, когда можешь столкнуться здесь с другом или врагом, а я научилась защищать себя. – Она берет мою ложку и опускает ее в рагу. – Знаешь, что я еще чувствую, когда смотрю в твои глаза, Клара?
Я думаю об Акселе и о теплом прикосновении его тела под платаном, о том, как я забыла обо всем, к чему стремилась, отчаянно желая его поцелуя.
– Что?
– Ты можешь стать моей подругой. – Она подносит ложку ко рту. – Тебе не нужно бояться меня. – Ее горло сжимается, когда она проглатывает.
Я расслабляюсь. Она прошла тест Олли, рагу не отравлено. Я заглядываю в миску, и у меня урчит в животе при виде всех этих свежих овощей, плавающих в бульоне с травами.
– Пахнет действительно потрясающе.
– Спасибо. – Ее щеки покрываются нежным румянцем. – Я приложила немало усилий, чтобы сделать его вкусным.
Я подцепляю ложкой рагу и отправляю его в рот. Как только оно попадает на язык, я закрываю глаза и невольно издаю стон. Грибы по вкусу напоминают трюфели редких сортов, а тушеное мясо идеально приправлено. Я не помню, чтобы в своей жизни ела что-нибудь и вполовину такое вкусное, хотя подозреваю, что это в основном из-за того, что я голодала.
– Я знала, что тебе понравится, – просияла Зола.
– Это превосходно! – Легко сделать комплимент, когда все, что может вспомнить мой язык, – это вкус хлеба из деревни.
Я съедаю половину миски, почти забывая дышать в спешке, чтобы запихнуть все рагу в себя.
– Осторожнее, дорогая, – смеется Зола. – У тебя сведет желудок, если ты будешь есть слишком быстро.
Я заставляю себя жевать пищу, прежде чем проглотить ее, смеясь вместе с ней и вытирая капельки бульона, стекающие по подбородку. Могу поспорить, что, когда Зола ест, она не проливает на себя ни капли. Она образец утонченной элегантности. Даже с растрепанными волосами и пятнами грязи на коже она воплощение редкой красоты. У нее длинные темные ресницы, а нижняя губа от природы пухлая, что придает ей такой вид, словно она готова к поцелую в любой момент.
Сколько раз Аксель целовал ее?
Я ставлю миску на землю. Мой желудок действительно начинает сводить спазмами, хотя, возможно, это из-за того, что я собираюсь сказать.
– Может, ты помнишь другое имя из прошлого. – Нервозность пробегает по моим пальцам рук и ног. – Аксель Фурст.
Как только его имя слетает с моих губ, мне хочется забрать их назад. У меня такое чувство, будто я раскрыла великую тайну, хотя и не уверена почему.
Между бровями Золы пролегают две тонкие, идеальные морщинки.
– Аксель, – повторяет она, и пульс у нее на горле учащается. – Он принц?
Я едва сдерживаю смех, но я могу представить Акселя, окруженного золотом восходящего солнца, прогуливающегося с моим отцом среди овец на нашем пастбище. Вспоминаю его шепот: «Клара, мы найдем твою маму». Я чувствую нежное прикосновение его губ к моей макушке и к моим закрытым глазам.
– Возможно.
Зола разглаживает юбку своего свадебного платья, которую она расстелила на мехах.
– Я жду, когда придет мой принц. Возможно, это он.
– Возможно, – отвечаю я, но я точно знаю, что это он. Он и Зола – Пронзенные Лебеди, их изогнутые шеи образуют сердечко на бабушкиной раскрашенной гадальной карте. – Ты сказала, что не можешь уйти, пока тебя не найдут, – напоминаю я ей. – Ты имела в виду, пока тебя не найдет принц?
На глазах Золы появляются слезы, и она кивает, ее взгляд блуждает и становится отстраненным.
– Понимаешь, я потеряла его. И потеряла свою фату. Я сделала то, что просила книга… Я попросила женщину покрасить ее в красный цвет. Я думала, это защитит меня и моего принца, объединит нас. – Слеза скатилась по ее щеке. – Но мы все равно потеряли друг друга.
– Женщина покрасила твою фату в красный? – Я наклоняюсь ближе. – Что за женщина? Моя мама, Розамунд Турн?
У мамы был опыт использования редкого красного колокольчика в качестве краски. Но как она могла помочь Золе? Свадьба Золы должна была состояться в прошлом году, а мама пропала три года назад.
Зола качает головой, словно мать, разговаривающая с ребенком, который никогда не научится.
– Имена, Клара. Они ускользают. Во мне есть только место для разбитого сердца и надежды. И моего принца… он и то и другое.
И снова на меня давит великая тайна, хотя я уже назвала ей имя Акселя. Но Зола не помнит, что это тот самый парень, которого она ждала, и она не знает, что я нашла ее красную фату. У меня есть ответы, которые она так долго искала.
Я должна рассказать о ее роли в разрушении проклятия. Пронзенные Лебеди были на картах, которые вытянула для меня бабушка, так же как и Клыкастое Существо, Полночный Лес и Красная Карта. И бабушка предупреждала меня, что судьбу нужно держать в равновесии, иначе Вершитель Судеб ничего не сможет изменить.
