Но затем люди на верхнем этаже начали умирать.
Сначала погиб мистер Гэндерс, судя по истошным воплям миссис Гэндерс, которые быстро затихли. Затем настала очередь детей, которые были зарублены в своих кроватях один за другим, плача и зовя родителей, а те уже не могли спасти их от топора.
Съежившись от страха возле буфета, Мэри сразу же сообразила, что это Саймон Фиппс, а затем, когда он начал переходить из комнаты в комнату, распевая, у нее не осталось никаких сомнений.
Религиозные гимны. Он пел религиозные гимны, убивая их.
Но сама она еще не погибла. Она еще могла спастись. Она могла исчезнуть в ночи и больше не подавать о себе вестей. Семья Гэндерсов уже погибла, но зачем же погибать и ей?
Но ее тело предало ее – оно застыло на месте, хотя она приказывала ему спасаться, бежать. Но нет, она была словно приклеена к полу, запертая внутри своей плоти, не имея возможности даже закричать. На мгновение мелькнула мысль, что она могла бы отбиться, что можно было бы побежать наверх, вооружившись разделочным ножом, и вонзить этот нож в грудь Саймона, покончив с этим здесь и сейчас. Но она понимала, что это всего лишь пустая фантазия. Она не была храброй, никогда не была. Саймон пришел за ней, как собирался всегда, и теперь она умрет, как умерли Гэндерсы. И этого не изменить.
Топот его сапог на лестнице пробудил ее от ужасного оцепенения; стук сапожных гвоздей по дереву становился все громче и громче. Этот стук был настолько хуже, чем крики, рыдания или чавкающие звуки топора, врезающегося в плоть, что она притворилась, будто не слышит его.
Это был звук ее смерти.
Он нахлынул на нее, как волна, от него ожил каждый ее нерв, ожили ее ноги и все ее тело.
Мэри бросилась бежать к задней двери дома, бежать быстрее ветра. Она чувствовала, как ее сердце закачивает кровь в руки и ноги, как вокруг нее пульсирует ночь; она ощущала себя живой, такой чертовски живой.
Она успела добежать до середины дальнего поля, когда почуяла запах дыма. На секунду повернувшись, она увидела первые языки пламени в окнах маленькой усадьбы, похожие на свет лампы. Как будто та по-прежнему продолжала оставаться ее домом, зовя назад, обещая безопасность и тепло.
Но это больше не был ее дом, это свечение было еще одним фокусом Саймона, еще одной из его забавных игр. Ей надо бежать. Она сможет оторваться от него, если окажется достаточно далеко. К югу от города лежит лес, огромный лес. К утру она сможет оторваться от пастора среди деревьев, но для этого ей надо бежать, бежать и бежать…
Сможет ли она хоть когда-нибудь прервать свой бег?
Она еще секунду смотрела, как огонь медленно пожирает дом. Затем парадная дверь распахнулась, и она не стала ждать, когда наружу выбежит Саймон с этим своим ужасным чернильно-черным топором. Она знала, какую ужасную участь тот ей несет.
Повернувшись на каблуках, Мэри Кейн расправила плечи и пустилась бежать в темноту.
Хлою пронзил ледяной масляный холод, когда ее сон рассеялся и она вновь вынырнула в реальный мир.
Что это было?
Лежа на земле, она заморгала, пытаясь увидеть больше. Ночи в лесу были такими темными, и оттуда, где она лежала, ей была видна только небольшая россыпь звезд, выглядывающих из-за полога деревьев. После захода солнца все вокруг словно стало резче, острее, все края сделались похожи на лезвия клинков. Костер, разведенный Джошем, превратился в затухающие красные угли, так что неудивительно, что она замерзла. Хлоя провела рукой по лбу. Хотя ее пробирала дрожь, она ужасно вспотела, пот промочил всю ее одежду. Надо полагать, у нее опять был жар, который сейчас спал. Она почувствовала себя лучше. Ее мысли прояснились, ломота в теле прекратилась, даже воздух вокруг казался свежим и душистым.
Хлоя вытерла потные ладони о спальный мешок и осторожно села, опираясь на локти и предплечья и пытаясь не обращать внимания на боль, пронзившую живот.
Она не могла видеть своих друзей, но знала, что они рядом, слышала, как они дышат в темноте, слышала тихий монотонный храп Ники и чавкающее сопение Джоша, спящего с открытым ртом. Она была здесь, и они были здесь. Она была не одна… как будто то, что они находятся здесь вместе, могло спасти их в этом чертовом лесу.
На нее нахлынули имена из ее… как вообще это можно назвать: сон? видение?.. и она отчаянно ухватилась за них, пытаясь не дать им испариться.
Семья Гэндерсов.
Мэри Кейн.
Преподобный Саймон Фиппс.
Имена звучали в ушах, яркие четкие образы стояли перед глазами; она видела – она чувствовала, – как по лесу бежит та самая Мэри Кейн, отчаянно моля какое-то незримое шепчущее божество о спасении. За прошедшие с тех пор столетия лес изменился, но не настолько, чтобы его нельзя было узнать. То, что она видела, случилось на самом деле. Она была уверена в этом, так же уверена, как и в том, что под нею была земля, а над нею простиралось небо. Тот психопат зарубил всю семью… а эта Мэри Кейн не помешала ему это сделать, пожертвовала жизнями Гэндерсов, чтобы сбежать. Хлоя все еще ощущала на своей коже страх и стыд Мэри, мерзкое чувство, от которого та девушка никак не могла избавиться.
