— А-а. Завершающая деталь.
— Глупый Охотник обвязывает сухими тростниками все свое тело и…
— Лис-барабанщик поджигает его!
— И Охотник скачет прочь, волоча за собой пламя и проклиная лиса. Милая — или ужасная — маленькая кода: однажды, когда лис-барабанщик и мальчик Ральф идут по темному лесу, они слышат охотничий рог и чувствуют запах гари.
— Ночной кошмар, а не сказка, — сказал Хаксли, меряя шагами комнату и размышляя вслух. — Ничего удивительного, что парень боится лошадей. Боже правый, похоже, мы нанесли ему душевную травму, и она останется на всю жизнь.
— Это только сказка. Мальчики рассказывают друг другу намного более ужасные истории. После того, как полистали «Анатомию Грея»[5], которая стоит у тебя на полке.
— Листали! Действительно листали! И, по меньшей мере, их истории будут цветными.
— Ну, это тебе помогло? Лис-барабанщик, я имею в виду.
Хаксли развернулся, подошел к Дженнифер и крепко обнял.
— Да. О, да. Очень помогло. — Она вздрогнула, подалась назад и улыбнулась.
— Спасибо, что рассказал мне о своем безумии, — тихо сказала она. — Все, что я могу сделать…
— Я знаю. И я не знаю, что ты можешь сделать сейчас. Но, рассказав тебе, что происходит, я почувствовал себя глубоко… освободившимся. И Серо-зеленый по-прежнему пугает меня, хотя я и знаю, что он — аспект меня.
Дженнифер побледнела и отвернулась.
— Даже не хочу больше думать о нем. Я хочу только одного — чтобы ты был в безопасности. И почаще оставался рядом со мной… — В ее глазах мелькнуло выражение, заставившее Хаксли улыбнуться. Они дотронулись друг до друга и пошли вниз.
ПЯТНАДЦАТЬ
Чудесный пример объединения или, возможно, слияния: в воображение Стивена внедрились легенда и образ лиса; но, на самом деле, лис-барабанщик — искажение значительно большего мифологического цикла о Ясени. Сама Ясень — «рассказ», отражающий очень древнее событие, возможно происшествие, случившееся во время первых миграций и переселений элитных индо-европейских воинов из Центральной Европы.
Ясень — унаследованная память, подарок сознания Стивена — является искаженной формой сказки/мифа, и очень ценным подарком. Так что Ясень — создание Стивена — вынырнула из леса вместе с ассоциациями, намеками на лиса-барабанщика: отсюда убийство цыплят и ожерелье из куриных голов.
Но у этой Ясень нет ребенка!
Лис-барабанщик: шаман? Барабан, классический инструмент для впадения шамана в транс. И у этого лиса полный мешок фокусов. Аналог у Ясень — мешочек с костями и сучками, ее магия.
И Ясень носит крошечный барабан, прикрепленный к запястью!
Значит сказка о Ясень была сложена во время, близкое к возникновениюлегенды. Быть может немного позже, когда рассказ исказился, превратился в лиса-барабанщика и другие подобные сказки, вернув некоторые признаки шаманизма.
Стивен позвал Ясень. И Ясень пришла, наполовину миф, наполовину фольклор, и позвала Стивена. Ее подарок у ворот — кость и два сучка — частично средство притяжения Стивена и, частично, цена, которую она заплатила за ночлег на телах кур.
Значит она хочет Стивена. Но почему? Чтобы заменить потерянного ребенка? Лис-барабанщик защищает мальчика Ральфа. Хотел бы я знать, теряет ли она ребенка в сказке о Ясень? И не пытается ли она заменить потерянного ребенка другим, возможно, чтобы утверждать, будто настоящий «принц» еще жив?
Как бы я хотел знать побольше о легенде Ясень!
Уинн-Джонс и я видели «незваных гостей, которым нельзя доверять», быть может посланных Ясень по «копытам лошадей». Но она выбрала ключевой момент, главное событие мифологического времени, когда появились образы, которым предстояла долгая жизнь, пусть и в искаженной форме: горящий мужчина, дико скачущий конь, упавший под копыта лошади человек.
Неужели Стивен создал и эту особенность Ясени? Или сама Ясень следует более древнему ритуалу?
И как я могу убедить Ясень вернуть меня в то мгновение? И как я могу вернуть Уинн-Джонса живым и невредимым?
И как мое альтер эго может ускользнуть в тот мир из моего?
Основное мгновение, фокус и, возможно, точка встречи многих миров, просто из-за своей значимости…
Я должен вернуться в то мгновение. Тогда что-то случилось, что-то произошло, и это объясняет нынешнюю трудность!
Ты собираешься предложить ей Стивена. Ну ты и дурак! Неужели ты не понимаешь? Ну, допустим, ты предложишь ей мальчика. И потом доверишься ей. Можешь ли ты доверять ей? Можем ли МЫ доверять ей? Она не использует свою магию, если не получит подарок, который ищет. Дурак!
