Я смотрю на Фиору широко раскрытыми глазами.
– Подожди, у тебя есть дети?
Она делает глубокий вдох, чтобы успокоиться.
– Да. Хотя вы не встречались с ними в Лощине Гримм. Я… родила их, не будучи замужем. – Краска заливает ее щеки. – Я старалась держать их в секрете как можно дольше, но после того, как им исполнилось три года, прятать их стало невозможно. Они научились отпирать двери и задвижки на окнах. Они выскальзывали на улицу, и я едва успевала их поймать, прежде чем их обнаружили бы проходящие мимо жители деревни.
Бедная Фиора. Она всегда жила затворницей в Лощине Гримм, как и ее отец, и боялась привлечь к себе внимание. Должно быть, ей было невыносимо тяжело скрывать скандальное положение незамужней женщины с детьми.
– Значит, ты привела детей в лес, чтобы вырастить их здесь, после того как им исполнилось три? – мягко спрашиваю я.
– Да. – Фиора смущенно заправляет прядь волос за ухо. – Сейчас им шесть. Трудно поверить, что прошло столько времени. Как и сказала Зола, наши воспоминания за время, проведенное в этом лесу, нечеткие.
Наверное, так будет лучше. Если бы моя мама была жива, я бы не хотела, чтобы она вспоминала, кем она стала здесь… и кто пострадал от ее рук.
– Что ж, мы были бы рады познакомится с ними. – Я улыбаюсь, кивком головы указывая на двух детей, играющих на берегу реки.
Ее взгляд смягчается.
– Конечно. – Она раскрывает объятия, чтобы поманить к себе мальчика и девочку. – Гензель, Гретель, подойдите и поздоровайтесь.
Они оба поворачиваются и подозрительно смотрят на нас. Аксель напрягается. Я с трудом закрываю разинутый рот. У близнецов такие же совершенно белые волосы с тонкой красной прядью, как у пары близнецов постарше, которых мы встретили под гигантской сосной. Они носят ту же одежду, которая теперь сидит гораздо лучше, но…
– Они… они…
– Маленькие? – помогает Зола. Я киваю, лишенная дара речи. Этим Гензелю и Гретель на вид около шести лет, как и сказала Фиора, но они и близко не подошли к подростковому возрасту других Гензеля и Гретель.
– Поверь мне, я тоже была удивлена, – говорит Зола. – Я наблюдала, как они медленно уменьшались в размерах, пока шли со мной. Но Фиора уверяет меня, что они никогда не должны были быть старше и эмм… крупнее, чем выглядят сейчас.
– Должно быть, они выросли, как и мои волосы, – добавляет Фиора, когда дети наконец подбегают к ней и прячутся за ее юбками, с любопытством разглядывая нас. – Хотя я ничего не понимаю.
Но ко мне, кажется, приходит осознание.
– Ты когда-нибудь ела красный колокольчик? Маленькое красное растение с корнем, вкус которого похож на пастернак?
Фиора бросает на меня зловещий взгляд, как будто я только что сказала что-то, о чем не должна была знать. Ее взгляд падает на Книгу Судеб, которая торчит из рюкзака Акселя.
– Я… ела его во время беременности, когда была угроза потерять близнецов.
– Правда? – Хенни сияет. – Именно это сделала твоя мама, когда была беременна тобой!
Фиора обхватывает себя руками и кивает, явно смущенная тем, как много мы все о ней знаем.
– И ты думаешь, что мои дети выросли в лесу так быстро из-за колокольчика?
– Возможно, – говорю я, – так же как он помог им вырасти у тебя в животе. Может быть, именно поэтому твои волосы так быстро выросли и здесь. – Я приподнимаю складку своей накидки, чтобы показать ей. – Она окрашена красным колокольчиком. Мне приходится носить ее, чтобы защитить себя от леса, но тебе необязательно носить что-либо. Колокольчик у тебя в крови, так же как у Гензеля и Гретель.
Фиора смотрит на своих детей и хмурится.
– Я все еще не понимаю.
– Как и я. – Я слегка улыбаюсь. – Но я точно знаю, что красный колокольчик защищает. Он, должно быть, оберегал тебя и твоих детей какое-то время, но ты пробыла здесь слишком долго и была проклята, как и мы и все остальные в Лощине Гримм. Магия в твоей крови, должно быть, изменилась.
– Но ты больше не проклята, – уверяет ее Хенни, а затем поворачивает ко мне и добавляет: – Посмотри на них, Клара. Они больше не прокляты. Дети маленькие, а…
Фиора взвизгивает и вырывает руку у Гензеля. На запястье у нее видны маленькие следы зубов.
– Нельзя кусаться! – ругает она его.
Гензель выпячивает нижнюю губу и снова прячется за ее юбку.
– Простите его, – вздыхает Фиора. – Он и Гретель все еще учатся, как себя вести. Мы трое слишком долго были в разлуке, и… хмм, в общем, мы потеряли связь с реальностью. Боюсь, они все еще немного обижены на меня. Когда еды стало не хватать, они не понимали, почему я больше не могу утолить их голод. Они были тогда такими маленькими. Они все еще маленькие. – Она потирает лоб, ее подбородок дрожит. – После того как они забыли, что я их мать, они начали называть меня ведьмой.
– Ведьма, – повторяет Гретель и хихикает.
Фиора смотрит на свою дочь со скорбной улыбкой и проводит пальцами по ее щеке.
