И исчез.
Опустившись на землю рядом с телом, Паркер провел пальцами по тонкой, похожей на бумагу коже своего отца, по гладким костям черепа. Отец был таким высохшим, таким ломким… как будто он состоял из листьев кукурузы, окружающих початок. Сгорбившись, Паркер почувствовал, как его будущее сдувается, как все его возможности испаряются.
Он нашел отца. Но теперь все стало не лучше, а хуже.
Задержав дыхание, чтобы не вдыхать запах могилы, он обхватил то, что осталось от отца, могучими руками, посадил его в машину и накрыл старым спальным мешком, словно укладывая в постель. Тихо прошептав несколько слов, провел ладонью по иссохшему лбу в последний раз, затем отстранился и снова плотно закрыл дверь. Больше ему нечего здесь делать.
Призрак Нэйта стоял за его спиной, уставившись на свои ноги; белесые деревья были повернуты так, словно желали подслушать их разговор. Паркер приблизился к Нэйту и остановился.
Понурив голову, словно провинившийся ребенок, Нэйт посмотрел на Паркера исподлобья:
– Как ты думаешь, что тут произошло? – В голосе мертвого Нэйта опять прозвучали язвительные нотки, и это вывело Паркера из себя, заставляя нажать на спусковой крючок.
– Не знаю. Ничего хорошего. Зимой тут бывает холодно, очень холодно. Возможно, он считал, что сможет продержаться, укрывшись в машине. Он умел охотиться. Он мог добыть здесь еду, так что он не голодал, – сухо ответил он.
– Да ну? Лично я видел другое, – ехидно усмехнулся Нэйт. – Похоже, он пытался превратить свои запястья в говяжий фарш с помощью складного ножа с костяной рукояткой.
У Паркера засосало под ложечкой.
– Это совсем на него не похоже.
– А что, ни с того ни с сего свалить на хер в этот дикий лес – это было на него похоже?
Паркер посмотрел на призрака, а когда заговорил, его голос звучал угрожающе глухо:
– Что ты имеешь в виду?
Нэйт вытаращил глаза и вскинул руки в универсальном жесте, как бы говорящем: не стреляйте в гонца.
– Я просто хочу сказать, что если взять все это в общем, то разве нельзя предположить, что ты отнюдь не авторитет в вопросе о том, на что твой отец был способен, а на что нет?
– Заткни. Свою. Пасть, – отчеканил Паркер.
– Иначе что? – усмехнулся Нэйт. – Ты ударишь меня? Выстрелишь в меня опять? Что ж, давай, ты, слабак. Посмотрим, что тогда будет. Посмотрим, кто из нас будет тогда выглядеть придурком. Смирись, кретин, тебе не отделаться от меня…
Паркер не шевелился, чувствуя, как его плечи напрягаются, словно перекрученная пружина, готовая вот-вот вот лопнуть.
– У тебя нет пути назад, – продолжал Нэйт. – Но ты ведь это уже понимаешь, не так ли? Ты зашел слишком далеко, наворотил слишком много дел, чтобы тебя когда-нибудь простили. Даже если ты вывернешься и тебе не придется заплатить за то, что ты выстрелил мне в лицо, то что ты скажешь своей матери? Что ты нашел своего отца вот в таком виде? Или ты солжешь и скажешь, что не нашел его? Ты действительно считаешь, что сможешь лгать о таких вещах до конца своих дней? Или до конца ее дней?
– Иди в жопу, – сказал Паркер, не желая отступать. – Ты не имеешь права говорить о них. Ты ни хрена не знаешь ни о них, ни обо мне.
Глаза Нэйта блеснули, а губы растянулись в язвительной улыбке.
– Ну да, да, да. Пошел я в жопу. Понятно. Но знаешь что? Мы оба, и я, и твой отец, мертвы, но только один из нас явился к тебе. Так что, возможно – хотя и не обязательно, – мне известно больше, чем ты думаешь. Так что лучше тебе постараться обойтись тем, что у тебя есть, придурок. Я просто пытаюсь помочь тебе. Сделать так, чтобы ты продолжал двигаться вперед, вверх и все такое… ну, ты сам понимаешь, всякая такая хрень.
В голове Паркера что-то дернулось, как будто кто-то подцепил нитку в связанном свитере. И он почувствовал, как свитер начал распускаться.
– Ничего подобного. Ты вовсе не пытаешься мне помочь, – ответил Паркер.
– О чем ты, мать твою? Конечно же, я пытаюсь тебе помочь.
– Нет, не пытаешься. Ты просто пытаешься меня завести. Все это время ты только и делал, что сводил меня с ума, старался сделать так, чтобы мне стало еще тяжелее. У меня все было путем до того, как рядом появился ты, а затем я открыл глаза, и тут появляешься ты с какой-то хренью насчет того, что ты будто бы связан со мной или что-то вроде того. Что это вообще такое? Как это вообще может работать?
– Ты думаешь, я знаю как? – усмехнулся Нэйт. – Я просто пытаюсь привыкнуть к этому, чувак. И не понимаю, почему этого не делаешь ты.
И тут Паркер почувствовал, как нитка распустилась совсем, как от вязания вообще ничего не остается. Этот вопрос был так очевиден, что он не мог поверить, что не задал его прежде.
– Ты же не Нэйт, да?
Цок. БАЦ. Цок. БАЦ. Цок.
