Образ этого деревца остался с ней после пробуждения. И не только остался, прорастал в ее мозгу так же упрямо, как само деревце – она видела это во сне – проклевывалось сквозь почву на поляне.
Прошло всего несколько дней, и этот образ стало невозможно не замечать, он был везде. Хлоя видела деревце в других своих снах, а когда просыпалась, оно, казалось, было вытатуировано на внутренней поверхности ее век. Она обнаруживала его вечерами в бликах уличного фонаря на стенах своей спальни, видела его в трещинках на плитках пола в женском туалете, а один раз, в январе, она даже увидела его на заиндевелом ветровом стекле машины своей матери.
Прошло почти три месяца, прежде чем она решила поехать в лес и отыскать это деревце – ее деревце. Эрин, девушка из ее школьной группы по тригонометрии, сама предложила отвезти ее сюда, стоило только заговорить об этом. Эрин нравилась Хлое, нравилась настолько, насколько ей вообще кто-то мог нравиться после всего, что с ней произошло. По возвращении из Пайн-Бэрренс ей стало трудно заводить друзей. Но Эрин была милой, и в отличие от других она не задавала слишком много вопросов. К тому же, когда она была рядом, веселая и дружелюбная, с ядовито-лиловыми волосами и кольцом в носу, люди не так внимательно всматривались в Хлою.
Хлоя не знала точно, куда ехать. Они выехали со школьной парковки и направились к автостраде, и по мере приближения к лесу за ее правым глазным яблоком начало возрастать давление, как будто там росла опухоль, рыхлая и неприятная. Это было что-то вроде синусовой головной боли, но боль была достаточно сильной, и к ней прибавилась пульсация в голове и в узловатом шраме под футболкой. Ничего, она справится.
Она сжимала зубы, а когда боль и пульсация стали невыносимыми, попросила Эрин остановиться. Они были на месте. И боль, и пульсация сразу прошли, как только она вышла из машины. И первым, что она ощутила, стал запах.
Деревце стояло в середине поляны, именно такое, каким она его помнила. Или каким она видела его во сне. И то и другое. Ни то ни другое.
Тяжело опираясь на палку, Хлоя подковыляла к нему. Зеленые листья колыхались под весенним ветерком. Деревце было настоящим, реальным. Ей не хотелось стоять здесь и смотреть на него, потому что если она в самом деле находится здесь и это деревце в самом деле реально, то все превратится в иллюзию.
Но нет. Никакая это не иллюзия. И она не предаст его. Больше она этого не сделает.
Она провела рукой по мягким прохладным листьям, чувствуя неясную пульсацию, говорящую о том, что между ними установилась связь.
– Привет, Паркер.
Хлоя просидела там час или больше, изливая чувства и мысли, которые все остальные люди в ее жизни – родители, друзья, учителя, назначенный судом психотерапевт – пытались выудить у нее за последние месяцы. По словам психотерапевта, человеку полезно придавать своим ощущениям внешнее и независимое существование. Вот она и придавала своим ощущениям внешнее и независимое существование. Она поведала все секреты, которые хранила с тех самых пор, как выползла из этого леса. Она рассказала о больнице – о тамошнем запахе, о том, как от тамошних огней у нее ужасно болела голова, о пожилом терапевте, который никак не переставал (или не мог перестать) пукать. Она рассказала о школе и о том, что появилась сотня различных версий того, что произошло с ними в Пайн-Бэрренс, и все, кто рассказывает их, клянутся, что именно их версия и есть настоящая стопроцентная правда.
Она рассказала, что ученики всех классов, похоже, знают теперь, как ее зовут и как она выглядит, и хотя они дружелюбны к ней, но все равно шепчутся за спиной.
Она рассказала о том, что обеспокоенное выражение больше не сходит с лиц ее родителей, и о том, как нервозно и осторожно они ведут себя с ней.
И хотя она не собиралась этого делать, но все же сделала – рассказала все, что могла вспомнить, о церемониях прощания с теми, кто погиб: обо всех пятерых. Она хотела, чтобы он знал. Он был достоин это знать. Если бы он сдержал свое обещание, он был бы теперь с ней.
Все это лилось из нее, словно водопад. Стоило ей начать, и она уже не могла остановиться. Она сумела скрыть только одно – ту ужасную вещь, которую сделала тетя Лори, когда все закончилось. Ему ни к чему это знать. Как и всем остальным.
