е танца, известного как «Гнездо кукушки»[19]. Человек в мешковатой, украшенной цветами одежде и большом вычурном колпаке запел грубую песню. Как только он начал петь, размахивая кустистой рыжей бородой, все залились смехом. Поверх сюртука он надел передник, и очень часто поднимал его, демонстрируя длинный красный баллон, привязанный между ног. На его конце были нарисованы глаза и ресницы. Зрители ревели каждый раз, когда он так делал.
Когда Джинни шла по через ярмарку к этому новому центру развлечения, к ней подошел Мик Фергюсон, который скалился и, наклонившись вперед, изображал горбуна из «Собора парижской богоматери», преувеличенно хромая и крича:
— Колокольчики. Колокольчики. Звякающие колокольчики…
— Мик… — начала было Джинни, но он уже сверкнул на нее нервной улыбкой, затесался в хаотическое движение толпы, подбежал к костру и, наконец, исчез во мгле за ним.
Джинни смотрела, как он уходит. «Мик, — подумала она. — Мик… почему?..»
Что происходит?
Она подошла к танцорам. Бородатый певец и Кевин нервно повернулись и кивнули ей. Мужчина пел:
Кто-то любит девушку красивее цветка
А кто-то любит девушку стройнее тростника…
— Я пропустила процессию, — сказала Джинни. — Не проснулась вовремя.
Кевин поглядел на нее, выглядя несчастным.
— Мать приказала мне не разговаривать с тобой… — признался он.
Она подождала, но Кевин решил, что осторожность — лучшая часть трусости.
— Почему? — спросила она, обеспокоенная его словами.
— Ты отверженная, — пробормотал мальчик.
Джинни была потрясена:
— Почему меня отвервергли? Почему именно меня?
Кевин пожал плечами, и посмотрел на нее странным ужасным взглядом, взглядом взрослого мужчины, высокомерным и ехидным.
Человек в отвратительной одежде продолжал петь:
Но мне дай девчонку, что вертится ужом,
Когда играю я с ее кукушкиным гнездом…
Кевин отшатнулся от Джинни, повторяя «ку-ку», «ку-ку».
— Очень грубая песня, — сказала Джинни.
— Ты кукушка, ты кукушка, — стал дразниться Кевин.
— Не знаю, что ты имеешь в виду, — сказала растерянная Джинни.
— Кукушка, кукушка, кукушка, — продолжал Кевин, потом ткнул ее в пах, злобно хихикнул и понесся к пылающему костру. Слезы было навернулись на глаза Джинни, но она так рассердилась, что слезы высохли.
Она взглянула на певца, все еще не полностью понимая, что происходит, хотя точно знала, что он поет грубую песню — мужчины, глядевшие на него, гоготали, как ненормальные. Немного подумав, она ускользнула к церкви.
Стоя у покойничьих ворот, она смотрела на вспышки огня, освещавшего лица толпы, беспокойное хождение взад и вперед, пляски и прыжки… слушала смех, музыку и далекое завывание ветра, раздувавшего огонь и заставлявшего пламя яростно и опасно наклоняться к югу. И спрашивала себя, где, во всем этом хаосе, должна быть мама.
Мама всегда поддерживала ее, она была так добра с ней, так ласкова. Джинни жила в доме на старой дороге с того времени, когда ее настоящие родители погибли в огне. И по ночам, когда домом завладевал ночной кошмар, мама всегда утешала Джинни. Очень скоро Джинни начала считать ее своей настоящей мамой, и вся печаль и горе быстро растаяли.
Где же Мама? Где она?
Она увидела мистера Бокса, который медленно шел через толпу, держа печеную картофелину в одной руке и стакан пива в другой. Она побежала за ним и дернула его за сюртук. Он едва не задохнулся своей картофелиной и нервно оглянулся, но тут же услышал ее голос и, хмурясь, нагнулся к ней. Отбросив прочь остатки картофелины, он поставил стакан на землю.
— Привет, Джинни, — озабоченно сказал он.
— Мистер Бокс, вы видели мою маму?
Он опять с беспокойством посмотрел на нее, его доброе лицо превратилось в беспокойную маску, борода дергалась:
— Видишь ли… сегодня она готовится к приему.
— Приему кого? — спросила Джинни.
— Ну, Цирика, конечно. Героя войны. Человека, который придет к нам. Он, наконец-то, согласился вернуться в деревню. Предполагалась, что он придет три года назад, но он не сумел.
— Мне до него нет дела, — сказала она. — Где моя мама?
Мистер Бокс успокаивающе положил руку на ее плечо и покачал головой:
— Почему бы тебе не пойти и не поиграть, ребенок? Именно это ты и должна делать. Я только владелец паба. Я не Организатор. Ты не должна… ты не должна даже говорить со мной.
— Меня отвергли, — прошептала она.
— Да, — печально сказал он.
— Где моя мама? — упрямо спросила Джинни.
— В деревню придет важный человек, — сказал мистер Бокс. — Великий герой. Большая честь для нас… и… — Он заколебался, но все же добавил, тихим голосом: — И он принес с собой то, что сделает эту деревню более надежным местом…
— Что именно? — спросила Джинни.
