Ей хотелось вопить и блевать, но, глядя в глаза нежити, она тихо попросила:
– Не делай этого. Пожалуйста.
Адам-нежить уставился на нее, и на секунду Хлоя увидела его прежнего под личиной чудовища; увидела красивые тонкие черты, разъеденные, но еще не стертые. Она простерла к нему трясущуюся руку, желая как-то преодолеть разрыв между ними. Желая, чтобы Адам – прежний Адам – не зашел еще дальше в своем безумии.
И тут Ники напала на него.
Лежащая на земле ветка уже почти потухла, но один ее конец все еще светился красным; схватив ветку, Ники вонзила этот конец в длинную растянутую шею. Адам-нежить истошно завопил и отшатнулся, неистово замахал руками и бросился прочь в темноту, проламываясь сквозь заросли.
Крики вскоре затихли, но ничего уже нельзя было изменить. Даже при тусклом свете, который давал костер, Хлоя видела, что Джош истекает кровью. Пульсируя, она собиралась черной лужей под его телом. Ники, хотя и сама была ранена, подползла к своему парню и принялась ощупывать его, пачкаясь в крови и рыдая.
Хлоя молча повалилась навзничь, заплакала, глядя в небо остановившимися глазами, и еще долго не могла перестать.
Воскресенье
11
На городок медленной волной хлынул рассвет, но ночной холод, гнездившийся во всех углах этого странного места, не отступал. Солнечные лучи скупо просачивались сквозь пелену туч, затянувшую небо еще на закате.
Паркер открыл глаза. Сознание возвращалось к нему в виде обрывков. Он долго лежал без сна, после того как выключил фонарик, прислушиваясь к дому и пытаясь понять, здесь ли еще Нэйт или исчез, растворившись в темноте.
Мышцы ужасно болели то ли от лежания на голом деревянном полу, то ли от напряжения, порожденного шумными кровавыми кошмарами, которые преследовали его всю ночь, а теперь спрятались где-то в черной бездне. Он надел очки и оглядел тесную комнату в поисках Нэйта, но, как выяснилось, в комнате он был один. Вот и хорошо, в любом случае у него не получилось бы чуть свет вести беседы с призраком. Да хоть бы и с живым Нэйтом. По утрам его мозг слишком затуманен и слова всегда приходят слишком медленно и лениво, чтобы быть хорошим собеседником. Вроде в таких случае помогает кофе, но он не любил этот напиток.
Свернув спальный мешок, Паркер осмотрел дом, отметив про себя, что в бледном свете утра он выглядит совсем не таким, как вечером. Вчера он казался зловещим, а сейчас был просто обветшалым и, если честно, немного печальным. У Паркера упало сердце при мысли о том, что когда-то здесь жили люди, но по какой-то причине покинули это место.
Он собрал остальные вещи – фонарик, топор, пистолет – и, продев руки в нейлоновые лямки, взвалил рюкзак на плечи. Затем повернулся и распахнул дверь, наполнив дом серым утренним светом. Кожу лизнул стылый ветер, и он поежился.
Как же все болит… Возможно, он спал еще хуже, чем думал.
Небо было низким, тучи висели прямо над головой. Как и дом, из которого он вышел, городок выглядел удручающе печальным. Все вокруг было пронизано мертвым забытьем. Если сравнивать со вчерашним днем, крыши, казалось, продырявились еще больше, стены покосились еще больше, а заборы, там, где они были, еще больше обвалились.
Когда Паркер шел по пыльной тропе, которая когда-то была главной улицей, у него возникло чувство, будто он здесь не один, будто из каждой щели на него кто-то смотрит. Повернувшись, он вздрогнул всем телом, увидев Нэйта, тот стоял за ним, засунув руки в карманы, и между его пухлыми щеками змеилась все та же гаденькая ухмылка. Глазки у него были маленькими и черными, как у крысы. Они вроде бы не были такими черными, когда он был жив? – подумал Паркер.
– Привет, – сказал Нэйт. – Ты хорошо спал?
Паркер повел плечами, подавив холодок, пробежавший по его спине от внезапного появления призрака, и поправив рюкзак:
– Да, вроде того. – Он показал на домик: – Ты пробыл там всю ночь?
– Не знаю. Думаю, да.
– Как это?
– Я хочу сказать, что у меня такое чувство, будто я нахожусь везде одновременно. Как будто меня размазали по здешним местам. Как будто я вшит в их ткань. Я чувствую всякую странную хрень. Мелкие сотрясения земли в лесу, шум ветра в деревьях… Например, сейчас на краю этого городка находится семейство оленей, пришедших к озеру на водопой. И сердце матери-оленихи бьется часто-часто, потому что она боится. Я не знаю почему, но чувствую, как бешено стучит ее пульс.
Паркер уставился на него:
– Звучит чудно́.
– И не говори.
– Выходит, ты знаешь все, что происходит в лесу? И можешь все видеть?
Нэйт покачал головой:
– Нет, нельзя сказать, что я вдруг подключился к вай-фаю здешнего леса или вроде того. Это скорее похоже… на чувство. Я чувствую лес вокруг меня. Все в нем звучит как арфа, и если задеть одну струну, то начинают вибрировать и остальные.
– И это кажется тебе нормальным?