Последние кусочки головоломки – Гензель и Гретель – наконец-то встали на свои места. Их неразборчивая речь, ненасытные и странные аппетиты… Близнецам было где-то между тремя и четырьмя годами, когда их разлучили с Фиорой, и они остались предоставлены сами себе, поэтому так и не продвинулись в изучении языка. Когда мы встретили их в лесу, им было уже по шесть лет, но во многих отношениях они были еще младше.
– Что ж, я надеюсь, твоим детям нравится рыба, – весело говорит Аксель, который всегда стремится развеять мрачное настроение.
– О, они съедят практически все, – улыбается Фиора.
Аксель бледнеет и выдавливает из себя натянутый смешок.
– Значит, вы думаете, это правда? – Фиора поворачивается ко мне и Хенни. – Мы действительно больше не прокляты.
Я рассматриваю ее, перевожу взгляд на Золу, Гензеля и Гретель, людей, которые мучили нас и убили бы, если бы мы не сбежали от них. Но в них больше нет ничего злобного или хитрого. Это обычные добрые люди, у которых, без сомнения, есть небольшие шрамы, но они больше не склонны к убийству… несмотря на склонность Гензеля кусаться.
Возможно, это действительно означает, что проклятие снято, по крайней мере для них.
– Да, я так думаю.
Красный колокольчик спас их? Каждый из них был связан с ним и какое-то время находился под его защитой.
Я помню, что попросила у Sortes Fortunae: «Я желаю, чтобы ты простил жителей Лощины Гримм и тем самым снял проклятие и восстановил наш мир».
Возможно, это были мои слова, но книга прочувствовала то, что лежало у меня на сердце. Она знала, что я хочу спасти свою мать, но также ощутила и мое желание жить, а не жертвовать собственной жизнью.
То, что она велела мне сделать, теперь имеет смысл:
«Откажись от мальчика и поймай волчицу.
Только тогда ты исполнишь свое самое заветное желание».
Если бы я не бросила Акселя и не поймала волчицу, они бы не объединились и не помешали матери убить меня.
Я должна была умереть, чтобы снова начать жить. Я должна была встретить свою судьбу, прежде чем сломать ее.
Но что, если, когда я загадывала свое желание, Книга Судеб прислушалась к моим словам, даже если они были не такими искренними, как мое самое сокровенное желание? Было ли их достаточно, чтобы частично разрушить проклятие и развеять его полностью для Фиоры, Золы, Гензеля и Гретель?
Я хочу верить, что это правда, что я сделала что-то, чтобы спасти хотя бы некоторых из Потерянных, не потеряв их, как потеряла свою мать.
Я складываю руки на груди.
– Если ты действительно хочешь проверить, прокляты вы все еще или нет, я могу показать одно место.
Несколько дней спустя я отвожу их к Близнецам, деревьям-стражам в лесу рядом с лугом, граничащим с Лощиной Гримм, где проводятся Дни Преданности.
На лугу никого нет. Золотистый свет утреннего солнца играет на полевых цветах, разбросанных среди сухой травы. У меня поднимается настроение при виде этих проблесков цвета и жизни. Это еще один признак того, что часть проклятия снимается.
Когда мы приближаемся к ясеням, которые отделяют Лес Гримм от Лощины Гримм, Фиора крепко сжимает руки своих детей, Хенни идет рука об руку с Золой, а Аксель поддерживает меня, когда я прихрамываю, моя спина и бедра пульсируют от острой боли. Я не могу дождаться, когда наконец опущусь на свою мягкую постель и пуховую подушку.
Фиора, Гензель и Гретель первыми добираются до ясеней. У Фиоры перехватывает дыхание, когда они втроем переступают черту. Как только они оказываются на окраине деревни, она падает на колени и плачет. Гензель и Гретель бегают по лугу, смеясь и гоняясь друг за другом.
Хенни и Зола ступают следом. Зола останавливается и что-то шепчет Хенни на ухо. Хенни оборачивает на нас и кивает сестре.
Зола сглатывает и медленно подходит к нам.
– Я знаю, что между нами все кончено, Аксель, и что ты глубоко переживаешь за Клару. Но мне все еще стыдно за то, сколько времени мне потребовалось, чтобы принять это. – Она опускает глаза и делает маленький шаг ко мне. – Я хочу попросить у тебя прощения.
Аксель качает головой и нежно кладет ладонь ей на плечо.
– Тебе не за что извиняться. Это моя вина, что я не признался раньше в своих чувствах.
На ее лице мелькает что-то похожее на улыбку.
– Вот почему я прошу прощения не у тебя. – Она глубоко вздыхает и встречается со мной взглядом. – Я прошу его у Клары.
Я слегка отступаю назад.
– Я… не понимаю.
Она прикусывает нижнюю губу и снимает с плеча рюкзак.
– Я нашла это около своей лощины. Не помню почему, но мне казалось это важным, поэтому я взяла его с собой. – Она протягивает мой ботинок. У меня перехватывает дыхание. Я рассматриваю потертую кожу, неровные люверсы, шнурки, все еще развязанные после того, как я нечаянно ослабила их на балу, каждый маленький изъян, указывающий на то, что это мой ботинок.
Я готова расплакаться. Это всего лишь ботинок. Самый обычный. Ботинок на танкетке.
Самый красивый ботинок на свете.