Зола и Аксель как пара, так или иначе, необходимы в моем путешествии, независимо от того, являются ли они символом настоящей любви или несчастными влюбленными. Я знаю это, я искренне верю в это, но эгоистичная часть меня хочет убежать из этой лощины и сжечь фату Золы, а также память о бабушкиных картах. Я хочу сбежать с Акселем в нижние долины, где не существует проклятий, где судьба – это просто слово, а будущее может быть таким, каким пожелает человек.
Я сжимаю руки и делаю глубокий вдох. Моя роль как Вершителя Судеб связана со спасением моей матери. Я выбираю ее. Я всегда буду выбирать ее.
– Что, если я скажу тебе, что Аксель отправился в путешествие вместе со мной и мы нашли…
– Клара?
Мое сердце замирает при звуке его голоса. Я смотрю мимо Золы на густую линию елей, в направлении, противоположном тому, в котором я пришла.
Появляется Аксель с Хенни. Он держит мой рюкзак, из-под которого выглядывает красная фата Золы.
Его глаза встречаются с моими. На его лице отражается смесь бурных эмоций.
– Ты ранена? – Он делает шаг ко мне. – Волчица..? – Его взгляд блуждает по мне. – Мы нашли ее следы, пошли по ним, и…
– Я в порядке. – Я выдавливаю улыбку. Он не заметил Золу, только бросил беглый взгляд на ее затылок. И она не повернулась к нему. Она неглубоко вдыхает и смотрит на меня большими безумными глазами. Похоже, она боится, что, взглянув на него, разрушит иллюзию того, о чем, должно быть, кричат все ее чувства, что ее принц наконец-то пришел.
– Она позаботилась обо мне. – Я указываю на Золу.
Аксель замирает… словно он один из созданий из зверинца Золы. Но Хенни делает осторожный шаг вперед.
– Кто позаботился о тебе? – Ее голос пропитан призрачной надеждой.
Я сглатываю и встречаюсь взглядом с Акселем, пытаясь уловить в нем голубизну реки и последние крупицы нежной привязанности, которые он, возможно, когда-либо испытывал ко мне.
– Она называет себя Золушкой.
Глава 19
Как грациозная танцовщица, Зола встает и поворачивается лицом к Акселю, стоящему в двенадцати футах от нее. Хенни ахает и прижимает руку к груди. Руки Акселя обмякают. Мой рюкзак сползает с его плеча и с громким стуком падает на землю.
– Ты жива, – шепчет он. – Я знал, чувствовал, не терял надежду, но все же… – Он проводит руками по волосам, затем по лицу и прикрывает нос и рот. Он делает долгий прерывистый вздох. – Я нашел тебя.
Мое зрение затуманивается, когда я наблюдаю за ним и его счастьем. Я стараюсь не зацикливаться на том, как он смотрит на Золу. Вместо этого я обращаюсь мыслями к своей матери. Так ли я отреагирую, когда найду ее? Или я разревусь? Или, может, рассмеюсь? У меня щемит в груди при мысли об этом.
Аксель бросается обнять Золу. Как и в случае со мной, девушка отшатывается, прежде чем он успевает прикоснуться к ней. Аксель замирает. Мышцы на его горле напрягаются.
– Прости, Зола.
– Золушка. – Ее упрек не холодный, а настойчивый, как будто ее новое имя – это тоже одна из немногих вещей, для которых она может найти место и за которые должна цепляться, чтобы не сойти с ума.
Аксель морщит лоб, глядя на нее.
– Я буду звать тебя Золушкой, если ты так хочешь. – Он делает еще один глубокий вздох. – Прости, Золушка. Прости, что не смог спасти тебя, когда ты вошла в лес.
Я представляю, что он, должно быть, вспоминает, хотя меня там не было: Зола в свадебном платье и красной фате, словно во сне, идет по опушке леса накануне дня их свадьбы, а Аксель не в силах остановить ее, когда деревья загораживают ему проход.
– Прости, что ты так долго была вдалеке от своей семьи. Прости… – его голос срывается. Он опускает взгляд на заношенные ботинки, – за все.
– И меня прости, – говорит Хенни, отвлекая меня от мыслей о воссоединении Акселя и Золы. Этот момент, должно быть, тоже ошеломляет ее, хотя до сих пор она молчала. Она словно оглушена до состояния, близкого к параличу, и хватается за ствол молодой осины в поисках опоры, как будто ее колени вот-вот подогнутся.
Не обращая внимания на слова Хенни и ее шоковое состояние, Зола и глазом не моргнула в сторону сестры. Она как будто даже не слышит ее. Вместо этого она наклоняет голову к Акселю, который поглощает ее внимание. Она осторожно обходит его, оценивая одежду, рост и все, что связано с внешностью. Своими тонкими длинными пальцами она дотрагивается до его щеки, линии подбородка, горла. Я чувствую, что она пытается вспомнить его способами, которые проникают глубже, чем тайники ее сознания, и это действие носит интимный, личный характер.
Хенни, даже в таком смятении, сумела отвести взгляд. Я пытаюсь отвернуться, но не могу. С каждым мгновением я чувствую себя младше, меньше и незначительнее, когда рука Золы скользит по груди и животу Акселя и спускается по его бедрам.