я. Тогда через пять минут он подойдет в отель, к стойке портье. Похоже, она только что поставила личный рекорд по скорости организации путешествия.
Все же она позволила себе на несколько минут зайти в душ и переодеться. Спустилась в холл, где Бето уже поджидал ее. На первый взгляд он показался ей постаревшим скаутом. Лет около сорока. Широкополая шляпа, рубашка и шорты цвета хаки. Крупные руки, гольфы до колен и улыбающаяся физиономия дополняли картину.
Он подошел и чмокнул ее в щеку, что Жанне совершенно не понравилось, хотя она знала, что в Аргентине так принято. Она предложила ему пройти для разговора в ресторан. Был час дня, постояльцы отеля обедали, и они с трудом нашли свободный столик. Жанна запаслась позаимствованной у портье картой северо-восточной области Аргентины, развернула ее и объяснила Бето, что не собирается осматривать ни водопады Игуасу, ни развалины Сан-Игнасио — единственные достопримечательности края. Расположенные, кстати сказать, на расстоянии в тысячу километров друг от друга.
Скаут стянул с головы шляпу:
— Нет?
— Нет. Я хочу проехать в Кампо-Алегре.
— Да что там смотреть-то?
— Не важно. Мне надо именно туда.
— Зачем?
— Чтобы попасть в Каннибалов лес.
— Туда нельзя попасть.
— Лучше расскажите, как до него добраться.
Бето вздохнул и ткнул пальцем в карту:
— Мы вот здесь, в Формосе. Если мы туда двинем, придется ехать по восемьдесят первому шоссе. Если я говорю «шоссе», то это просто дань современности. На самом деле это тропа, местами непроходимая.
— А потом?
Бето повел палец дальше:
— Проезжаем двести километров. Вот в этой точке, это Эстанислао-дель-Кампо, спускаемся к юго-востоку, пешеходной тропой, до Кампо-Алегре.
— Сколько времени займет дорога?
— Половину дня, может, больше.
— А до Каннибалова леса?
Он поскреб рукой щетину на подбородке:
— Надо разузнать у людей. Я туда еще никого не возил. Но мне кажется, что единственный способ туда попасть — это подняться по реке. Она называется Бермехо. Знаете, что это значит? Красное золото. Ее так назвали из-за цвета. Думаю, по ней можно на барже доплыть до Парагвая.
— На барже? Очень хорошо.
— Подождите радоваться, пока ее не увидите.
— И баржа довезет нас до леса?
Бето рассмеялся:
— Баржа не останавливается! Там же вокруг тысячи гектаров затопленных земель! Болото на болоте! И yungas! Абсолютно необитаемые.
— Yungas? — переспросила Жанна, хотя уже поняла, что ее собеседник имеет в виду джунгли.
— Субтропические леса. Большая их часть затоплена водой. Там кишмя кишат кайманы и пираньи, а вокруг — зыбучие пески. Туда даже егеря боятся заглядывать. Не местечко, а черт знает что такое. Там земля не стоит на месте, понимаете?
— Нет, не понимаю.
— Ну, это такие плавающие острова, более или менее связанные между собой. Называются embalsados. Вот, например, вы идете по дороге. Берете на заметку какой-нибудь знак. А когда возвращаетесь обратно, там уже все не так. Деревья, почва, ручьи — все переместилось.
Жанна смотрела на закрашенную зеленым область на карте. Значит, это лабиринт? Хитросплетение зарослей, непостоянство речушек и тропинок — может, в этом и состоит секрет выживания народа каннибалов?
— А вот тут какие-то названия… Это деревни?
— Сеньора, мы с вами в Аргентине. Вы видите на карте название. Но это не значит, что на этом месте вы хоть что-нибудь обнаружите. В лучшем случае табличку на вкопанном в грязь столбе. Или остатки забора.
— А Кампо-Алегре?
— Да, там еще сохранилась пара-тройка бараков. Но в основном это селение известно из-за военного лагеря, который там находился. Его закрыли в девяностых. А зачем вам туда?
Застигнутая вопросом врасплох, Жанна наплела что-то про книгу о первобытных цивилизациях, над которой якобы работает.
— У вас много оборудования?
— Только фотоаппарат.
Кажется, Бето ей не поверил. Жанна снова уставилась в карту. На ней было отмечено — «Selva de las Aimas». Интересно, почему Хоакин во время сеанса гипноза, а еще раньше Роберж в своем дневнике перевели это название как Лес духов? Души и духи ведь совсем не одно и то же…
— Существует легенда, даже несколько, — пришел ей на помощь Бето. — Для обозначения лесных духов используют многие слова. Almas — души. Espiritus — духи. Fantasmas — призраки. На самом деле все еще сложнее. Индейцы говорят про этот лес, что он «неживой». Что это мир, каким он был до появления человека. «Неживые» духи кочуют вместе с embalsados, потому что по сути они странствующие души.
— А на что похожи духи?
— Некоторые индейцы говорят, что они огромные, как великаны. Другие, наоборот, утверждают, что они как карлики. Есть и более современное толкование. Кое-кто верит, что это души заключенных с военной базы — тех, кого солдатня живьем сбрасывала с самолетов в лагуну на прокорм кайманам.
