– Тогда сделай мне одолжение. Скажи, о чем мне следует спросить Олли, о чем-то таком, о чем могли бы знать только ты и он. О чем не знал бы твой дядя.
Аксель проводит рукой по лицу и пытается собраться с мыслями. Через мгновение он неохотно отвечает.
– За сараем для коз есть дуб. Спроси… его, или кого бы ты там ни видела, что бы он нашел, если бы немного залез по нему?
Я поворачиваюсь обратно к Олли. Он прыгает между несколькими камешками, отмечающими наш след.
– Так что?
Когда он совершает еще один прыжок, небо сотрясает раскат грома.
– Аксель имеет в виду дупло?
Я встречаюсь взглядом с Акселем.
– Он говорит, дупло.
– На любом дубе может быть дупло. – Аксель скептически поджимает губы.
– Тогда придумай вопрос получше!
– Это не простое дупло. – Олли поднимает камешек или, по крайней мере, делает вид, что делает это, ведь он проходит сквозь пальцы мальчика. – Там я храню оловянных солдатиков. – Он изображает, как бросает камешек далеко в овраг.
Я передаю ответ Олли, добавляя последние детали по мере того, как он ими делится.
– Набор из девятнадцати солдатиков, – говорю я Акселю. – Он потерял одного из барабанщиков.
Даже в полумраке я вижу, как побледнело лицо Акселя.
– А у знаменосца, – добавляет он. – У него…
– …пропал флаг, – повторяю я слова Олли, когда он заканчивает предложение Акселя.
Аксель отступает на шаг, выпучив глаза.
– Олли правда здесь? – Его взгляд блуждает по нам, как будто мальчик внезапно оказался повсюду. – По-почему? Чего он хочет? – Он дергает себя за воротник. – Он все еще сердится на меня? Я оставался с его отцом так долго, как только мог. Скажи ему это. Но этот человек был слишком… – Аксель вздрагивает. – Люди говорят, что он изменился после смерти жены и Олли. Горе разозлило его и… – Он прислоняется спиной к стене оврага и делает несколько глубоких вдохов.
– Все хорошо. – Я подхожу к нему. – Олли злится только на себя. – И он настоящий! Мне хочется ущипнуть себя. Я не схожу с ума. – Он попал в ловушку леса из-за двух монеток.
Я быстро рассказываю ему историю о том, как я познакомилась с Олли до встречи с Золой, и о том, что Олли рассказал мне о монетах, которые он оставил себе, хотя его мать велела ему отдать их бедняку.
– Олли закопал их в лесу, – добавляю я, – но не помнит где.
– Ты нашла их? – выпаливает он. Я вздрагиваю, обнаружив, что он стоит прямо у меня за спиной.
– Эмм… нет, я… – Я переминаюсь с ноги на ногу, вытирая с лица капли дождя. – Мы зашли слишком далеко в лес. Тебе не кажется, что ты бы закопал монеты на границе Лощины Гримм?
– Согласен. – Он выпячивает грудь.
– Значит… это очень далеко.
– Угадай, что движется, когда двигаются деревья?
– Монетки? – Я не совсем понимаю, к чему он клонит.
– Нет. Монетки движутся, потому что это делает земля. Корни деревьев поднимают всю землю, так что мои монетки могут быть где угодно в лесу.
Это логичное рассуждение для восьмилетнего ребенка. Но даже при таком серьезном «движении земли» как монеты могли оказаться за столько миль от Лощины Гримм?
– Послушай, Олли. Я не забыла о монетках. Я сказала, что помогу тебе их найти, и я сделаю это. Но сначала мне нужно найти… хмм много чего. – Книгу Судеб. Маму. – И самое главное – это подругу Хенни. Она пропала сегодня ночью. Мы думаем, она спустилась в этот овраг. Ты не видел ее?
– Неа.
Почему он так уверен? Он знает, как она выглядит?
– У нее красный платок, а волосы заплетены в две косы.
– Женщина в красном ничего не говорила о красном платке, только про твою накидку. – Его взгляд блуждает по мне. – Ты наконец нашла ее.
Я прикусываю язык, чтобы не расспросить подробнее о женщине в красном. Его внимание слишком мимолетно, а для меня сейчас важна Хенни.
– Так ты не видел других девушек сегодня?
Он обдумывает вопрос. По крайней мере, мне так казалось, пока он не спросил:
– Ты ведь даже не пыталась найти монетки?
– Олли, пожалуйста. – Я беру его за плечи, чтобы помочь ему сосредоточиться, но, конечно же, мои руки проходят сквозь него. – Я знаю, что эти монетки важны для тебя, но…
– Что случилось с твоей обувью?
У меня нет времени рассказывать всю историю.
– Потеряла.
– Это очень плохо. Не очень-то весело терять вещи в этом лесу, не так ли? Я знаю, потому что потерял свои монетки и-никто-не-поможет-мне-их-найти.
Я стискиваю зубы. Если бы он был осязаемым, я бы его придушила.
– Олли, в последний раз…
– Скажи ему, я знаю, где потерянный барабанщик, – вмешивается Аксель.
Я отступаю на шаг.
– Ты подслушивал наш разговор?
– Немного. Скорее прислушивался к твоим фразам. – Он отталкивается от стены оврага, гораздо более спокойный, чем был минуту назад. – Суть в том, что нам нужна помощь Олли, но он не окажет ее, если мы не дадим что-нибудь взамен, верно? У нас нет его монет, но я могу рассказать ему о пропавшем барабанщике.
