– Растение с красными семенами, которыми натирают тело.
У скаута под шляпой загорелись глаза:
– Конечно! Называют они его по-другому, но в обрядах используют, это точно!
Что ж, еще один кончик нити привел в нужное место. Клубок постепенно разматывался.
– А что, – снова заговорила она, – индейцы часто ходят в Лес мертвецов?
– Разве что на опушку. Они его боятся.
– Из-за призраков?
Бето изобразил глубокую задумчивость, очевидно, полагая, что должен подчеркнуть значимость ответа:
– Видите ли, во всем этом присутствует своего рода… э-э… символика. Для них лес и его embalsados являются прообразом всего мира.
– Не понимаю.
Давая пояснения, Бето выпускал из рук руль и снова хватался за него, когда «лендкрузер» заносило в сторону.
– Проделайте один опыт. Задайте индейцам какой-нибудь вопрос. Они вам ответят. Назавтра задайте им тот же самый вопрос. И вы получите совершенно другой ответ. Их восприятие мира изменчиво, понимаете? Как этот лес и эти земли, не способные стоять на месте.
Около семи вечера – уже совсем стемнело – Жанне срочно понадобилось выйти и она попросила остановить машину. На улице заметно посвежело. Она прикинула: Чако отстоит от экватора на такое же расстояние, что и Сахара, – только не к северу, а к югу. Вот почему и зимы здесь похожи: днем обжигающе жарко, по ночам – чудовищно холодно.
Дрожа всем телом, она направилась к ближайшим деревьям. Только присела, как раздался крик, от которого кровь стыла в жилах. Хриплый, низкий, устрашающий. Он звучал одновременно близко и далеко, и эхо его металось в кустах.
Жанна вскочила, разведя руками высокую траву. Она узнала этот крик. Точно такой же огласил стены кабинета Феро. О нем говорили этолог Эстевес и Пьер Роберж. Так кричат обезьяны-ревуны. Ну, кричат себе и кричат – чего пугаться? Но Жанну охватил ужас, как будто по пятам за ней гнался Хоакин.
Она бегом бросилась к машине. Бето по-прежнему щеголял в шортах, правда, натянул теплую куртку. Сейчас, облокотившись на капот, он цедил мате. Феро потягивался и приседал, разминая ноги. Лица у обоих были покрыты красноватой пылью. Жанна догадалась, что и сама выглядит не лучше.
– Слышали?
– Конечно, – кивнул Бето, не выпуская зажатой между зубами соломинки.
– Это обезьяны-ревуны?
– Их тут полным-полно.
Бето не выказывал ни малейших признаков испуга. И с видом знатока добавил:
– Они внесены в Книгу рекордов Гиннесса как самые шумливые создания на планете.
Жанна оглядела своих соратников. Бето, в шляпе гаучо, явно купленной в сувенирной лавке аэропорта, и костюме исследователя, слизанном с Индианы Джонса, меньше всего походил на надежного проводника, знающего все тропки и умеющего найти выход из любого положения. Что же до Феро…
Поднимусь с ними по реке, а потом брошу их. В лес пойду одна…
76
Кампо-Алегре оказалось призрачным поселением.
Точнее говоря, призраком поселения.
Они добрались до него около полуночи. Пыльные улицы, проложенные по голой земле и утрамбованные тысячами ног. Хибары из бетонных блоков. Тощие, какие-то пришибленные собаки – наверное, весь день маялись от жары под безжалостным солнцем, а теперь, с наступлением ночи, дрожат, бедные, от лютого холода. Солдаты – кое-как одетые, на вид почти такие же пришибленные, больше всего похожие на забытых на никому не нужном посту часовых, которым уже не дождаться смены.
Если бы не неверный свет укрепленных у порога домишек штормовых ламп, они бы и вовсе ничего не разглядели. Но еще хуже темноты было давящее, засасывающее ощущение разлитой вокруг пустоты. Кампо-Алегре – населенный пункт без населения. Выморочный городишко. Казалось, хватит порыва ветра посильнее, чтобы сдуть его с лица земли. Если раньше окружающие болота не поглотят его без остатка.
В конце главной улицы обнаружился мотель.
Приземистое кирпичное строение, разделенное на комнатушки. Ветер гнал по улице опавшие листья, поднимал фонтаны пыли, заставлял стонать и гнуться пальмы. Ночь как будто заходилась в приступах натужного кашля, снова и снова судорожно отплевываясь.
– Могло быть и хуже, – заметил Бето, загоняя машину на стоянку. – А внутри там очень даже ничего.
Они выбрались из джипа. Температура упала еще на несколько градусов, так что теперь было что-то около нуля. Тьма впивалась в тело тысячей мелких укусов. Напротив гостиницы горел костерок, вокруг которого собралась небольшая группка закутанных в платки женщин. Их профессия не оставляла места сомнениям. Изо рта у них вырывался пар. Лица в обильной косметике в отблесках огней казались раскрашенными глиняными масками.
Проводник сообщил, что будет ночевать неподалеку, в доме одного своего родственника. Встретиться договорились завтра утром, в 7.45. Баржа на Парагвай отчаливала в 8.30.
Процедуру регистрации Жанна проходила в полузабытьи. Журнал записи. Паспорта. Плата вперед. Ключи. Двигалась она как заводная кукла. Мысли мешались. От ужина в компании Феро, даже поданного в номер, отказалась. Пожелала ему спокойной ночи и пошла к себе.