Теперь Жанна поняла, почему Роберж писал в своем дневнике о мертвых душах. В древности римляне поклонялись душам умерших предков, расставшимся с телом. Раз в год им приносили жертву. И мертвые души выходили из ада через узкую щель, специально для этого оставленную в гробнице…
— То есть их никто никогда не видел?
— Сеньора, все это россказни неграмотных индейцев. Они обожают такие вот байки. Болтают про таинственное исчезновение егерей… Про пропажу вещей и материалов. Но я учился в университете в Ресистенсии, и ничто не заставит меня…
Жанна не слушала разумные речи Бето. Мифы питаются фактами, давними, но реальными, пусть и искаженными человеческим воображением. Как знать, может быть, в легендах о Кампо-Алегре нашли отражение действительные события, доказывающие, что существование первобытного народа в чаще джунглей — тоже реальность. Народ, живущий под властью Эроса и Танатоса — вожделения и стремления к смерти. И отдающий явное предпочтение второму богу — богу разрушения.
Да, повторила про себя Жанна. Если легенды порой основываются на правде, они могут указать путь к решению сегодняшней запутанной загадки, которая только кажется мистикой…
— Сколько вы возьмете, чтобы отвести нас туда?
— Сеньора, — хохотнул он, — при чем тут деньги?
Это означало, что придется торговаться. Решение пришло сразу. Она повторит маневр, опробованный в Тукумане. Пойдет в банк. Получит наличность. Выжмет свой счет досуха. До последнего евро. О чем тут думать? Назад дороги нет.
Кажется, ее впервые обожгла эта мысль: а сможет ли она вернуться назад?
75
Ад под пальмами.
Пальмы, пальмы — ничего, кроме пальм.
Сотни, тысячи, миллионы пальм — насколько хватает глаз. Ветви, протянутые в бесконечность, острые, как штыки. Сухие. Сожженные. Обуглившиеся. Иголками впивающиеся в глаза. Кинжалами полосующие тело. Перерубающие артерии. Торопящиеся отдать кровь главному божеству — солнцу…
У подножия этих громадин тянулись непроходимые заросли кустарников; вверх по стволам карабкались лианы. Казалось, дорога покрыта тонким, как паутина, серым покрывалом, сквозь которое струится невидимый и обжигающе горячий воздух. Земля была кирпичного цвета. В голубом небе плыли флотилии облаков непривычно четких очертаний, словно сошедшие с полотна художника XVII или XVIII века. Ватто? Пуссен? Гейнсборо? Там, на картинах, были только копии, а оригиналы — вот они, хранятся как ни в чем не бывало в лазоревой синеве над Аргентиной.
Жанна восхищенно озиралась вокруг, ища признаки жизни — человеческой или звериной. Не сказать, чтобы их было много. Электрические столбы, треснувшие от жары. Колья заборов. Нанду — аргентинские страусы, продирающиеся сквозь кусты. И прямо на тропе раздувшиеся от зноя трупики ящериц.
Финансовые манипуляции заняли у нее несколько часов. Все это время Бето готовил машину — джип «лендкрузер», — явного ветерана многих экспедиций. Потом они запасали снаряжение, необходимое для ночевки в джунглях. Палатка. Кое-какая утварь. Мачете. Сушеное мясо. Обезвоженные овощи. Арахис…
В 16.00 они покинули Формосу. Назад никто не оглядывался.
Дорога чем дальше, тем становилась хуже. Проваливалась, виляла в сторону, ерошилась кочками — короче, вытворяла нечто невообразимое, словно жила собственной жизнью. Джип давно бросил попытки объезжать неровности рельефа и брал их приступом. Мотор натужно пел свою песню, переходящую в рев. Ему аккомпанировал лязг барахла, сваленного в багажнике.
Бето, не обращая ни малейшего внимания ни на тоскливое однообразие пейзажа, ни на грохот, ни на жару, болтал не закрывая рта. Описывал редкие местные достопримечательности. Излагал политические проблемы. Рассказывал о народных индейских промыслах.
Жанна прервала его. Ее интересовали некоторые детали:
— Народ, населяющий эту область, называется матако?
— Никогда не произносите вслух это слово! Оно считается презрительным, а изобрели его испанцы. По-испански mataco — это броненосец, знаете, такой маленький зверек, который прячется в кустарниках. Сами себя индейцы называют иначе. У них племенные имена — тоба, пилага, вичи…
— Какого они нрава?
— Опасного. Они так и не смирились с испанским нашествием. Формоса была последней завоеванной провинцией. Столице меньше ста лет.
— Какой у них образ жизни?
— Традиционный. Охота, рыболовство, собирательство.
— Они используют урукум?
— Что-что?
— Растение с красными семенами, которыми натирают тело.
У скаута под шляпой загорелись глаза:
— Конечно! Называют они его по-другому, но в обрядах используют, это точно!
Что ж, еще один кончик нити привел в нужное место. Клубок постепенно разматывался.
— А что, — снова заговорила она, — индейцы часто ходят в Лес мертвецов?
— Разве что на опушку. Они его боятся.
— Из-за призраков?
Бето изобразил глубокую задумчивость, очевидно, полагая, что должен подчеркнуть значимость ответа:
— Видите ли, во всем этом присутствует своего рода… э-э… символика. Для них лес и его embalsados являются прообразом всего мира.