Из-за этого страха Хлоя не могла осудить ее до конца. Сама она никогда не испытывала такого парализующего страха, страха, искажающего реальность. Мэри Кейн так же не могла одолеть Фиппса, как не могла летать, Хлоя это знала. Знала она и то, что Фиппс был чудовищем, а в реальном мире сражаться с чудовищами себе дороже, теперь она начинала это понимать.
Ее снова стал одолевать сон, но какая-то часть ее сознания понимала, что надо поддерживать костер, если они трое хотят благополучно проспать холодную ночь и, проснувшись поутру, не обнаружить, что простыли. Им нужны свет и тепло, это поможет продержаться до рассвета.
Она осторожно перекатилась набок, взяла сухие веточки и прутики, набранные Джошем, и подложила их под все еще светящиеся красным сучья. Затем посмотрела на груду ветвей и подбросила в костер несколько из них. Она не знала, сколько сейчас времени, но хотела удостовериться, что огня хватит на всю ночь.
Рядом лежала зажигалка Ники, дешевая желтая BIC с изображением мультяшной игры в бейсбол. Хлоя очень надеялась, что у нее получится развести костер, хотя прежде она никогда этого не делала. Высекла искру, поднесла огонек к прутикам и замерла в надежде, что они загорятся. Секунду спустя сухие ветки занялись, и Хлоя отдернула руку. Пятачок вокруг костра осветился мерцающим желтым светом, и Хлоя в последний раз взглянула на своих друзей, собираясь отдаться сну.
Мгновение она не понимала, что видит. Это не имело смысла. Но все равно не смогла сдержать крик.
Тот, кто стоял на краю их лагеря, был облачен в грязную, изорванную одежду, высок, тощ и начисто лишен мышц, которые он упорно накачивал в тренажерном зале. Теперь он был похож на паука с длинными, тонкими руками и ногами, как будто его растянули на средневековой дыбе.
Это существо было похоже на Адама, но оно не было Адамом. Оно носило его кожу, но это был всего лишь костюм, висящий на нем складками, бледными, как рыбье брюхо. Его глаза – глаза этой твари – были тусклыми, безжизненными, желтыми, рот был разинут, так что были видны сломанные зубы, по которым с каждым его сдавленным хрипом стекала розовая слизь. Что бы ни выросло под кожей Адама и ни превратило его вот в это, оно не было Адамом. Это не было ее другом.
На противоположной стороне костра Ники и Джош выскочили из своих спальных мешков, разбуженные истошным воплем Хлои. Она не могла разглядеть выражения их лиц, только услышала, как Ники простонала: о нет, нет… а Джош вышел вперед, вытянув руку, и с деланным спокойствием, которое, как на секунду показалось Хлое, может сработать, произнес:
– Полно, чувак, все хорошо.
Хлоя успела подумать, что так люди говорят с бешеной собакой, подобравшейся слишком близко.
– Полно, Адам, все будет хорошо, мы тебе поможем…
Того момента, когда тварь, в которую превратился Адам, взмахнула рукой, она не уловила. Только что лицо Джоша освещали блики костра, и вот уже лица не было. Почти черная в слабом освещении кровь хлынула на грудь, и Джош закричал – так громко, что это крик сотряс весь лес. Затем поднес обе руки к плоти, разорванной острыми когтями Адама-нежити, попятился и рухнул на землю с тяжелым стуком, а Адам-нежить с диким воплем обрушился на него и стал разрывать тело.
Ники не колебалась ни секунды. Она взвыла, подскочила к твари, впившейся в горло Джоша, и принялась неистово колотить его горящей веткой, выхваченной из костра:
– Нет, нет, нет, НЕТ, НЕТ, НЕТ, ДЖОШ, НЕТ! – заполнили ночь ее крики.
Адам-нежить соскочил с Джоша, он весь был измазан кровью, острые когти потянулись к Ники, но она не остановилась, продолжая хлестать существо, прежде бывшее их лучшим другом, горящей веткой. Тварь издала чавкающий сдавленный звук и подалась назад, но это не было бегством. Хлоя понимала, что сейчас случится, но не в силах была остановить это.
Ники сделала еще один шаг – слишком близко, подумала Хлоя, – и Адам-нежить, рванувшись, разодрал окровавленным когтем ее грудь и плечо. Ники закричала и попыталась вновь хлестануть его веткой, но у нее не получилось – Адам увернулся и выбил ветку из ее руки.
Потеряв равновесие, Ники упала навзничь, и тварь набросилась на нее, как прежде набросилась на Джоша.
Тогда Хлоя сделала то единственное, что смогла придумать.
– Адам, не надо! – закричала она во все горло.
К ее удивлению, Адам-нежить замер, повернув измазанную кровью голову и посмотрев на Хлою жуткими слезящимися глазами. Это было все равно что глядеть в глаза паука. Было что-то животное в ужасе, который она испытывала, глядя на него, но она знала, что, если отведет взгляд, Ники конец.