Кончик импровизированного костыля Хлои вгрызался и вгрызался в землю, пока она углублялась все дальше и дальше в лес, прислушиваясь к стуку камней, которые Ники укладывала на тело своего парня. Сама Хлоя делала зарубки на деревьях, чтобы можно было отыскать обратный путь. Она радовалась тому, что может провести хоть какое-то время наедине с собой. При легком ветерке находиться в лесу было почти приятно. Как будто в этом гребаном лесу хоть что-то можно назвать приятным.
Она пыталась не думать о Джоше. Она пыталась не думать об Адаме. Эта… эта нежить, что бы это ни было… не была их другом. Адам не смог бы сделать то, что сотворило это мерзкое существо. Хлоя снова представила нежить, бесцветную, с вытянутыми конечностями… Это чудовище следит за ними из темноты, выжидая момент, чтобы напасть. Она уже отошла слишком далеко, значит, теперь всё. Ники не услышит ее криков, когда она, Хлоя, будет умирать.
Нет, перестань. Прекрати немедленно эту хрень. Нельзя поддаваться таким мыслям. Это все равно что лечь и поддаться смерти, так что перестань.
Нельзя упасть в тот самый черный колодец, который поглотил Ники, и, вероятно, уже давно. Ники отдается погибели, говорила мать ее подруги. И Хлоя знала – если она предастся таким мыслям, то никому из них уже не спастись. Надо держать себя в руках. Пока они не выберутся отсюда.
Прищурясь, Хлоя задрала голову, чтобы посмотреть, как далеко переместилось по небу солнце, с тех пор как она идет, и оказалось, что совсем на чуть-чуть. То есть прошло где-то двадцать, самое большее тридцать минут, как она отошла от того места, где оставила Ники, делая зарубки на деревьях и пытаясь прояснить свои мысли. Если ее не будет час, это наверняка принесет пользу и ей самой, и Ники.
БАЦ.
Хлоя сделала еще одну зарубку и пошла дальше. Дыра в ее животе болела ужасно, но эта боль хотя бы была знакомой, теперь уже привычной. Она могла опираться на нее, как на еще один костыль. Ветка под мокрой подмышкой уже не казалась такой уж неудобной, она была в сто раз удобнее, чем если бы у нее вообще не было никакой опоры.
Она опять посмотрела на солнце. Да, можно пройти еще немного, прежде чем повернуть назад.
Ковыляя среди деревьев, Хлоя прислушивалась к шуму леса. В голове стучала кровь, и это немного мешало. Остановившись на секунду, она отклонилась назад, осторожно разогнув позвоночник, и почувствовала, как ветер обдувает ее маленькое тело. Замерла и снова прислушалась. В этом месте лес шумел как-то иначе. Там, вдалеке, что это? Вроде бы какое-то бормотание… Звуки то затихали, то становились громче и перемежались паузами.
Кажется… голоса?
Хлоя застыла, прислушиваясь к приглушенным звукам. Было слишком далеко, чтобы разобрать слова, но достаточно близко, чтобы различить не только паузы, но и восклицания, возможно, вопросы. Разговаривали по меньшей мере два человека, она это слышала. И это определенно был разговор.
Прежде всего она подумала о полицейских, пожарных, отлично подготовленных спасателях, которых прислали сюда, чтобы спасти их из этого бескрайнего дикого леса. От этой мысли сердце затрепетало.
Мы выберемся отсюда. Мы вернемся домой.
Домой… Уже одно это слово показалось ей прекрасным.
Продолжая помечать деревья, Хлоя пошла на звуки, и голоса становились все яснее. Их точно было два, один тише, другой громче.
– Как ты думаешь, что тут произошло?
– Не знаю. Ничего хорошего. Зимой тут бывает холодно, очень холодно. Возможно, он считал, что сможет продержаться, укрывшись в машине. Он умел охотиться. Он мог добыть здесь еду, так что он не голодал.
– Да ну? Лично я видел другое. Похоже, он пытался превратить свои запястья в говяжий фарш с помощью складного ножа с костяной рукояткой.
– Это совсем на него не похоже.
– А что, ни с того ни с сего свалить на хер в этот дикий лес – это было на него похоже?
Голоса были ей знакомы. Нет, это не пожарные и не спасатели, это кто-то еще.
Пригибаясь, Хлоя поднялась на невысокий холм, отделяющий ее от говоривших, и заглянула в просвет между ветвями.
Внизу было скопление этих гнусных белесых деревьев; от одного такого Адам отломил сук и вонзил в нее. Она видела такие деревья во многих местах, но они еще никогда не стояли столь тесно. Голые, словно покрытые коростой, белесые стволы стояли как караульные. Деревья-стражи, подумала Хлоя. Стражи… Это было бы почти смешно, если б сама мысль об этих деревьях не наводила на нее жуть.
За стволами деревьев она разглядела старую-престарую машину, наполовину вросшую в землю, как будто кто-то завел ее в яму и бросил. Хлоя никогда не видела таких машин. Рядом с этой развалиной стояли два парня и громко спорили напряженными голосами. Одного из них она узнала сразу – своего двоюродного брата она узнала бы всегда, – но ей пришлось напрячь мозг, чтобы узнать второго. Да, он точно был ей знаком, но, когда до нее дошло, мозг словно овеял прохладный ветер.
Дыхание замерло в груди.
Нет.
Не может быть.
Нэйт?
Паркер разговаривал с их мертвым другом, широкая спина ее кузена была напряжена, голос тоже. Нэйт стоял, скрестив руки на груди, и гаденько ухмылялся. Хлоя подумала, что для мертвеца Нэйт выглядит довольно неплохо. Даже дыра, которую Паркер проделал в его черепе, вроде как затянулась.