– Нет, чувак, ничего из этого не кажется мне нормальным. А тебе? Ведь сейчас ты стоишь здесь и говоришь с мертвецом.
– Наверное, ты прав, – сказал Паркер.
– Да уж. А теперь давай осмотрим этот городок. Надо его исследовать.
Парк повернулся и последовал за своим мертвым другом, сверля глазами его спину и пытаясь уразуметь, может Нэйт чувствовать это или нет.
Несколько часов спустя, открыв глаза, Хлоя увидела Ники – та, испачканная кровью, сидела по-турецки, обнимая изодранное мертвое тело Джоша.
Голову Хлои наполнили воспоминания о минувшей ночи, похожие на уродливое лоскутное одеяло.
Сны.
Пожар.
Кровь.
Адам.
Потом Хлоя не собиралась засыпать, но у нее не получилось бодрствовать, несмотря на весь адреналин, выпущенный в кровь. Рана в животе, лихорадка, изнеможение вонзили свои костлявые пальцы в ее плоть и затянули в глубокий сон без сновидений, бороться с которым не было сил. Только что она лежала в свете костра, глядя на Ники, которая плакала и кричала до хрипоты, а затем… затем словно кто-то выключил в ее голове свет, и она провалилась в забытье.
Хлоя была почти смущена из-за облегчения, которое испытывала, засыпая. Она не смогла бы и дальше смотреть в пустое небо и не потерять рассудок, перебирая в уме опять, опять и опять то, что случилось. Она пыталась понять, можно ли было сделать так, чтобы Джош не погиб ужасной смертью от рук существа, которое прежде было их другом. Сон был счастьем, сон был возможностью благополучно увильнуть. Какой бы сильной ты ни была, иногда приятно просто погрузиться на время забытье.
Она осторожно села, стянула спальный мешок со своих ног и осмелилась проделать несколько небольших движений, испытывая предел своих возможностей. Когда дыра в ее животе запротестовала, дала себе отдохнуть. Затем, задрав футболку, сдвинула повязку и посмотрела на то, что скрывалось под ней. В общем-то не так страшно – аккуратная рана размером с пятидесятицентовую монету, края которой запеклись, образовав темный жесткий струп. Хлоя провела кончиками пальцев по засохшей крови, и на секунду ее охватило безумное ребяческое желание содрать болячку просто для того, чтобы посмотреть, как обильно та будет кровить.
По ту сторону потухшего костра судорожно шмыгала носом Ники, и Хлоя посмотрела на нее. Выглядела она ужасно – вся перепачканная грязью и кровью, глаза, большие и темные, были обведены фиолетовыми тенями, футболка висела ржавыми клочьями там, где Адам разодрал плоть. Глубокие параллельные царапины на плече запеклись и казались ржаво-бурыми на мертвенно-бледной коже. Интересно, подумала Хлоя, сильно ли они болят? Заметила ли Ники вообще, что она ранена? Дыра, которую Адам проделал в ее собственном животе, по-прежнему причиняла боль, особенно когда она наклонялась, как сейчас.
– Ники, – тихо проговорила Хлоя, не желая пугать подругу.
Ники посмотрела на нее расширенными глазами, но ничего не сказала. Она по-прежнему обнимала своего мертвого парня и, казалось, ждала чего-то. В эту минуту все, что Хлоя хотела сказать своей подруге, вдруг показалось таким глупым, таким неуместным. Что такого она может сказать, что имело бы хоть какой-то смысл? Это не поможет ни Ники, ни тем более Джошу, и теперь у них нет никого, кроме друг друга. Нет никого из ребят – ни Джоша, ни Адама, ни Паркера, ни Нэйта. Остались только они вдвоем, и они должны попытаться выбраться из этого леса, хотя Хлоя не знала, получится ли у них.
– Ники, послушай… – Глядя на подругу, Хлоя сожалела о том, что приходится это говорить, но все равно сказала: – Думаю, нам надо его похоронить.
Вся беззащитность мигом слетела с лица Ники, но вид у нее сделался не уязвленный, как ожидала Хлоя, а сердитый, как будто она получила удар по щеке.
– Зачем? – Слово было похоже на ледяной клинок.
– Ты же видела, что вороны сделали с Нэйтом вчера утром.
На нее обрушилась реальность. Неужели это произошло только вчера? Неужели прошло всего двадцать четыре часа с тех пор, как они завалили камнями тело своего друга? Неужели им опять придется делать это?
Это было так несправедливо.
– Ты же понимаешь, что нам придется это сделать, – сказала Хлоя, пытаясь произносить слова так, чтобы голос не дрожал. – Чтобы сохранить тело до тех пор, когда кто-то появится здесь и увезет его. Чтобы отец и мать могли похоронить Джоша достойно.
Ники тихо застонала:
– И что же мы сможем им сказать?
Хлое даже не пришлось задумываться.
– Правду. Мы скажем им правду. Всю.
– Они нам не поверят.
– Поверят, Ники. Но нам надо будет сказать все честно. Паркер, Нэйт, Адам, Джош… Мы расскажем все, что здесь случилось. И они поверят нам, если мы скажем правду. Я тебе обещаю.
– А что, если не поверят?
– Тогда это будет их вина. Сейчас мы можем сделать только одно – держаться вместе и постараться выбраться отсюда. К черту Паркера и к черту Адама. Пускай они оба сдохнут – мне будет все равно.