Прошла неделя. Кайлен почти не спал по ночам ночей — как из-за дождя, так и из-за продолжающего разочарования Кассивелауна в своем сыне. И тут прилетела весть, что с запада, по конной дороге, приближаются воины. Рыжеволосые, в черных плащах, с оружием. Они ищут человека в рогатом шлеме, они хотят его убить.
Когда принесли новость, Кайлен сидел на полу в углу отцовского дома. У него была лихорадка, горло горело. И он был глубоко несчастен, потому что друид рекомендовал целую неделю морить его голодом, чтобы помочь болезни и дать возможность тому, кто наслал на него это зло, избавить от него светлый мир.
— Темный мир может завладеть телом, которое не сопротивляется, — сказал он отцу Кайлена и намазал ужасно пахнувшей мазью свои губы, глаза и уши, и еще отрезал клок намасленных волос. Волосы шаман привязал к кости кролика и медленно сжег их на огне. Кассивелаун глядел на все это, сидя ближе к теплу. Свет огня освещал его сильные печальное лицо и наполненные гневом и сожалением глаза, в которых не было даже намека на жалость к сыну.
— Неужели нет способа избавиться от одержания? Сделать его таким же, как мы, человеком среди людей?
Друид, сидевший на корточках, евший еду отца и наблюдавший за горящими волосами, покачал головой. Он был совсем не стар, но жидкие седые волосы и неподстриженная борода придавали ему вид дикого старика. Его синяя шерстяная туника была обрезано по колено. Вокруг шеи и на предплечьях он носил ожерелья из костей животных и искрящие бронзовые браслеты. И, конечно, он разрисовал тело грязью из далеких рек, текущих к морю. Грязь должна была защитить его от злого духа, завладевшего Кайленом; именно этот дух давал возможность мальчику прыгать через воду и безопасно проходить через острые пороги, которые называли Волчьими зубами.
— Это только холм, — сказал Кайлен (двумя годами раньше). — Невысокий холм, с валунами. Нет никакого утеса! — Он прошел среди приземистых деревьев и торчащих камней, и поднялся по склону. Народ деревни, устрашенный, попятился назад. Когда Кайлен пошел дальше, друид, Гламах, выкрикнул поток заклятий на него и сделал пассы руками, которые должны были осудить Кайлена на темные огни.
Потом, когда шок прошел и осталось только возмущение, Кайлен нашел своего друга. Фергус сначала боялся, потом заинтересовался и, наконец, закричал на своего друга и признался, что ничего не понимает.
— Но как это выглядело? — спросил Кайлен
— Разве ты не видишь их? — умоляюще спросил Фергус, указывая на холм, а потом объяснил, что перед ними отвесный утес, в основание которого воткнуты заостренные деревянные колья, на которые нанизаны кровавые тела мужчин и женщин; под кольями валяются трупы и множество костей, в воздухе висит сильная вонь от разлагающихся тел. Тот, кто живет на вершине утеса, очень опасен. Но Кайлен прошел через колья и трупы, подошел к утесу и прошел через камень, словно его вообще не было.
Кайлен прищурился и пристально вгляделся в холм. Когда облако затмило солнце, ему показалось, что он видит колья; но это было похоже на сон, на призрачный образ, который быстро исчез.
— Его необходимо убить, — сказал друид. Злые глаза, в которых отражался красный свет огня, смотрели на Кайлена через всю комнату. — Но убить правильно. И я еще не решил, как лучше всего пролить его кровь ради блага деревни и счистить пятно одержания, которое лежит на ней.
Кассивелаун, в котором слова друида, похоже, разожгли воинственный гнев, встал, пересек комнату и уставился на сына, а потом ударил его с такой силой, что Кайлен закричал. Крик раздул огонь ненависти и досады, и Кассивелаун ударил опять, и еще раз; от постоянных ударов у него закружилась голова. Когда приступ ярости прошел, рыдающий Кайлен опять скорчился в углу. Друид подошел к нему и, бормоча тайные слова, обтер его лицо едкой жидкостью и успокоил мальчика.
Боль ушла, но не ненависть. Кайлен решил, что должен сбежать из деревни в свою особую землю за рекой, землю, в которую никто из деревенских не посмеет войти.
Когда настала темнота, он встал и вышел наружу. Пасмурное небо, тихий и темный лес. Он быстро пробежал через деревню и вошел в лес. И только тут заметил маленького быстроногого Фергуса, увязавшегося за ним.
— Я слышал, как тебя били, — признался тот. — Что ты собираешься делать?
— Пересечь воду и жить там. Единственное безопасное для меня место. Друид сказал, что меня надо убить, особым способом.
Фергус скорчил гримасу:
— Ужасно, ужасно. Я видел этот особый способ. Ужасно.
— Не надо рассказывать, сам знаю, — мрачно сказал Кайлен. Но он был рад компании Фергуса. Это делало жизнь терпимой, если не привлекательной.
— Я пойду с тобой за пороги, — сказал Фергус, и даже в сумерках Кайлен увидел, что его друг плачет.
— Я очень рад, — сказал он. — Там ты будешь в безопасности. А когда мы вырастем, то наведаемся в деревню и украдем себе женщин. Это научит их уму разуму.
— Хорошая мысль, — сказал Фергус, вытирая глаза рукой. Кайлен видел, что он боится, по-настоящему; заявив, что он пересечет реку, Фергус отрезал себе путь назад. Фергус печалится о своем друге, с которых там плохо обращались в деревне, но сейчас он боялся своей опрометчивости.
