Хлоя помнила, что произошло. Она видела, как фигура призрака распалась и от него осталось только неясное пятно, имеющее форму человека. Лицо у него было гадкое, с пустыми черными глазками, а рот полон кривых зубов.
– Да, – содрогнулась она. – Я видела. Я знаю.
– Нет, не знаешь, – возразил Паркер. – Не знаешь. Этот призрак не только выглядел как Нэйт, он разговаривал как Нэйт. Черт возьми, он даже ходил как Нэйт. Почти полная его копия.
– Но ты все же догадался. Смог его раскусить.
– Да, но для этого мне понадобилось два дня. Ура мне.
– И что тебе помогло?
Паркер покачал головой и обратил печальный взгляд в темноту леса.
– Всякие мелочи, – ответил он. – Их было много, и они просто… накопились.
Хлоя подалась к нему и посмотрела в глаза:
– Но наверняка же было что-то такое, что и склонило чашу?
Паркер покачал головой:
– По правде? Это был его смех. Эта… сущность смеялась не так, как Нэйт. Сперва я этого не заметил… или, по крайней мере, сказал себе, что не заметил. Но это не было смехом Нэйта, в нем не было радости – просто гадкий пустой звук. Нэйт смеялся только тогда, когда ему было по-настоящему смешно, – добавил он. – Но ты и сама это помнишь.
– Да, помню, – подтвердила Хлоя. Когда-то они подружились с Нэйтом не в последнюю очередь благодаря его смеху. Толстяк закидывал голову и хохотал, когда что-то было очень, очень смешно. Смех Нэйта мог заполнить собой всю комнату. – У него был замечательный смех, правда?
Паркер открыл рот, но не издал ни звука, и Хлоя поняла почему.
– Эта нежить… смеясь, она издавала чавкающий неживой звук. Как будто давилась своей собственной кровью, – сказал он, немного помолчав. – Все в ней было как отражение Нэйта в кривом зеркале, все гадкие его качества остались, а все хорошие исчезли. Как будто, если эта имитация Нэйта окажется достаточно жестокой и паскудной, это помешает мне заметить, чего именно в ней, в этой имитации, недостает.
Хлоя опустила взгляд:
– Не знаю, Паркер. У него неплохо получалось быть жестоким и паскудным и до того, как ты его пристрелил.
Это была правда – в последние год или два в Нэйте произошла какая-то фундаментальная перемена, и, хотя он иногда смеялся, это случалось с ним реже и реже, и только тогда, когда он не мог удержаться. Внутри него росло что-то язвительное и жесткое, они все это замечали. Его язык стал остер как бритва, а чувство юмора становилось все более и более злым. Возможно, дело было в других учениках, или в его оценках, или в его родителях; никто из них, его друзей, не смог бы сказать в чем именно. Нэйт вообще никогда особо не распространялся о своей жизни, и никому из них не хотелось спрашивать о ней. Вместо этого они просто делали вид, будто все в порядке, спускали ему все с рук, будто не было ничего дурного в том, что он говорил обидные вещи, пока он наконец не навлек на себя непоправимую беду.
– Как ты думаешь, что это было? – спросила Хлоя. – Этот призрак, или… или что это там было… Если это не Нэйт, то что?
Паркер отвернулся:
– Что-то другое. Возможно, что-то такое, что пожирает тех, кто умирает здесь. Что бы это ни было, думаю, оно приняло облик Нэйта, чтобы заставить меня сделать то, чего оно хотело… но до этого мы так и не дошли.
– Так за чем же дело стало? – усмехнулась Хлоя.
– Я серьезно, Хлоя. Что бы это ни было, оно пыталось держать меня подальше от вас, что бы оно ни замышляло, оно хотело, чтобы я оставался один.
– Тогда зачем ему было давать тебе то, чего ты хотел? Зачем оно позволило тебе найти отца?
Лицо Паркера сморщилось.
– Потому что, раз я нашел его мертвым, это была бы еще одна веская причина не возвращаться.
– Но зачем ему было держать тебя здесь? – спросила Хлоя. – Какой ему от этого толк? Что это могло ему дать?
Паркер с силой выдохнул воздух через нос:
– А зачем ему было превращать Адама в какую-то злобную тварь? Зачем было делать все остальное? Он просто творит жестокости ради жестокостей. Мы для него все равно что муравьи под увеличительным стеклом. Ему нужны люди, чтобы их мучить.
– Я так не думаю, – не согласилась Хлоя. – Послушай, давай представим, что дело не в том, что он хочет держать тебя при себе, как живую куклу, не в том, чтобы наказать тебя или что-то в этом духе. Подумай, зачем этой сущности держать тебя здесь. С какой целью?
Паркер вопросительно посмотрел ей в глаза, сложив брови домиком:
– Может, ему не хочется оставаться здесь одному?
Хлоя пожала плечами:
– Да, такое возможно.
– Но это все равно не отвечает на вопрос, зачем ему это нужно. Зачем ему было мучить нас, зачем он изменил Адама и убил Джоша? Зачем ему было нужно отбирать у меня все то хорошее, что у меня было, каждую спокойную мысль, каждую минуту покоя? Зачем ему было делать жизнь такой ужасной и для меня, и для всех нас?
Хлоя покачала головой:
– Затем, что если бы у тебя ничего не осталось в нашем мире, то тебе незачем было бы уходить из Пайн-Бэрренс. Ты мог бы остаться здесь навечно.
