Она подумала о Хоакине. О его голосе, бормочущем: «Todas las promesas de mi amor…». И вновь усомнилась. Неужели он в самом деле убийца-каннибал? Или это простая случайность, совпадение?..
В зал вернулись криминалисты в белых комбинезонах.
– Я сейчас, – бросила она Тэну, что-то говорившему их главному.
Она вышла из комнаты. Нашла коридор. Навстречу попался Райшенбах с напомаженными волосами. Рожа мрачная. Для него каждая новая жертва – профессиональный прокол. На ходу поздоровавшись с ним, в конце коридора Жанна обнаружила последнюю, погруженную в сумрак комнату. Сама не зная зачем, она двинулась к этому темному помещению.
Центр зала занимал большой черный лакированный стол. За ним тянулся черный бархатный канат. А за канатом стояла толпа. И здесь первобытные существа. Их разделяли тысячи, даже миллионы лет эволюции, но расставлены они были как попало. Непроизвольно она попыталась разместить их в хронологическом порядке. Слева отыскала пару хрупких горилл, черных и волосатых. Блеск в глазах и задранные в усмешке уголки губ придавали им что-то человеческое. Подальше, тоже слева, скалилась еще одна пара. Не такие волосатые, уже более отесанные. Обтесанные, как кремни, которые они, вероятно, использовали на охоте и для разжигания огня. Прошедшие века высекли из их глаз новую искру. Искру высшего разума.
В стороне, будто семья мужланов, случайно попавших на праздник, теснились низколобые волосатые существа в звериных шкурах и с копьями. Косматые, с выпирающими челюстями и нависшими надбровными дугами. Судя по всему, им было отведено особое место в эволюционной цепочке. Жанна читала кое-какие статьи о развитии гоминид. Она вспомнила о семействе неандертальцев, сосуществовавших с homo sapiens sapiens[28], прежде чем исчезнуть с лица Земли.
В глубине стояли люди. Не современные, но уже совсем не обезьяноподобные. Всклокоченные, одетые в замшевые лохмотья, как американские индейцы, они напоминали «Граждан Кале» Огюста Родена. Истощенные оборванцы. И все же страх в их стеклянных глазах сменился хитростью. Человек вступил в свои права.
Все они отражались в лакированной столешнице, словно собирались напиться из черного водоема. Жанна заметила последнюю статую, присевшую на корточки на краю пруда. Женщина, закутанная в черный мех или темные лохмотья, отсюда не разглядеть. Жанну поразили ее короткие ярко-рыжие волосы. Может, это доисторическая шаманка?
Жанна невольно отшатнулась. Статуя шевельнулась. У края стола сидела женщина в черной шали. Стриженные ежиком, как у панков, волосы словно пылали огнем. Казалось, она впала в оцепенение.
У Жанны мелькнула догадка. Начальница мастерской собственной персоной. Скульптор-виртуоз, наделявшая жизнью эти создания древних времен. Она пришла сюда в поисках уединения. Не раздумывая, Жанна приблизилась и положила руку ей на плечо. Рыжеволосая женщина взглянула на нее и, поколебавшись, через силу улыбнулась.
Потом поднялась и протянула ей руку:
– Изабелла Вьотти. Я руковожу мастерской. Вы из полиции?
– Нет. Жанна Крулевска. Следственный судья.
Зрачки собеседницы расширились от удивления.
– Но я уже разговаривала с судьей.
– Мы работаем в паре.
– Это обычная практика?
– Нет. Но это дело совершенно… необычное.
Женщина буквально рухнула на стул. Словно обмен любезностями исчерпал ее силы. Поставив локти на стол, она уронила голову на руки:
– Не понимаю… Не понимаю…
– Такое нельзя понять, – откликнулась Жанна. – Мы здесь не для того, чтобы искать объяснения. Или даже анализировать. Наша задача – найти преступника. Арестовать его. Но и когда он будет схвачен, поверьте – тайна не прояснится.
Изабелла Вьотти взглянула на нее:
– Я слышала разговоры полицейских. Это ведь не первый случай?
– Насколько нам известно, это третья жертва. За короткое время.
– Но почему? Я хочу сказать… почему именно Франческа?
Жанна придвинула стул и села напротив.
– Ее выбрали не случайно. Убийцу интересовала ваша мастерская.
– Моя мастерская?
– С самого начала все эти убийства как-то связаны с первобытной эпохой. Мотив кроется в доисторических временах. Вы видели надписи, которые убийца оставил на стенах?
– Да. Нет. Не хочу на них смотреть.
Жанна не стала настаивать. Позже она покажет ей фотографии. Она как специалист может что-то расшифровать, и… Жанна одернула себя. О чем только она думает? Это не ее расследование. Она занимается им незаконно. Даже если ей, возможно, известен убийца.
– Как вы их восстанавливаете? – продолжала она. – По костным останкам?
– По черепам. По костям. Собственно говоря, по муляжам. По копиям ископаемых костей, найденных в Африке, Европе, Азии. Из соображений безопасности оригиналы хранятся в музеях.
– От кого вы их получаете?
– От исследователей. От музейщиков.
– У вас ничего не пропадало?
– О чем вы?
– Череп, фрагменты костей? Все на месте?
– Не знаю. Надо бы проверить. Но кому они нужны?
– Я могу с тобой поговорить?
Жанна обернулась. В дверях стоял разъяренный Франсуа Тэн. Она вышла к нему в коридор. В соседнем зале криминалисты с помощью санитаров осторожно снимали тело с потолка.