Кто-то зашевелился в последнем доме деревни, и очень скоро Кассивелаун заметит, что его сын-демон сбежал. Впрочем до полуночи никто не рискнет побеспокоить Кассивелауна; но Кайлен подозревал, что они не дадут ему уйти из деревни, пока не убьют. Так что сейчас или никогда, у него остался последний шанс на свободу и мир.
Они побежали по кабаньей тропе, пересекли рощу, не заметив никого, хотя слышали, что где-то недалеко сонно сопит зверь. И, совершенно не собираясь, очутились на Впадине старого камня, где стоял маленький деревянный храм. Кайлен остановился, от удивления тяжело дыша. Он намеривался идти к реке и не понимал, как очутился здесь. Фергус слепо следовал за ним; он не хотел оставлять друга, но и не хотел слишком напрягаться и думать о том, что происходит.
Было довольно темно, но свет полной луны пробивался через тонкие, уносимые ветром облака и освещал святилище, которое построил себе чужеземец. Достаточно высокое и широкое, оно было построено вокруг камня, стоящего посреди поляны.
Внутрь вел дверной проем, широкий и открытый. Кайлен заметил, что на полу стоит горящая сальная свечка; однако ее желтое пламя не позволяло видеть почти ничего. Деревья для святилища были срублены совсем недавно, и чужеземец умело вырубил из них толстые прочные доски, которые еще блестели, не потемнев от смолы и дождей. И на них не было вырезано ничего, хотя, естественно, должны были находиться символы богов, и прежде, чем чужеземец закончил постройку.
Кайлен чувствовал, что, в любом случае, ему нечего терять, и он храбро подошел ко входу в святилище; Фергус нервно шел за ним. Кайлен слегка пригнулся и вошел внутрь.
Камень поднимался прямо из земли; пол заменяли грубая трава, ветки терна и крапива. Внутри пахло свежей землей, хотя рядом с дверью приятно пахло свежесрубленным деревом, а у камня затхло пахло могилой и скалой; даже серая пыль, лежавшая повсюду, источала безошибочно узнаваемый аромат.
К камню было прислонено копье, и Кайлен взял свечку, чтобы получше его рассмотреть. Он был полностью уверен, что оно и было завернуто в защитные шкуры. То самое драгоценное оружие, которое человек в рогатом шлеме принес из земли королей, скрыл от преследователей и, несомненно, спас от тех, кто собирался использовать во зло силу, которая в нем содержится.
Кайлен, не колеблясь, взял его и взвесил в руке; длиной почти с человека и достаточно легкое, оно было сделано из какого-то темного дерева. Там, где к концу древка крепился широкий наконечник в виде листа, были вырезаны кольца и узоры. Железный наконечник, волнистый и зазубренный, делился пополам центральным ребром, по обе стороны от которого был нацарапан глаз. Копье, конечно, предназначалась не для взрослого воина — слишком маленькое, — но для ребенка. Детское метательное оружие, на поле боя такое же смертельное, как и любое другое, копье принца.
Мимо Кайлена протянулась рука и забрала у него оружие. Кайлен вздрогнул от неожиданности, ахнул и, повернувшись, обнаружил, что смотрит на тяжелое лицо чужеземца, который второй рукой крепко держал Фергуса, зажимая ладонью ему рот.
Кайлен попытался было сбежать, но мужчина загородил ему дорогу копьем. Потом, внезапно, он отпустил Фергуса и, улыбнувшись им обоим, поднял палец к губам и осторожно положил копье обратно на камень. Он сел на корточки, потом посмотрел на Кайлена, который был высоким парнем. В свете свечки блестели дикие глаза и сверкали белые зубы; его дыхание оказалось приятным, словно он только что ел ягоды. Сильные, хотя и мягкие ладони. Он смотрел то на одного, то на другого, но больше на Кайлена.
— Давай, — сказал он. — Говорить. Давай, говорить. — Он встал, взял копье и вышел из святилища. Кайлен, немного поколебавшись, последовал за ним, и Фергус (который импульсивно схватил руку Кайлена, словно искал защиты от того, кого он смертельно боялся) также пошел вслед за чужеземцем. Они вышли в освещенную луной ночь и углубились в лес.
Сначала они шли, и Кайлен без труда поспевал за чужеземцем по заросшей звериной тропке и через заросли ежевики. Фергус регулярно отставал, но каждый раз, когда они выходили на лесную поляну, он подбегал к Кайлену и дергал его за рубашку, давая знать, что он опять здесь. Рогатый человек, шлем которого сверкал в свете луны, шагал и шагал, и Кайлен чувствовал, что он идет все быстрее и быстрее; за его спиной развевался плащ, который пытались поймать ветки кустов и шипы роз, но он всегда вырывался от них. Внезапно человек издал птичью трель, но низкую и долгую. Он поднял руки и, не прекращая идти, сказал только одно слово: «Следуй», после чего побежал.
Кайлен тоже побежал, Фергус за ним, и они оба видели, как рогатый мужчина высоко прыгал, низко приседал, скручивался и поворачивался на бегу до тех пор, пока не стал источником грохочущей, спотыкающейся и кричащей темноты; шлем, металл на поясе и браслет сверкали и вспыхивали в бродячем серебряном свете. Плащ, крутившийся вокруг его тела, временами казался крылом, а временами — летящим одеянием темноты, и лес оглашался звуками его шумного бега, а также криками и смехом мальчишек, бежавших за ним.