– Что, как мой отец? – Глаза Паркера вдруг наполнились слезами, и он вытер их тыльной стороной ладони.
– Твой отец явился сюда не без причины. Может быть, он тоже видел призраков, – предположила Хлоя.
– То есть эта сущность попыталась проникнуть в его голову? Ты правда думаешь, что такое возможно?
– Вы же приезжали сюда много лет, Парк. А твой отец и того дольше. Так что немудрено, если этот призрак… или что он там такое… сумел пролезть в его голову… за столько-то времени. Особенно если он принял какое-то другое обличье. Ведь ему удалось провести тебя, а ты самый умный человек, которого я знаю.
– Не такой уж я и умный. Ведь я попался на его удочку.
– В том-то и дело. Любой бы попался, в том числе и я, а я видела его всего-то секунд тридцать. – Она взяла брата за огромную руку и крепко сжала ее. – Не вини себя в том, что он тебя провел.
– Знаешь, самым шизовым из этого было то, что я хотел, чтобы он был настоящим, – прошептал Паркер. – Мне ужасно хотелось, чтобы он в самом деле был Нэйтом. Мне казалось, что если это Нэйт, то, возможно, у меня появился второй шанс, шанс что-то переиграть. – Плечи Паркера поникли, и у него сделался такой вид, будто сейчас он опять заплачет. – Когда этот призрак появился, я решил, что это глюк. Что я потерял рассудок. – Паркер вздохнул и высвободил руку. – Я подумал, что он плод моего воображения, что-то вроде воображаемого друга, которого я придумал, чтобы он составил мне компанию. А потом я подумал: почему бы и нет? Почему это не может быть Нэйт? Ведь этот призрак выглядит, как он, разговаривает, как он, так что… – Он кивком показал на деревья. – Мне просто было приятно, что в кои-то веки я не один. Даже если это был Нэйт.
– Паркер, ты не один. Ты никогда и не оставался один.
Хлоя попыталась опять взять его руку в свою, но он отдернул ее:
– А вот и нет. Я уже много месяцев, как остался один. С тех пор как ушел мой отец.
– Это не так…
– Это так, и ты это знаешь, – перебил ее Паркер. – Моя мать уже почти не функционирует, и ей становится все хуже. Она продолжает кое-как держаться только для того, чтобы не потерять работу и продолжать покупать себе джин. Но она уже не моя мать, Хлоя. Она всего лишь унылая оболочка моей матери, с которой я продолжаю жить. Еще один призрак. И не делай вид, будто тебе не известно, о чем я говорю, потому я знаю – тебе это известно.
Хлоя покачала головой и отвернулась, надеясь, что в темноте он не увидит, как покраснели ее щеки и шея. Да, она имела кое-какое представление о том, что произошло с тетей Лори из-за исчезновения дяди Дэйва. Она видела красные прожилки, появившиеся на ее носу и щеках, видела, какими стеклянными стали ее глаза. Черт возьми, еще на Рождество Хлоя поняла, что с тетей Лори что-то не так – ее одежда была в пятнах, от нее пахло можжевельником и перегаром. И она была намного пьянее, чем обычно напиваются на семейных торжествах. Паркер в тот день ни с кем не говорил, а просто сидел в углу, уставившись в свой телефон, но его лицо было искажено яростью. После того как они наконец ушли, остальные взрослые, включая ее родителей, собрались на кухне, обсуждая и оплакивая печальную участь семьи Каннингемов. Вот только никто из них не дал себе труда подумать, не нужна ли Парку и Лори помощь. Никто ничего не сказал. Все сидели, болтали, открывали свои подарки и не обращали внимания на то, что произошло. Всем было проще делать вид, будто все идет нормально. По дороге домой ее родители спросили, хорошо ли она провела время. Как будто ничего не случилось. Как будто они обо всем забыли.
– Но у тебя же были мы, – вновь сказала Хлоя. – И я, и Адам, и Ники, и…
Парк покачал головой:
– Нет, вас не было.
– Что? Конечно же, мы были с тобой…
– Нет, вас не было. После того как пропал мой отец, вы отстранились от меня. Все вы. И ты это знаешь.
– Паркер, перестань, это несправедливо…
Он вдруг сжал ее плечи. В его глазах все еще стояли слезы, но одновременно читалась такая серьезность, какой она никогда не видела прежде. Такого Паркера ей еще не приходилось видеть.
– Нет, послушай меня. Я вас не виню – я все понимаю. Общаться со мной было нелегко. Вы делали, что могли, но вы мало что могли сделать. Вам надо было решать свои собственные проблемы, не имеющие отношения ко мне. У вас была ваша собственная жизнь. Я на вас не сержусь. – Он отстранился и вытер глаза. – Просто это было тяжело, ты меня понимаешь? Это жесть, когда тебе приходится переживать такое в одиночку.
Паркер был прав – она в самом деле отстранилась от него. Они все отстранились от него. Нет, это не было осознанным выбором, они, конечно же, не собрались вместе и не решили: а пошел Паркер в жопу. Просто после исчезновения его отца с ним было не очень-то легко, так что легче было его избегать. Они все так же вместе обедали, все так же проводили время вместе, но теперь делали это немного реже, чем прежде. Или просто реже звали его. Хлоя надеялась, что он ничего не заметит, но он, разумеется, заметил. Ведь он не дурак.