Четыре серые стены. Продавленная кровать. Мятое покрывало. Лампочка, горящая вполнакала. Вместо ванной комнаты – душевая кабина. Она взглянула на экран мобильника. Новых сообщений нет, но сеть принимает. Значит, она не вышла за пределы цивилизованного мира. Пока еще не вышла.
С благодарностью подставила тело под струю воды, смывающую накопившуюся пыль и грязь. Выключила свет и забралась в постель. Стоило прикрыть веки, как перед ней потянулись ряды пальм, заросли кустов, оплетенных колючками… В голове метались образы огня, засухи, злобной жестокости. После тряски в джипе руки и ноги все еще подрагивали. Бесконечная саванна проникала в нее, подчиняла себе…
Тем не менее чувствовала она себя хорошо. Измотанной. Отупевшей от усталости. Одурманенной. Все на свете куда-то отдалилось. Неминуемая опасность. Близкое присутствие Хоакина. Тайна леса… Отныне ничего из этого больше ее не волновало. Она перестала даже понимать, к какой цели движется. Единственное, в чем она теперь была уверена, – это путешествие изменило всю ее жизнь. Закалило душу. Карл Юнг писал: «Невроз есть страдание души, утратившей смысл существования». Может, ее душе тоже удастся обрести смысл существования? До сих пор она верно служила одному только Эросу. Искала любовь. Но находила в основном смерть. Насильственную смерть. Владения Танатоса. Выходит, только в своей ипостаси следственного судьи она достигала наибольшей цельности…
Она свернулась под одеялом в клубок. Мысли скакали, перепрыгивая с одного на другое. Вспомнились последние одинокие ночи в Париже. Как она слушала цифровые записи. Как мастурбировала в сумерках. Ей стало совестно за горькую печаль тех тоскливых часов. Но теперь все изменилось. Вот уже много дней, как она к себе не прикасалась. Вся эта грязь больше не имела к ней никакого отношения. С головой окунувшись в кошмар, она странным образом ощутила себя очистившейся. Просветленной. Она по пятам преследовала зло.
И вдруг почувствовала присутствие Хоакина.
Здесь, в ее комнате.
Черная неподвижная фигура, выгнувшаяся дугой на краю ее кровати. Он выглядел точно таким, как на снимке. Кожа в нашлепках древесной коры, листьев и звериной шерсти. Рот измазан кровью. Он вращает глазами, в которых светится безумие жестокости, не видя ее. Он дрожит, как будто ему холодно, очень холодно.
И он не один.
У него за спиной маячит силуэт его отца. Высокий и худощавый мужчина замер в неподвижности. Светлым пятном на фоне тьмы выделяется седая шевелюра. Во сне – ибо она уже спала – Жанна услышала, как отец дает сыну приказ к нападению.
Но дитя джунглей приближается к ней тихим шагом. Вот она уже может рассмотреть его омерзительное лицо. Услышать его дыхание. Хриплое, скрежещущее. Как будто привычка выть по-звериному навсегда лишила его способности нормально дышать. Жанна лежала беспомощная, не в силах пошевелиться, словно из нее выпустили всю кровь…
Хоакин протянул к ней свою вывернутую под немыслимым углом руку. Провел длинными кривыми ногтями по ее лицу. Склонился ближе. Обдал запахами влажной земли, древесных корней и крови. Обнюхал ее. С шумом втянул в себя воздух. Она все глубже погружалась в сон. Ее охватило чувство безмятежного покоя. Она вдруг поняла, что он никогда не причинит ей зла. Он относится к ней с уважением. С почтением…
Она – его богиня. Его Венера.
Поэтому для него она неприкосновенна.
77
7.45.
Жанна рывком вскочила с кровати. На экране мобильника светились цифры, показывая время. На этот час она назначила встречу Бето и Феро. Наверное, они уже сидят за завтраком. Она быстро натянула джинсы и майку. Сверху одну на другую надела две водолазки. И пулей бросилась вон из комнаты.
На улице светило солнце. Белое, яркое, холодное. Чтобы согреться, Жанна потерла руки и постучала в дверь Феро. Тишина. Она заколотила что было сил. Наконец дверь распахнулась. Психиатр стоял на пороге заспанный, с взъерошенными волосами.
Тоже проспал.
Два обормота…
– Уже почти восемь, – сухо сообщила она. – Упустим баржу.
– Э-э… Да… Я как раз одевался…
– Жду тебя в ресторане, в главном здании, – почему-то переходя на «ты», приказала она. – Бето, наверное, уже давно там.
– Хорр… Хорошо.
Жанна пошла вдоль коридора. Она сама еще толком не проснулась, в голове бродили обрывки смутных образов, неясных ощущений…
Бето в ресторане не оказалось. Только сейчас она сообразила, что даже не взяла у него номер мобильного. Ну и плевать, решила она. На стойке бара стояли термосы. Кофе. Молоко. Кипяток. Не присаживаясь, Жанна налила себе чашку кофе. От подсохших ломтиков хлеба на блюде решила воздержаться.
8 часов.
Баржа отчаливает через 30 минут. Куда же запропастился Бето? Или надумал их бросить? У нее за спиной раздался шум. Феро. Явился. Более или менее собранный. В руках – сумки.