Могли бы их свадебные клятвы быть более связывающими, если бы их произнесли, когда на ней была красная фата?
– Как хорошо ты знала Акселя до того, как Розамунд стала Потерянной? – спрашивает Хенни свою сестру.
– Акселя? – Зола хмурится.
Аксель бросает на меня обеспокоенный взгляд. Я бы подняла шесть пальцев, но у меня на руках внезапно оказалось двадцать, и я не могу их различить.
– Твоего принца, – объясняет Хенни. – И посмотри, что он принес тебе. – Она открывает мой рюкзак и вытаскивает то, что мама покрасила для меня.
– Накидку? – Зола выглядит растерянной.
– Нет. – Хенни бросает накидку мне. Я пытаюсь поймать ее, но мои руки слишком медленные. Накидка опускается на колени, пока мои руки все еще подняты.
Хенни дальше роется в рюкзаке. Она вытаскивает длинную прозрачную фату из красного муслина.
– Это.
Губы Золы медленно раскрываются в изумленной, идеальной букве «О».
– Видишь? – Хенни улыбается так, словно только что преподнесла своей сестре подарок, превосходящий все, что когда-либо могла подарить человеку Sortes Fortunae. – Он правда твой потерянный принц.
Мертвые полевые мыши хлопают крошечными передними лапками около совы.
– Потерянный принц, потерянный принц! – восклицают они.
– Мой прекрасный принц? – ахает Зола.
Теперь мыши танцуют.
– Прекрасный принц! Прекрасный принц!
Сова ухает, ероша перья. Олененок встает и прыгает по лощине. У него две головы. Грибы с красными пятнами увеличиваются в три раза и излучают радужное сияние.
В оцепенении я поворачиваюсь к Золе. Она уже надела фату, точно так же, как я почему-то надела свою накидку. Аксель повязал ее на меня?
– Ты… от-отравила… меня. – Мои слова звучат невнятно, словно я повисла в воздухе. Она положила в рагу не только съедобные грибы. Должно быть, она также использовала грибы в красную крапинку. Известно, что они парализуют людей и погружают их в сон, от которого они могут никогда не проснуться. Я наблюдала, как она пробовала рагу, но, возможно, одна ложка не могла нанести такой вред.
– Не только тебя, Клара. Я дала яд всем вам. – Зола улыбается, словно раскрыла великую тайну. – Но не думай об этом, как о яде. Это просветление. Лес Гримм говорит с твоей душой. – Ее глаза стали необычайно большими, а радужка сжимается, оставляя на своем месте только расширенные зрачки в виде огромных дыр. – А как не день моей свадьбы лучше всего подходит для пробуждения?
Аксель хватается за живот.
– Кажется, меня сейчас стошнит.
– Это пройдет, мой принц, – воркующим голосом успокаивает его Зола. – Как только это случится, твои глаза откроются и ты увидишь цвета, которые никогда ранее не существовали. Ты почувствуешь красоту, удивление и безудержную радость.
Где мой рюкзак? Я ищу его. Внутри лежит аптечка на случай непредвиденных обстоятельств. В ней хранится черный порошок из бабушкиной аптечки. Если его запить водой, он уменьшает воздействие токсинов на организм. Я взяла его на случай, если мы ненароком съедим какие-нибудь ядовитые ягоды или нам понадобится сделать припарку от змеиного укуса. Я никогда не думала, что нам придется использовать его, чтобы защититься от сумасшедшей невесты Акселя.
– Ты не можешь выйти замуж сегодня, – говорит Хенни своей сестре. – Дорога домой займет больше времени.
– Я не буду ждать возвращения домой. Я никуда не уйду отсюда, пока не выйду замуж.
Я нахожу рюкзак и роюсь в нем. Кончики моих пальцев натыкаются на закупоренную бутылочку с черным порошком.
– Но кто вас поженит? – спрашивает Хенни.
Зола обаятельно улыбается Акселю.
– Мы с принцем поженимся сами.
Такое действие законно, хотя и редкое. Наши предки проводили подобные церемонии. Но что об этом думает Аксель? Когда я поворачиваюсь к нему, его лицо двоится у меня в глазах. Его кожа болезненно – зеленого цвета. Ему нужно лекарство. Я пытаюсь схватить закупоренную бутылочку, но мои пальцы стали слишком вялыми.
– Зола, не стоит торопиться. – Аксель берет ее за руки. – Ты представляла свою свадьбу совсем иначе.
– Я достаточно долго ждала тебя. – Она отстраняется и выпрямляется. – Мы поженимся до полуночи.
Полночь, Полночь, эхом отдается в моей голове.
В воздухе раздается бой часов. Я не вижу, откуда доносится звук, и сомневаюсь, что там вообще есть часы, но они звучат точь-в-точь как те, что расположены на деревенской площади в Лощине Гримм. Там стояли великолепные часы, гордость мастерства наших жителей.
– За этой лощиной есть прекрасный луг, – говорит Зола. – Там мы проведем бал, свадебный бал.
Хенни визжит от восторга и хлопает в ладоши. Двенадцать хлопков, за которыми последуют еще двенадцать ударов часов.
– Могу я быть твоей подружкой невесты? – спрашивает она, покачиваясь из стороны в сторону и пытаясь встать. Грибы начинают действовать. – В этот раз все пройдет хорошо. Вот увидишь.
Зола безмятежно кивает, свысока глядя на сестру, когда та принимает ее предложение. Глаза Хенни наполняются слезами счастья. Затем она хватается за живот.
