– Я довольно скоро поняла, кому он принадлежал, но… – Зола замолкает, ее прекрасные глаза лани снова опускаются к земле. – Как я уже сказала, мне стыдно за то, сколько времени мне потребовалось, чтобы принять вас обоих.
Я обнимаю ее, чуть не плача.
– Спасибо тебе, – выдавливаю я из себя. Я ни в чем не упрекаю ее. Я пробыла в этом лесу всего несколько недель. Она прожила там целый год и попала в круговорот горя. – Я просто рада, что твой яд не убил меня.
– Не испытывай удачу, – смеется она. – Я взяла с собой мышьяк.
Пока мы разговариваем, Аксель открывает свой рюкзак. Он достает мой правый ботинок. Я не смогла с ним расстаться, хотя его невозможно носить без второго. Я снимаю льняную повязку, а когда пытаюсь надеть левый ботинок, Аксель опускается на одно колено и спрашивает:
– Позволишь?
Тепло поднимается из моей груди и разливается по щекам. Я застенчиво киваю.
Я ощущаю теплоту и нежность его руки, когда он поднимает мою ногу и надевает ботинок. Я чувствую легкую слабость в коленях, когда его глаза цвета морской волны поднимаются и ловят мой взгляд. Он действительно прекрасный принц.
Зола переводит взгляд с меня на него и искренне улыбается, прежде чем вернуться к Хенни. Они вместе пересекают черту.
Оставшись наедине, Аксель хватает меня за полы накидки и притягивает к себе.
– Каково это – носить не один, а два ботинка?
Я запрокидываю голову и мечтательно вздыхаю.
– Это самое лучшее «долго и счастливо». Во всяком случае, для моих ног.
– А для остальной тебя?
– Я просто благодарна, что у меня есть будущее, о котором можно задуматься, не говоря уже о том, чтобы жить долго и счастливо. Это может подождать. Сейчас я довольна тем, что дышу.
– Не говоря уже о том, что я в безумном восторге от твоих чувств ко мне.
Я пожимаю плечами, изображая безразличие.
– Это само собой разумеющееся.
– А что, если я хочу, чтобы ты сказала это. – Он наклоняет голову ближе.
Я ухмыляюсь и закатываю глаза.
– Ты в безумном восторге от своих чувств ко мне.
– Я не так сказал. – Его губы касаются моих.
– Нет?
Он слегка качает головой, его губы скользят по моим губам.
По мне проносится покалывание, от которого каждый дюйм моей кожи покрывается мурашками. Я закрываю глаза и подставляю губы для его поцелуя.
Хенни раздраженно вздыхает.
– Когда вы там перейдете черту? Я хочу вернуться домой и не беспокоиться о том, что лес съест вас заживо, потому что вы не можете перестать целоваться. Не стоит искушать судьбу.
Аксель улыбается мне в губы и целует глубже.
Я отдаюсь настоящему моменту, поцелую, времени, которым я могу, не торопясь, наслаждаться, жизни, которую я могу прожить без ограничений, и бесконечному множеству возможностей.
В конце концов, что такое судьба, если не поддаваться искушению?
ЭпилогПосле леса
– Ma chère, расскажи мне о том, как я умираю. – Пожилая женщина лежала на кровати в доме, где она жила со своей внучкой, семнадцатилетней девушкой, которая только что принесла свежие полевые цветы, чтобы заменить те, что увядали в вазе на прикроватном столике.
– Ты не умрешь, – настаивала внучка. – Тебе нужно перестать смотреть свои карты.
Внучка взяла со стола колоду для гадания и спрятала ее в карман фартука, подальше от глаз бабушки. За последние несколько дней это был не первый случай, когда Клара прятала карты, но, куда бы она их ни убирала, бабушка находила их снова.
Клара не знала, как бабушке удавалось выскользнуть из постели. Пожилая женщина едва могла поднести ложку ко рту, чтобы сделать глоток бульона. Она болела с тех пор, как была искалечена в лесу, хотя рана на шее наконец зажила.
Возможно, когда Клара спала ночью, бабушка превращалась в волчицу Гримм и в облике животного излучала жизненную силу.
– Это красный колокольчик? – Бабушка прищурила свои фиолетовые глаза, взглянув на свежие цветы, которые Клара начала расставлять в вазе.
– Маки. – Клара улыбнулась, но брови ее нахмурились. Каждый день бабушка спрашивала у нее про красный колокольчик, и каждый день девушка напоминала ей, что его нигде нет. Цветы больше не росли на том месте, где Клара впервые их обнаружила, сразу за границей Лощины Гримм.
Память бабушки подводила ее, и этот факт беспокоил Клару не меньше, чем ее ухудшающееся здоровье.
– Какая жалость. – Женщина испустила тяжелый вздох. – Я бы хотела поговорить с Розамунд в последний раз.
Острая боль пронзила сердце Клары.
– Мама ушла, помнишь? – Она села на край кровати и прижала руку ко лбу бабушки, чтобы проверить ее температуру. – Она похоронена в лесу. Она обрела покой.
На мгновение бабушка, казалось, пришла в себя. Отсутствующий взгляд пропал, и она сосредоточилась на Кларе с ясностью, которой когда-то обладала. Она подняла изможденную руку и коснулась щеки внучки дрожащими пальцами.
– Мне так жаль, что тебе пришлось убить свою мать, чтобы спасти ее, ma chère. Я должна была сделать это задолго до того, как ты пришла в лес.
