У меня дела не так плохи, как у моих друзей. Хенни еле держится на ногах, а Аксель и тридцати секунд не может удержаться от зевоты, но я, в отличие от них, приняла дозу черного порошка.
– Скоро, – отвечаю я и вытаскиваю бутылочку из кармана. Теперь, когда мы нашли воду и отошли на приличное расстояние от Золы, я могу дать и им лекарство.
Я откупориваю его и объясняю им, как смешать его в кашицу с водой из ручья. Хенни морщится, пробуя его на вкус, а Аксель давится, но им обоим удается проглотить его.
– Я больше никогда не буду есть грибы, – стонет он. – И мне неважно, что они неядовитые. У меня пропал аппетит ко всему, что напоминает поганку.
Хенни ложится на спину.
– Теперь мы можем поспать?
– Нет еще. – Я растираю ноги. Сейчас на них только тонкие чулки, которые уже порваны, грязные и в крови от свежих порезов на пальцах ног и пятках. Я сняла правый ботинок после того, как мы покинули лощину, и засунула его в рюкзак, лелея тщетную надежду, что смогу вернуть левый, хотя вероятность этого слишком мала. – Нам нужно уйти дальше отсюда. Зола может найти нас здесь.
– Может, нам стоит дождаться этого. – Хенни смотрит на лунный свет, пробивающийся сквозь полог леса. В ее глазах появляются слезы.
– Мы не можем, – мягко говорю я. – Прости. Я знаю, что тебе тяжело.
– Кажется, тяжело только мне, – бормочет она, и, хотя ее голос мягкий, слова звучат резко.
Я стараюсь не вздрогнуть от ее тона. Это на нее не похоже – быть хоть немного злой.
– Это несправедливо, Хенни. Аксель отправился в это путешествие, чтобы спасти Золу. Ты видела, как он пытался убедить ее.
– Я видела, как ты пыталась убедить его.
– Я только хотела…
– Клара поступила правильно, – говорит Аксель, и его слова звучат, как слова брата: жесткие, но заботливые. – Не вини ее. Мы все скорбим по Золе. Она не та, кем была раньше.
Хенни резко поворачивается к Акселю.
– Это не значит, что мы должны отказаться от нее!
Аксель глубоко вздыхает.
– Я не это пытаюсь сказать.
– Нам вообще повезло, что мы нашли ее. – Хенни со злостью вытирает глаза. – Как мы найдем ее еще раз? Лес движется и прячет ее от нас.
– Мы спасем ее, – обещает Аксель.
– Как?
– Единственным возможным способом, – отвечаю я. – Таким, как мы планировали с самого начала. Мы найдем Sortes Fortunae и разрушим проклятье. Именно из-за проклятия Зола сошла с ума, как и Фиора. И именно из-за проклятия лес продолжает двигаться. Он чувствует любого обитателя Лощины Гримм и пытается наказать его. Красный колокольчик помогает, но и то не всегда. И я до сих пор не понимаю, почему и когда именно.
Согласно Олли и его стихотворению, красный колокольчик был первым, что выросло в Лесу Гримм, первым, что пробудило землю и наделило ее силой. Он также сказал, что красный колокольчик сохранит в себе семя магии. Если он настолько силен, почему его защита ограничена?
– Но что, если мы не найдем книгу? – Хенни сдерживает всхлип.
– Найдем. – Я отказываюсь верить в обратное. Я не перестала верить в Красную Карту, которую вытянула бабушка. Чтобы стать Вершителем Судеб, необходимо разрушить проклятие в Лощине Гримм. А как я могу это сделать, не загадав желание у Sortes Fortunae? – И когда проклятие будет снято, я уверена, Зола снова станет такой, какая она есть на самом деле. Лес перестанет сражаться против всех жителей деревни, и Потерянные смогут вернуться домой. – Таким образом, мама тоже будет спасена.
Аксель опускает голову и проводит пальцем по царапине на тыльной стороне ладони.
– Как ты думаешь, сколько из них еще живы? – тихо спрашивает он. – Скольких Зола… – Он замолкает, но невысказанное слово тяжело повисает в воздухе.
Убила.
Хенни подтягивает колени к груди и горбится.
Я прогоняю слюну по пересохшему горлу.
– Большинство лиц на деревьях, вероятно, находятся там веками, – говорю я, желая, чтобы это было правдой. – Эти люди, должно быть, давным-давно погибли в великой битве… и, как гласит легенда, они превратились в деревья. – Я вспоминаю, что Олли говорил мне о «древесных людях»: «Ты должна умереть здесь, чтобы стать одной из них».
– Или так, или деревья поглотили их. – Аксель настороженно оглядывает лес. – Так сказала Зола.
Олли также сказал, что в лесу люди либо забывают, кто они такие, либо умирают здесь. Он не сказал «здесь их убивают», смерть в дикой природе может произойти по разным причинам, но быть убитым все равно может иметь буквальное значение. Олли не отличается ясным изложением мыслей.
Я украдкой бросаю взгляд на своих друзей. Я еще не рассказала им о своей встрече с призраком. Мне нужно найти момент получше. Такой, когда Хенни не плачет, а Аксель только что чуть не женился на Золе во второй раз.
– Но Зола не может быть единственной, кто… причиняет боль другим, – заикается Хенни, снова коверкая слово «убивала». – Фиора тоже должна нести ответственность за некоторые из тех… тех несчастных случаев.