Я снова перевожу взгляд на Олли. Он поджимает губы и, прищурившись, смотрит на своего кузена.
– Почему меня должен интересовать барабанщик? Я больше не могу с ним играть. Даже если бы мог, это не помогло бы мне обрести покой с мамой.
Я передаю его слова Акселю, который расправляет плечи и делает шаг в направлении Олли.
– Ты прав, – соглашается он, – но, если бы у меня был такой же прекрасный набор оловянных солдатиков, как у тебя в детстве, и я потерял бы одного из них, я бы не знал покоя, будь я жив или… хм, как ты.
Олли широко расставляет ноги и расправляет плечи, повторяя позу Акселя. Они напоминают мне деревенских жителей в базарный день, которые пытаются заключить выгодную сделку.
– Хорошо. – Капли дождя падают вокруг него, проходят сквозь, но ни одна из них не остается на его теле. Я отвечу на один вопрос в обмен на то, что Аксель расскажет, где барабанщик.
Я скрещиваю на груди руки.
– Но ты должен дать убедительный ответ, полезный ответ, – ставлю условие я. – Ответ «не знаю» не считается. Договорились?
Олли закатывает глаза.
– Обещаю.
Я смотрю на Акселя и киваю.
– Скажи ему.
Аксель почесывает золотистую щетину на подбородке.
– Олли помнит заколоченный дом за ячменным полем? Мой дядя, отец Олли, называл это «старой хижиной»?
– Знаю. – Олли переносит вес на одну ногу. – Но я никогда не брал туда солдатиков.
Я передаю его слова другу.
– Что ж, может, ты и нет, – теперь Аксель обращается к Олли напрямую, – но вот галка отнесла. Они любят блестящие вещицы, и я нашел барабанщика в гнезде на дымоходе.
У Олли открывается рот. Я готовлюсь к тому, что он закатит истерику из-за трагической судьбы своей игрушки. Вместо этого он разражается смехом. Хрипло, как Аксель.
– Умная галка.
Я бы посмеялась вместе с ним, если бы Хенни не была в опасности. Но мы и так уже потеряли много времени. Я наклоняюсь ближе к Олли.
– Теперь ты узнал, что случилось с твоим барабанщиком. Теперь ты поможешь нам? Нам нужно знать, видел ли ты сегодня Хенни. – Я снова описываю ее. – Или любую девушку, похожую на нее.
Олли потирает шею.
– Хмм, тебе следует спросить о чем-нибудь другом, потому что мой ответ «нет», а я обещал быть полезным.
Я качаю головой, и у меня все сжимает внутри.
– Он не знает. – Бедная Хенни. Что с ней?
Между бровями Акселя залегли тревожные морщинки.
– Что теперь?
– У меня еще один вопрос.
– Только быстрее. – Олли окидывает овраг настороженным взглядом. – Я не могу долго оставаться на одном месте.
Я хмурюсь.
– Что случится в противном случае?
– Мертвые люди на деревьях начинают разговаривать со мной, и мне не нравятся те, что живут в этой части леса. Они все еще злятся из-за своей смерти. Они были жуткими. – Он вздрагивает. – «Жуткими» звучит забавно, но на самом деле это совсем не смешно. Покойники говорили, что это слово означает «ужасный», «пугающий» и «отвратительный» одновременно. – Он обхватывает себя руками. – Мне не нравится слушать о жутких смертях.
– Мне тоже. – Я обращаюсь к лесу с безмолвной мольбой: «Не дай Хенни умереть ужасной смертью. Пожалуйста, не дай ей умереть какой-либо смертью».
Аксель легонько подталкивает меня локтем.
– Какой у тебя вопрос? – Я снова сосредотачиваюсь на происходящем.
– Книга Судеб, ты…
– Никогда не видел ее. – Олли качает головой.
– Тогда женщину в красном? Как мне найти ее?
– О, я не могу этого сказать. – Дрожь вновь пробегает по его телу. – Ты не хочешь знать.
– Я хочу знать. И ты обещал дать четкий ответ!
– Но и полезный. Я пообещал и это. И если я скажу тебе, где живет эта женщина, это не поможет тебе.
– Олли!
Он вздрагивает, озираясь по сторонам.
– О нет. Они начинают говорить. – Он зажимает уши руками. Сквозь лесной полог сверкает молния. – Я говорил тебе поторопиться, Клара! – Он отступает и начинает таять.
– Нет, пожалуйста! – Паника накрывает меня с головой. Он не может уйти, не дав мне чего-то, за что я могла бы зацепиться, чего-то, что помогло бы мне в этом невозможном путешествии. – Когда мы встречались в последний раз, ты сказал, что, по-твоему, я могла бы быть другой. Ты говорил, что магия редко кого-то касается, точно так же, как она коснулась этого леса, и как женщина в красном сказала, что я, возможно, одна из таких людей. – Я говорю так быстро, что мне приходится остановиться, чтобы перевести дыхание. – Так… сколько во мне магии?
Это, кажется, самый глупый вопрос в мире. Но глупый он или нет, я отчаянно хочу узнать от Олли хоть что-нибудь прямо сейчас. Он почти исчез.
Он зажмуривает глаза, чтобы защититься от натиска голосов, которые слышит только он и которые осаждают его своими страшными историями.
– Ты родилась одаренной. – Раскаты грома. – Она сказала, это в твоей крови.
Мои мысли путаются. Я смахиваю капли дождя с ресниц.