Когда мы идем за ней, Аксель касается моих пальцев. По мне пробегает волна теплоты, но я тут же напрягаюсь и убираю руку.
– Я должна… – Я запинаюсь. – Хенни… я нужна ей.
Аксель хмурится, но я спешу вперед, проклиная свое бешено колотящееся сердце. Я была осторожна в своих словах перед тем, как он чуть не женился на Золе. Я спросила, любит ли он ее, сделает ли его счастливым брак с ней. Но я не призналась ему в своих чувствах и не спросила, что он чувствует ко мне.
Я не собираюсь долго жить, так что будет лучше, если мы с ним не будем еще больше привязываться друг к другу. Несправедливо причинять ему ненужную боль. Даже если это усугубляет мою собственную.
Глава 24
Вскоре наступает рассвет, и солнце пробивается сквозь листву. Когда оно поднимается, его лучи переливаются в ручье, как бриллианты, но в воде сверкает только иллюзия драгоценных камней. Ни одна рыбка, даже маленькая, не плескается в воде. Ручей узкий и мелкий, так что я не ожидала многого, но мой нетерпеливый желудок скрутило. Рагу, приготовленное Золой, не утолило мой голод.
Мы жуем траву и продолжаем идти вперед. В ручье так и нет рыбы, но, что еще хуже, он не вывел нас к реке, и чем дольше мы идем, тем сильнее ухудшается настроение Хенни. Она не произнесла ни слова с тех пор, как увидела, что я сохранила фату Золы, и по мере того, как день клонится к вечеру, она не подает никаких признаков того, что собирается нарушить свое молчание.
Я не знаю, как вести себя с обиженной Хенни, она никогда не была такой раньше, поэтому я решаю, что лучше всего дать ей немного времени. Если бы мне пришлось оставить свою маму, как это случилось с Хенни, то уверена, я была бы еще более мрачной. Хотя, возможно, я и так немного мрачная. Я действительно оставила маму. Видение, которое пришло мне на лугу, казалось таким реальным. Я отчаянно надеюсь, что это было не так. Место, которое она заняла в моем сердце, теперь кажется еще более пустым.
Мы разбиваем лагерь у ручья в таком месте, где на деревьях не видно призрачных лиц. Когда я ложусь на свой спальный мешок, боль пронзает спину, и я снова жалею о потере ботинка с танкеткой. Без него это путешествие будет намного сложнее.
Аксель занимает свое обычное место, ложась рядом со мной справа. Как только я связываю наши лодыжки, я поворачиваюсь к Хенни, которая всегда устраивается слева от меня. Но она подходит к Акселю с другой стороны и опускается на землю, привязывая его лодыжку к своей, даже не удостоив меня взглядом. Вот вам и девушка, которая несколько дней назад была такой скромной, что заставила меня завязать Акселю глаза.
В мгновение ока она начинает тихонько посапывать. Я массирую переносицу, где уже несколько часов пульсирует тупая головная боль.
– Она никогда не простит меня, – бормочу я Акселю.
– А что насчет тебя? – Он слегка поворачивает ко мне голову. Его смуглая кожа приобретает фиолетовый цвет из-за прохладных оттенков ночи. – Ты сможешь простить?..
– Я не злюсь на нее! – шепчу я.
– Я имел в виду себя.
– Ох. – Я ерзаю, устраиваясь поудобнее. – На тебя я тоже не злюсь. С чего бы мне сердиться?
– Не знаю. – Ему удается пожать плечами, лежа на спине. – Я чуть не женился на Золе, после того как танцевал с тобой и мы чуть не… – Он выдыхает, и мышцы на его шее напрягаются. – Ты, наверное, думаешь, что мне все равно на твои чувства.
– Не в этом дело.
Он ищет мое лицо в темноте.
– Тогда почему ты избегаешь меня?
– Я… – Нужные слова застряли у меня на языке. Гораздо легче оставаться равнодушной к Акселю днем, когда мы не вынуждены лежать бок о бок, когда мне не нужно вдыхать его запах, ощущать исходящее от него тепло и гадать, как я найду в себе силы продолжать сопротивляться ему. Он пробуждает во мне те чувства, которые я давным-давно похоронила, те, которым я вообще не позволяла просыпаться.
– Ты чувствуешь вину за то, что отговорила меня жениться на Золе? – предполагает он.
Я снова не знаю, как ответить на его вопрос. Сначала я не чувствовала себя виноватой за то, что сказала на лугу, но теперь вина поглощает меня, особенно потому, что Хенни, кажется, ненавидит меня за это. Но признаться в этом Акселю значило бы признаться в том, что я к нему чувствую, а я больше не могу потакать ему. Каждый раз, когда он пытался поцеловать меня в этом лесу, я практически падала к его ногам. Я должна держать себя в руках и беречь свое сердце. Беречь и его сердце тоже.
– Это я расторг свадьбу, – заявляет он. – Это был мой выбор, и прошлой ночью я сделал его не в первый раз.
Я открываю рот от удивления.
– Что ты имеешь в виду?
Он проводит пальцами по волосам и глубоко вздыхает.
– Прошлым летом в ночь перед свадьбой я сказал Золе, что не смогу пойти на это. Я понял, что не люблю ее, не так, как должен, и будет нечестно, если с такими чувствами я стану ее мужем.
Я тереблю край своей накидки.
– Как она это восприняла?
У него вырывается тихий и жалкий смешок.