Но я вернусь. Она пошлет меня обратно, в ландшафт, отдаленный от моего во времени и пространстве, и не имеющий постоянного местоположения. Она — мифаго Стивена. Это должно умерить ярость, которая, в противном случае, могла бы стать подарком для нее. И у меня все еще есть браслет из дерева и кости, который она подарила мне раньше; сейчас я надеюсь объясниться с ней.
Он оставил дневник на столе, пошел в дом и стал собирать припасы и оборудование для путешествия. Где-то минут через десять он уловил едва различимый запах подлеска и услышал движение в кабинете. Очень короткое посещение, он увидел только тень, которая с невероятной скоростью пронеслась через поле и исчезла на краю лесной страны.
Значит он оставил короткий ответ. Хаксли, без большого интереса, вернулся в кабинет и прочитал то, что написал серо-зеленый.
Черт побери!
Он выбежал в сад, уронив дневник на пол.
— Вернись! — проорал он. — Ты не прав. Я уверен! Черт!
Вот теперь он испугался, по-настоящему. Он подобрал журнал и опять прочитал нацарапанные строчки: «Стивен находится в опасности, из-за Ясень. Ее необходимо уничтожить», и швырнул книгу в тайник.
Нельзя было терять времени. Он быстро собрал рюкзак, запихнул в него всю еду, что была под рукой — хлеб, сыр, кусок холодной баранины — и налетел на Дженнифер, когда бежал в сад.
— По меньшей мере подожди до рассвета… — сказал она, приходя в себя от толчка и помогая собрать вещи, вылетевшие из рюкзака.
— Не могу.
— Ты весь в мыле, Джордж…
Весь в ярости, с глазами, метающими молнии, Хаксли прошипел:
— Он собирается убить ее! Это сотрет все. Уинн-Джонс уйдет навсегда. Может быть… — Он заколебался и воздержался от слов «и Стивен».
— Я должен последовать за ним, — продолжил он, — и быстро. Бог мой, он движется так быстро…
Дженнифер печально вздохнула, потом поцеловала мужа:
— Тогда ты должен идти. Будь осторожен. Ради мальчиков и меня.
Он сделал слабую попытку пошутить:
— Я вернусь с Уинн-Джонсом, или на нем…[6]
— Только потеряй его трубку, если сможешь, — добавила она и быстро отвернулась, когда ее голос задрожал.
ШЕСТНАДЦАТЬ
Только через четыре часа Хаксли сумел добраться до Святилища Лошади, обычно он оказывался там значительно быстрее. Он хорошо знал дорогу, но его сбило с толку внезапное изменение леса: душный чирикающий зоопарк с зеленым светом и напряженными тенями сменился молчаливой мрачной лощиной, в которой все побеждающий запах гнили заставил его сердце бешено колотиться, а все его чувства обострились. Тем не менее, идя слишком быстро через эту наполненную запахом смерти прогалину, он сбился с дороги, и понадобились часы, чтобы найти ту часть Райхоупского леса, которая соответствовала его воспоминаниям.
В какое-то мгновение мимо него пролетело смазанное пятно и шумно исчезло в глубине леса. Сначала он подумал, что это Серо-зеленый, опередивший его на пути внутрь, но потом вспомнил, что его тень далеко впереди. Скорее всего, одна из форм Зеленого Джека. Он принял некоторые меры предосторожности: несмотря на сырость, застегнул все пуговицы на кожаной охотничьей куртке, вплоть до горла, вынул из рюкзака маленький деревянный щит и стал держать его со стороны лица, обращенной к опасной зоне.
Было просто сумасшествием так заблудиться, когда ему совершенно необходимо найти святилище, которое, все эти годы, он находил без всяких трудностей.
У маленького ручейка он вымыл лицо и сапоги, запачканные тиной в переполненном деревьями болоте, в котором он еще и оступился. Пыльца забила легкие, и он тяжело дышал мокрым лесным воздухом. В рот набилась какая-то грязь. Глаза жгло от пыльцы крохотных семян и бесконечных косых лучей, пробивавшихся через плотную листву.
Ручей оказался благословением. Он не узнал его, хотя развалины здания на дальней стороне, выстроенного в нормандском стиле, — высокие земляные укрепления, компактное и экономное использование камня — напомнили ему место, которое он видел три года назад. Он знал, по долгому опыту, что сооружения-мифаго всегда слегка отличаются друг от друга, потому что являются продуктами деятельности разных сознаний. Если это здание является искаженной формой приречного замка — из цикла историй, рассказываемых о дворе Вильгельма Рыжего[7], которые он записывал раньше — тогда Святилище Лошади лежит прямо у него за спиной.
Он зашел слишком далеко.
В этом лесу не было никакого толку от компаса. Все магнитные полюса двигались и изменялись, и север мог повернуться на все триста шестьдесят градусов на протяжении четырех шагов по прямой. И не было никакой гарантии, что перспектива в лесу не изменится; каждый час первобытный ландшафт менял свою связь с собственной внутренней архитектурой. Словно весь лес поворачивался, как вихрь или крутящаяся галактика, вокруг наблюдателя, запутывая чувства, направление и время. И чем больше вдаль заходил путешественник, тем больше лес смеялся над ним, играл с ним шутки, как старый лис-барабанщик, набрасывал волшебную пелену на глаза наивного наблюдателя.