– О боже. – Она бежит к кустам, и ее тошнит.
Мои пальцы наконец сжимают закупоренную бутылочку. Я неуклюже вытаскиваю ее из рюкзака.
– Аксель, – пытаюсь прошептать я, но мой голос усиливается, отдаваясь в моей голове и в пустоте. – У меня для тебя есть то, что… – Может помочь? Я хмурюсь. Почему я снова должна помогать ему?
– А ты, Клара… – Зола тянется ко мне. Я колеблюсь, не зная, что делать с бутылочкой, которую держу в руках. Почему минуту назад она казалась такой важной? Я незаметно кладу ее в карман. – Ты будешь моей почетной гостьей. – Она поднимает меня на ноги. – Посмотри на себя, дорогая. Видишь, ты уже одета подобающе для этого случая.
Мой взгляд опускается на мой наряд, и на моих глазах выцветшее васильковое платье исчезает и вместо него появляется другое платье, самое красивое из всех, что я когда-либо видела.
Оно ниспадает с плеч, а пышные рукава собираются лентами на локтях и запястьях. Лиф с корсетом, плотно облегающий талию, переходит в юбку, которая стелется по земле, словно клубы тумана. Ткань похожа на облако, и по ее прозрачным слоям струятся все оттенки синего. Морозно-голубой, незабудково-голубой, фиолетово-голубой, бледно-голубой, лиловый, сапфирово-голубой, темно-синий.
Моя накидка исчезла вместе со старым платьем, но тонкая малиновая лента обвивает мою талию и элегантно ниспадает тонким бантом, который ложится на складки юбки.
Я кружусь, наблюдая, как платье слегка поднимается, и меня охватывает благоговейный трепет. Лепестки осыпаются с моей макушки, и я понимаю, что на мне венок из красных роз. Как ни странно, я вижу себя со стороны и кажусь немного старше, больше похожей на свою мать. Мои темные волосы ниспадают свободными волнами на спину, а ресницы вокруг зеленых глаз стали длиннее, гуще и темнее.
Маленькие клочки бумаги порхают среди лепестков роз, как падающий снег. На каждом из них нацарапано мое имя. «Клара Турн, Клара Турн, Вершитель Судеб», – шепчут они. Голос Олли присоединяется к их хору: «Магия редко кого касается».
Бумажки падают в два кубка, которые стоят на полу. Как только кубки наполняются, они разлетаются и превращаются в пару изящных хрустальных туфелек, одна из которых янтарного цвета, а другая – цвета мха. Я моргаю, и хрустальные туфельки оказываются у меня на ногах.
Смех Золы звучит у меня в ушах. Она целует меня в щеку.
Я не хочу смотреть на нее, поэтому я не отрываю взгляд от туфелек.
– Теперь моя очередь быть избранной, – говорю я им и листочкам, которые они прячут. Мое заявление кажется важным. Это как-то связано с образами, мелькающими передо мной. Желудь. Развевающаяся полоска розово-красной шерсти. Тонкая веревка, которой мы с Акселем привязаны за лодыжки. Пара белых лебедей.
– Я должна подготовиться. – Голос Золы звучит вокруг меня. – Эта эйфория продлится не дольше Полуночи, и прежде чем чары рассеются, я увижу себя невестой.
Глава 20
Я не знаю, когда это произошло, день был сплошным туманом танцующих красок и бестелесных голосов, но солнце село, и полная луна повисла надо мной в ярко-голубом небе. Я бродила по лесу в поисках чего-то. Я спотыкаюсь о ступени из натурального камня, которые ведут на большую поляну, и смутно понимаю, что нашла его.
Луг, где состоится бал.
Луна и звезды опускаются все ближе, и я вижу их серебристыми прожилками, словно люстру и подвески на переливающихся цепочках. Они освещают место для танцев, покрытое мягкой травой и обилием полевых цветов. В центре находится мерцающий пруд. Лепестки лилий переливаются розовым и белым.
Некоторые из окружающих деревьев выпускают корни и уменьшаются до размеров человека, становясь похожими на людей. Они выходят на площадку парами и начинают кружиться, обхватив друг друга своими ветвистыми руками.
Лес исполняет симфонию из стрекотания сверчков, воркующих соловьев и дуновения древесных ветров. Мое бьющееся сердце дополняет мелодию.
Я кружусь среди танцующих деревьев, мои ноги в хрустальных туфельках отбивают ритм завораживающего вальса, раз-два-три. Все, что мне сейчас нужно, – это партнер. Красавец клен предлагает мне руку, но я вежливо отказываюсь, покачав головой и присев в реверансе. Я хочу кого-нибудь другого.
Я нахожу его под грибом в красную крапинку, который выше маминого дуба Гримм. Он сидит, прислонившись к его белому стволу, его глаза остекленели. Но, как только он видит меня, его взгляд становится сосредоточенным и теплым. Он поднимается на ноги. Его рубашка, жилет и брюки растворяются в дымке, и я вижу, что вместо них на нем царственный наряд цвета золота и слоновой кости: парчовый сюртук с высоким воротником, шелковый жилет под ним и бархатные бриджи, заправленные в высокие начищенные сапоги.
Его руки обхватывают меня за талию, и он притягивает меня к себе, так что наши тела соприкасаются.
– Клара, – шепчет он, и мое имя на его губах имеет вкус и запах, как у каждого летнего вечера, заключенного в пьянящую смесь вишневого вина.