– Согласен, – говорит Аксель. – Фиора прожила в лесу дольше, чем Зола. Должно быть, это усугубило ее безумие.
Они оба смотрят на меня так, словно ждут, что я соглашусь, но я поджимаю губы и вновь проявляю интерес к своим больным ногам. В словах Акселя есть смысл, но я не хочу признаваться в этом даже самой себе. Признание этого означает, что мою мать, возможно, постигла участь похуже, чем Золу или Фиору. Она была первой, кто пропал здесь.
Но, возможно, с ней все в порядке. Хотя Олли этого не подтвердил, я все еще цепляюсь за надежду, что женщина в красном – это моя мать, что именно она сказала ему: «Следи за девушкой в красной накидке». Если она ищет меня, значит, возможно, ее разум все еще ясен.
Но насколько это правдоподобно звучит? Она действительно помнит меня? Или она похожа на Золу, которая помнит только фрагменты прошлого? Зола помнит, что ждала своего принца, а не мальчика по имени Аксель. Неужели моя мать таким же образом превратила меня всего лишь в девушку в красной накидке? Неужели она тоже забыла мое имя и лицо?
Аксель придвигается ближе ко мне.
– Нам нужно чем-то обернуть твои ноги, чтобы защитить их. Я могу разорвать рубашку. – Он начинает расстегивать ее.
Я чуть не проглатываю язык.
– О, не нужно. – У меня в голове невольно возникает его образ без рубашки. Я уже дважды видела его с обнаженной грудью. Если он добавит к этому третий раз, я, возможно, уже никогда не смогу ясно мыслить.
– Только ту часть, которую я заправляю, – настаивает он.
– Я лучше оторву край своей сорочки. – Я быстро запускаю руку под платье и начинаю дергать за нее, прежде чем он успеет сделать что-нибудь необдуманное. Я отрываю две длинные полосы и начинаю обматывать ноги.
– Давай помогу тебе. – Он кладет мою левую ногу себе на колени.
Я открываю рот, чтобы возразить, но слова застывают у меня на губах прежде, чем я успеваю их произнести, когда он обвязывает льняной лентой мои пальцы… свод стопы… пятку… лодыжку. Мои чулки создают лишь тонкую преграду между его пальцами и моей кожей, но этого недостаточно, чтобы скрыть, насколько интимными и теплыми кажутся его прикосновения. Мурашки пробегают по каждому сантиметру моего тела. Я делаю глубокие вдохи. Он обматывает и мою правую ногу, и к тому времени, как он заканчивает, перед моим взором пляшут головокружительные черные блики.
– Вот и все. – Он поправляет последний лоскуток ткани, прежде чем протянуть руку, чтобы помочь мне подняться. Но я не беру ее. Я больше не могу к нему прикоснуться. Если я это сделаю, то, скорее всего, потеряю сознание.
– Спасибо, – выпаливаю я и подскакиваю на ноги. Я спешу вперед, таща за собой рюкзак, и продолжаю идти вдоль ручья. – Нам нужно двигаться дальше, – кричу я им.
– Клара, подожди минуту, – останавливает меня Хенни. Ее голос звучит обвиняюще. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть, в чем дело. Она поднимается с травы и кивает на мой рюкзак, как будто только что что-то заметила. – У тебя фата Золы.
Я оглядываюсь через плечо на застегнутый верх рюкзака. Оттуда выглядывает красная полоска. Но почему Хенни так расстроена? Я не пыталась спрятать ее.
– Я думала, ты видела, как я забрала ее. – Как только мы сбежали с каменной лестницы, я выпуталась из фаты и убрала ее.
Выражение ее лица остается непреклонным.
– Почему ты не оставила ее в лощине?
Наверное, я могла бы, но…
– Зола сказала, что моя мама покрасила ее в красный цвет. – Это еще одна оставшаяся от нее вещь, как и моя накидка. Более того, фата кажется мне ключом к разгадке. Не знаю, с какой целью, но это самое близкое, что я смогла найти, связанное с ней, с тех пор как отправилась в это путешествие. – Да и Золе она больше не нужна. Свадьба не состоялась.
Мой голос не звучит резко, но Хенни смотрит на меня так, словно я своими словами превратила фату в пепел.
– Она могла бы защитить ее!
– Может, когда-то, но не сейчас. Она даже не защитила ее от самой себя, когда она надела ее на лугу. Хенни, Зола не изменится, пока проклятье не будет снято.
– Ты этого не знаешь, – отрезает она. – Может, она просто слишком быстро ее сняла. Нам нужно вернуть ее. – Она бросается ко мне, и я отшатываюсь. Аксель быстро встает между нами.
– Мы не вернемся, – резко говорит он. – Клара права. Сейчас единственный способ спасти Золу – это найти Книгу Судеб.
У Хенни подергивается челюсть.
– Кажется, Клара всегда права. – Она проносится мимо нас и первой направляется вдоль ручья.
Я делаю такой тяжелый выдох, что мои легкие вот-вот лопнут. Лишь горстка людей в этом мире по-настоящему важна для меня, и Хенни одна из них. До сих пор она всегда относилась ко мне с добротой, так что боль от ее обиды стала еще сильнее.
Аксель подходит и встает рядом со мной.
– Она успокоится, – говорит он. – Думаю, на нее все еще действуют грибы.
Это может быть правдой, но она только что бросила свою сестру, а ведь именно из-за Золы Хенни отправилась в это путешествие.