— Некоторое знание, — ответил мистер Бокс и пожал плечами: — Это все, что я знаю. Как и все окрестные деревни, мы должны сражаться, чтобы сдержать захватчика, и это тяжелая битва. Мы все долго ждали этой ночи, Джинни. Очень долго. Мы поклялись этому человеку. Очень давно, когда он сражался, чтобы спасти деревню. И сегодня мы исполним ту клятву. Каждому из нас отведена своя роль…
Джинни нахмурилась.
— И мне? — спросила она, и поразилась, увидев, как большие слезы потекли по щекам мистера Бокса.
— Конечно, Джинни, и тебе, — прошептал он и, кажется, подавился словами. — Я удивлен, что ты не знаешь. Я всегда думал, что дети знают все. Но все это работает своим путем… есть правила… — Он опять покачал головой. — Мне не сообщили… я не знаю.
— Но почему все так ужасно относятся ко мне? — спросила Джинни.
— Кто это, все?
— Мик. И Кевин. Он назвал меня кукушкой…
Мистер Бокс улыбнулся:
— Они просто тебя дразнят. Им сказали кое-что о том, что произойдет сегодня вечером, и они ревнуют.
Он выпрямился и глубоко вздохнул. Джинни посмотрела на него, его слова медленно проникали в нее:
— Вы хотите сказать, что сегодня вечером что-то произойдет со мной?
Он кивнул.
— Ты избрана, — прошептал он. — Когда твои родители были убиты, к тебе послали Мать, чтобы приготовить тебя. Сегодня вечером тебе придется сыграть очень особую роль, Джинни, и это все, что я знаю. Сейчас иди и играй, ребенок. Пожалуйста…
Внезапно он посмотрел в сторону от нее, на танцоров. Джинни тоже посмотрела на них. Пять мужчин смотрели на нее и мистера Бокса, двух из них она узнала. Один из танцоров слегка покачал головой, и мистер Бокс быстро убрал руку с плеча Джинни. И тут к ним пошла женщина, платье которой было украшено настоящими цветами, а лицо напоминало камень. Мистер Бокс грубо оттолкнул Джинни от себя. Убегая оттуда, на всякий случай, она услышала, как женщина сильно ударила мистера Бокса по щеке.
5
Костер горел. Он давно уже должен был стать сияющей кучей углей, но все еще горел. И у Скорроуменов уже давно должны были кончиться силы, но они все еще плясали. Через наполненный дымом холодный ночной воздух плыли сияющие искорки. Звенели колокольчики, слышался стук дубинок. Ветер приносил голоса и смех, танцоры упрямо танцевали и танцевали моррис.
Вскоре они образовали большой круг, вытянувшийся вокруг огня, и яростно и быстро прыгали, подчиняясь жесткому бесконечному ритму барабанов и скрипок. Плясали вся жители деревни и все гости, мужчины и женщины в анораках и свитерах, дети в вязаных шапочках и подростки в джинсах и кожаных куртках; все они смешались с бело-черными Узерами, Пикерами, Такерами и остальными.
Вокруг горящего огня, спотыкаясь и шатаясь, и весело крича, когда целый кусок круга валился в грязь. Вокруг и вокруг.
Звон колокольчиков, стук барабанных палочек, визг скрипок, морская мелодия аккордеона…
Ровно в десять дикий танец резко оборвался.
Молчание.
Мужчины сняли колокольчики с ног и бросили их в огонь. И швырнули в пламя дубинки. Скрипки разбили о землю, остатки отправились туда же.
Аккордеоны, объятые пламенем костра, перестали играть.
Цветы из волос. Колпаки с голов. Розы и лилии с покойничьих ворот. Воздух внезапно наполнился резким ароматом… ароматом трав, лесных трав.
В этом молчании Джинни подошла к церкви и метнулась через ворота в темноту кладбища… И между длинными холмами к железным воротам…
Кевин уже был там. Он подбежал к ней, глаза широко открыты, дикий взгляд.
— Он идет! — прошипел он, затаив дыхание.
— Кто? — прошептала она.
— А ты куда бежишь? — спросил он.
— В лагерь. Мне страшно. Они перестали танцевать и сожгли свои инструменты. Так и произошло три года назад, когда Мэри… когда… ну, ты знаешь…
— Почему ты так боишься? — спросил Кевин. В его глазах отразился яркий свет костра. — От кого ты бежишь, Джинни? Скажи мне. Скажи мне. Мы друзья…
— Что-то неправильно, — всхлипнула она. Внезапно она обнаружила, что схватила мальчика за руку. — Все ужасно относятся ко мне. Ты ужасно относишься ко мне. Что я такого сделала? Что я сделала?
Он покачал головой. Из-за пламени костра казалось, что его темные глаза пылают. Внезапно он взглянул за нее. И улыбнулся. Потом опять посмотрел на нее.
— Прощай, Джинни, — прошептал он.
Она повернулась. Кевин метнулся мимо нее и исчез в толпе людей в масках, стоявших вокруг нее. Они подошли так тихо, что она ничего не услышала. Их лица-маски походили на черных свиней. Глаза горят, рты усмехаются. Одеты в белое и черное… Скэрроумены.
Внезапно Кевин завыл. Джинни решила, что его наказывают, потому что говорить с ней запрещено. Она прислушалась, и потом на секунду… только на секунду… все притихло, все замолчали, предчувствуя. И она отреагировала, как в таком положении отреагирует любой чувствительный ребенок.