– Ужасно. Она сказала, что я разрушил ее жизнь и что я никогда не смогу исправить тот ущерб, который нанес ее сердцу.
– Ох, Аксель. – Я не знаю, что сказать. Мне больно за них обоих. Я чувствую боль, которую, должно быть, испытала Зола, и боль Акселя из-за этого.
– Она не была в ярости, как вчера, – продолжает он. – Это было хуже. Она была тихой… сломленной… опустошенной. – Он отводит взгляд, поднимая его к звездам, которые проглядывают сквозь кроны деревьев. – Я не знаю, заманил ли ее лес, или она пошла туда добровольно, потому что я разбил ей сердце.
Я изучаю его силуэт в темноте, вижу, как дрожит его подбородок, когда он прикусывает уголок губы.
– И ты так и не рассказал Данцерам, что на самом деле произошло между тобой и Золой?
Он качает головой.
– Я струсил. Я не хотел усугублять их боль.
– Ты не трус. – Я беру его за руку.
– А кто тогда? – Он снова смотрит на меня.
– Ты просто был одинок.
Он сглатывает и напряженно кивает.
– С ними я тоже чувствовал себя одиноким, хотя они и любили меня.
– Я знаю, – шепчу я. Я всегда видела это в нем. За его очаровательной улыбкой и непринужденным видом скрывался сломленный мальчик, который тосковал по своему отцу так же, как я по своей матери.
Он переплетает наши пальцы.
– Но с тобой я не чувствую себя одиноким.
В моей груди разливается тепло. Я хочу сохранить его, оберегать, чтобы оно никогда не исчезло. Но я не могу. Потому что я никогда не смогу быть той, в ком Аксель нуждается, кем-то, на кого он всегда может положиться. Кем-то, кого он не потеряет.
В глазах защипало.
– Пожалуйста, не усложняй ситуацию еще больше.
Он придвигается ближе и убирает волосы с моего лица.
– Что не так, Клара? Правда? Это из-за той гадальной карты, о которой ты мне говорила, о Пронзенных Лебедях? Ты боишься, что мы обречены?
– Я… – Я снова не могу прямо ответить на его вопрос. Потому что теперь я знаю, что это так и есть, мы обречены на неудачу во всем. Но это только половина того, что заставляет меня молчать. Я никогда не рассказывала ему о Клыкастом Существе, о неминуемой смерти, причине, по которой нам с самого начала не повезло. Даже Красная Карта не может изменить мою судьбу.
Обрывки бабушкиных слов всплывают у меня в голове: «Красная Карта не меняет значение других карт, Клара… Эти части судьбы все еще необходимы. Это равновесие должно сохраняться, иначе Вершитель Судеб не сможет ничего изменить».
Пальцы Акселя скользят по моему лицу и обхватывают мой подбородок. Он осторожно приподнимает мою голову, пока я не встречаюсь с ним взглядом.
– Почему тебе нужно разрешение карт, чтобы жить свою жизнь? – спрашивает он.
Мое горло сжимается, когда я пытаюсь сдержать сердцебиение.
– Потому что судьба никогда не лжет. – Судьба предсказала смерть моего отца. Она отправила мать за ним, только чтобы спровоцировать ее собственные несчастья. Затем она заставила меня последовать за ней, направив меня на путь, который неизбежно приведет меня к гибели. Я не могу изменить конец своей истории. Я могу только изменить историю мамы.
Брови Акселя сходятся на переносице, и он грустно улыбается, словно чувствует, как сильно мне больно.
– Помнишь, как в День Преданности я сказал тебе, что не стоит искушать судьбу?
Я киваю.
– Помнишь, что ты ответила?
Я вспоминаю тот момент, как он нервничал из-за того, что я бросила семь листочков со своим именем в янтарный кубок, когда его там вообще не должно было быть.
– Я сказала: «А не пора ли кому-нибудь это сделать?»
Он прикасается губами к моему лбу.
– Вот почему твоя бабушка вытащила Красную Карту, Клара. Ты та, кто искушает судьбу. Ты не бежишь от нее.
Его слова находят отклик во мне, но я стараюсь не дать этому укорениться. Я не могу игнорировать свою неминуемую смерть в этом лесу. Я не могу позволить себе любить его так, как я хочу, так, как я хотела бы показать ему.
– Я думаю, что растеряла всю храбрость. Это я трусиха.
– Ты не трусиха.
– Тогда кто я?
Его рука скользит по моей шее.
– Та, кто думает, что одинока. – Его голос понижается до искреннего шепота. – Но это не так, Клара. – Он притягивает меня ближе и еще раз целует в макушку. – Это не так.
Глава 25
Мы идем вдоль ручья еще три дня, но он по-прежнему не впадает в реку и не становится больше, чтобы в нем могла жить рыба. Я не могу найти в нем даже пескарей или головастиков. Прямо сейчас я бы съела все, что угодно. К счастью, в ручье вода пригодна для питья, но наши желудки жаждут чего-нибудь более существенного.
Мы жуем траву и иногда съедобные цветы, но у нас нет стрел, чтобы поохотиться на птиц, или капканов, чтобы поймать белок или мелких животных. Аксель начал носить на поясе нож, но ему не попадаются олени или кролики, в которых можно прицелиться. Я полагалась на карту и рыбную приманку, чтобы сохранить нам жизнь после того, как у нас закончатся припасы, но в этом лесу все пошло не по плану.