– Что ты творишь? Проводишь следствие у меня за спиной?
– Нет. Просто хотела узнать…
– Я слышал. К чему эти вопросы? Теперь ты воображаешь, что убийца ворует кости?
– В «Павуа» он украл околоплодную жидкость. Что, если он каждый раз что-нибудь забирает? Какой-то трофей. И…
Тэн не слушал: он смотрел на что-то или на кого-то за спинами санитаров и скульпторов. Ну конечно, Ланглебер, судебный медик. Еще держит в руках диктофон. Значит, только что окончил осмотр. Он и дал разрешение на перевозку тела.
– Пусть только попробует завести свою шарманку… – процедил Тэн сквозь зубы.
Ланглебер подошел к ним:
– Знаете, как говорил Лакан?
– Твою мать… – прошипел Тэн.
– «Если вы поняли, вы наверняка ошибаетесь».
– Может, хватит выпендриваться? – Тэн ткнул в него пальцем.
Медэксперт примиряюще поднял руки:
– О’кей. Давайте о деле. Модус операнди все тот же. Разве что сегодня ночью месье схалтурил. Либо ему помешали, либо он по неизвестной нам причине очень спешил. Он не снял убитую с потолка. Не расчленил. Ничего не изжарил. А в остальном – все то же. Кровопускание. Укусы. Вырванные куски.
– Протокол вскрытия нужен мне к завтрашнему утру.
– Ты его получишь. Скопирую предыдущий и кое-что добавлю.
– Что добавишь? – спросила Жанна.
– Он сожрал ее глаза.
Тэн изо всех сил замотал головой.
– С меня хватит, – сказал он брезгливо. – Валим отсюда.
Попрощавшись с Ланглебером, они миновали залы с муляжами и головами. Снаружи суетились полицейские. Одни все еще натягивали заградительные ленты вокруг центрального двора. Другие следили за подъездами. Никого из гражданских не допускали в зону безопасности, но жильцы буквально прилипли к окнам.
Райшенбах подлез под ленту и двинулся им навстречу.
– Мы по уши в дерьме. Журналюги тут как тут.
– Постой, – сказал Тэн. – Как они узнали?
– Точно не от нас. Как будем выкручиваться?
– Скажи им, что послезавтра утром, в понедельник, состоится пресс-конференция. Что поделаешь. Придется все им выложить. Хотя выкладывать пока особо нечего.
Полицейский отошел. Тэн взял Жанну под руку и шепнул:
– Мотаем отсюда. Выйдем задами.
Через несколько минут они снова стояли у подъезда на улице Сивьяль.
– Я тебе звякну, когда получу все отчеты. В выходные пообедаем вместе, идет?
Как и в первый раз в лаборатории «Павуа», к нему вернулся его природный задор. Жанна осадила его:
– Найди убийцу. Мы не в игрушки играем.
Улыбка Тэна погасла. Нет, это не игра. Судья знал, что на кону – жизни будущих жертв. Часы с кровавым циферблатом и стрелками из кремня начали отсчет времени.
Жанна попрощалась с ним и направилась к своей машине, падая с ног от усталости. Разум цеплялся за две мысли.
Первое. Поспать хоть несколько часов, оглушив себя снотворным. Второе. Подловить Антуана Феро и заставить его расколоться.
Хватит прикидываться любительницей искусства и застенчивой влюбленной.
Пришло время закона и наказания.
22
На следующее утро она поняла, что ничего не может поделать.
Допросить Антуана Феро – невозможно. Он сошлется на врачебную тайну. Признаться, кто она на самом деле, – невозможно. Она потеряет его навсегда. Открыть ему, что она установила прослушку у него в кабинете из-за несчастной любви, – НЕВОЗМОЖНО.
Во всем покаяться Тэну, чтобы он довел дело до конца? Признаться в своей жалкой уловке, в том, что она распорядилась установить жучки, потому что ее бросил любовник, и, как последняя извращенка, слушала по ночам чужие тайны? Стыда не оберешься, а толку чуть. Тэн не сможет вызвать Феро на допрос, не сможет сослаться ни на одну запись. По очень простой причине: ЗАПИСИ СДЕЛАНЫ НЕЗАКОННО.
Жанна схватила мобильный, чтобы узнать время. 10.20. Воскресенье, 8 июня 2008 года. Она потерла лицо. Ее терзало медикаментозное похмелье. Вчера вечером она перерыла ящики в поисках средства, которое поможет ей забыться. Ксенакс. Стилнокс. Локсапак[29]. Сон накрыл ее, как саван из мгновенно схватившегося гипса. А теперь ей было трудно разодрать слипающиеся глаза.
Она еле поднялась с постели и поплелась на кухню, преодолевая жуткую головную боль. Долипран 1000[30]. Эффексор[31]. Кофе. Нет, чай. Снова стало жарко. Духота заполнила квартиру до отказа. Вскипятить воду. Заварить юннаньский чай… Все это она выполняла механически, твердя про себя, что ничего нельзя поделать. Абсолютно ничего.
Разве только…
Она поставила чашку и заварочный чайник на поднос и вернулась в гостиную. Развалилась на диване и выработала стратегию. Можно разыграть святую невинность. Позвонить Феро. Встретиться с ним. И поболтать как ни в чем не бывало. Навести разговор на серийные убийства. Вот только как? Ведь он считает, что она занимается рассылками. Откуда бы ей знать об убийствах? И с какой стати психиатр станет их с ней обсуждать? Они ведь едва знакомы.