Клара тяжело сглотнула, ее глаза покраснели и затуманились.
– Мы обе сделали, что могли. Я просто благодарна, что мама могла время от времени видеться с тобой. Я рада, что она не всегда была одна.
Когда Клара потянулась под одеяло, чтобы взять бабушку за другую руку, она обнаружила, что та не пуста. Пожилая женщина уже что-то сжимала.
– Что это? – неодобрительно спросила она, вытаскивая две гадальные карты.
У бабушки не хватило такта, чтобы изобразить смущение.
– Это моя судьба, дитя. – Она цокнула. – Это не для твоих глаз.
Упрямая, как и ее бабушка, Клара не отвела взгляда. Она изучила обе карты, на первой из которых был изображен зверь с заостренными зубами. При виде его у нее сжался желудок. Ей хорошо было известно, что Клыкастое Существо означало неминуемую смерть. Но вторая карта была более загадочной: Кубок Фортуны, выполненный в виде хрустального бокала.
– Какой стороной была повернута эта карта, когда ты ее вытянула?
Кубок Фортуны символизировал событие в жизни человека, которое было связано либо с процветанием, либо с упадком. Кубок Фортуны предвещал удачу. Но перевернутая карта сулила трагедию.
– Не бери в голову. – Бабушка взмахнула морщинистой рукой, и у Клары сжалось сердце, когда она отпустила ее. Если бабушка не хотела обсуждать Кубок Фортуны, это означало, что карта была перевернута.
Пытаясь взять себя в руки, Клара выпрямилась и сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться.
– Не беспокойся из-за карт, бабушка.
– Карты никогда не врут, дитя.
– Но они рассказывают не всю историю. Когда ты вытащила для меня это Клыкастое Существо, думала ли ты, что я доживу до этого дня? Мы не можем знать всего. Судьба всегда оставляет лазейки. – Клара наклонилась ближе и поцеловала бабушку в щеку. – Кроме того, сегодня у Хенни церемония исполнения желаний. Она не может сказать нам, что собирается загадать, но, конечно, она попросит Sortes Fortunae снять оставшуюся часть проклятия. Как только мы освободимся от него, твоя судьба обязательно изменится.
Хотя в Лощину Гримм и вернулась надежда, кое-где начал расти урожай, и время от времени шел дождь, проклятие не было снято полностью. Деревня не была близка к процветанию, и никто из Потерянных больше не вернулся домой. Самым красноречивым признаком было то, что Клара по-прежнему не могла пересечь границу леса без красной накидки. Когда она не накинула ее на плечи, из-под земли выросли корни и вытолкнули ее.
Бабушка не ответила на слова утешения Клары. Ее глаза закрылись, и из груди вырвался легкий храп.
Во входную дверь трижды постучали. Клара подоткнула одеяло вокруг бабушки и пошла посмотреть, кто это был.
Когда она открыла дверь, красивый юноша с взъерошенными золотистыми волосами и сверкающими голубыми глазами криво улыбнулся ей, и ее сердце подпрыгнуло, перевернулось и сделало сальто одновременно.
Аксель переступил порог, поцеловал ее в губы и легонько чмокнул в кончик носа. У него была очаровательная привычка прижиматься губами к самым разным местам на ее лице.
– Пора поздравить Хенни с днем рождения, – сказал он и протянул руку.
Клара и Аксель были не первыми и не последними, кто пришел на луг к шатру, где хранилась Книга Судеб. Вся деревня собралась, чтобы отпраздновать это знаменательное событие. Даже Фиора, которая почти не выходила из дома, пришла с Гензелем и Гретель.
Клара и Аксель застали детей за поеданием брусничного пирога, который испекла Зола. Она нашла спрятанный в родительском погребе горшочек с сахаром, и до сих пор Гензель не укусил никого и ничего, кроме этого редкого сладкого лакомства.
Большинство жителей деревни выстроились в очередь, чтобы по традиции ущипнуть Хенни за руки в качестве напоминания, что она бодрствует, а не спит и ей стоит разумно использовать эту возможность.
Клара и Аксель тоже заняли свое место в очереди, но, так как она была длинной, девушка отошла и побрела к Дереву Потерянных.
Она с тоской смотрела на радужное переплетение полосок ткани и ленточек, привязанных к веткам орешника. Каждая из них трепетала на теплом ветру и напоминала ей о тех, кого еще предстояло найти в лесу, многие из них, вероятно, погибли и были поглощены деревьями.
Она посмотрела на полоску, которую искала, ту, что была сделана из шерсти турнских овец и выкрашена в розово-красный цвет. Она отвязала ее от дерева и обмотала вокруг запястья.
Красногрудая малиновка слетела с ветки.
Клара понаблюдала за ней и мягко улыбнулась.
Когда она вернулась, уже почти подошла ее очередь ущипнуть Хенни. Аксель только что сделал это, вероятно, слишком сильно, потому что Хенни взвизгнула, захихикала и хлопнула его по плечу.
Клара постаралась быть помягче. Она также обняла ее и прошептала:
– Возьми мою удачу.
Глаза Хенни заблестели.
– Спасибо.
Хенни не могла бы выглядеть еще прекраснее в своем белом платье и венке из дубовых листьев, венчающем ее блестящие каштановые волосы. Когда она вошла в шатер, старушки из Лощины Гримм промокну