Хлоя говорила, а Паркер слушал. Точно так же, как когда они были детьми, только сейчас у них не было раций и один из них был мертв. А может быть, он не умер – просто сделался… другим. Стал более далеким, но и более близким, чем когда-либо прежде. Она чувствовала, как он напевает в коре этого деревца, в его листьях, корнях и в земле под ее ногами. Это был он, он был здесь и в то же время… не был.
И они были здесь не одни. Хлоя чувствовала: за этим деревцем и пепелищами таится то озеро и далеко под ним – та древняя мертвая сущность. Она все еще там, она все еще ждет, все еще слушает. Терпеливая, жестокая и вечная. Хлоя столкнулась с ней дважды, и ей совсем не хотелось столкнуться в третий раз. Если это будет зависеть от нее самой, этого не произойдет.
В кармане ее куртки загудел телефон – пришло сообщение. Она посмотрела на экран. Сигнал был слабым, но сообщение прошло, и пришло оно от ее матери:
Когда ты вернешься домой, Мормышка? На ужин я собираюсь приготовить запеканку с фрикадельками, лапшой и соусом маринара!
17:43
15.4
И чары рассеялись. Она находится здесь слишком долго. Пожалуй, ей повезет, если Эрин не уехала.
– Мне надо идти, – сказала она и оперлась на палку, чтобы встать на ноги. – Прости. Передай привет всем нашим, если ты увидишь их. Скажи им, что мне жаль.
Она уже слышала шум машин на шоссе. Выведя на экран клавиатуру, она набрала ответ матери:
Буду дома через пару часов – возможно, с подругой, если ты не против?
Целую!
17:44
15.4
Подождала, когда сигнал станет сильнее, чтобы можно было отправить сообщение, и снова посмотрела на деревце. Теперь оно уже казалось менее ярким, менее пышным. Листья опять стали просто листьями, колышущимися в тусклом свете солнца. И не сделалось ли оно ниже?
Хлоя обвела взглядом обугленные деревья, окружающие поляну, будто могильные камни. Куда бы ни отправился Паркер, чем бы он сейчас ни был, она не могла его винить за то, что он не остался в их местах. Она тоже не планировала оставаться. Всего через несколько месяцев она уедет отсюда и не вернется, уедет так далеко, как только сможет, но не настолько, чтобы ее родителей хватил удар. Она подумывала о том, чтобы перебраться в Калифорнию. Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе отказался дать грант, но она умная. И у нее все будет хорошо.
Она медленно двинулась обратно между деревьями, отводя в стороны ветки с помощью палки. Выйдя из подлеска, перелезла через ограждение, подошла к маленькому потрепанному четырехдверному седану и села на пассажирское сиденье. Эрин барабанила по рулю пальчиками, беззвучно подпевая какой-то группе по радио.
Хлоя закрыла за собой дверь, и Эрин, выключив музыку, повернулась к ней:
– Ну как?
– Нормально.
– Ты нашла то, что искала?
– Не знаю. Думаю, да.
– Клево. А куда теперь?
– Домой, – ответила Хлоя. – Я хочу вернуться домой. – Она на мгновение задумалась. – Если хочешь, поужинай с нами, хорошо?
– Это было бы классно, – сказала Эрин. – А что будет на ужин?
– Кажется, мама готовит запеканку с фрикадельками и соусом маринара.
– Супер, спасибо. Ты уверена, что готова ехать?
Хлоя снова посмотрела на сожженный лес. Теперь она не могла видеть ту поляну.
– Да, – подтвердила она. – Да, уверена.
Не говоря больше ни слова, Эрин выключила аварийку и запустила мотор. Они влились в поток машин, как будто и не останавливались, как будто просто проехали мимо пепелища. Как будто его тут и не было.
Машинально Хлоя протянула руку и снова включила ту музыку, которую слушала Эрин. Неважно, какая звучит песня, если она может заглушить тишину.
КОНЕЦ
Благодарственное слово
Этой книги не было бы без советов и поддержки поистине потрясающих людей, и мне очень повезло, что они есть в моей жизни.
Во-первых, спасибо моему замечательному литературному агенту, Николь Решинити из агентства Seymour Crew. Ник, ты одна из самых толковых, целеустремленных и вдохновляющих людей, которых я когда-либо знал; спасибо тебе за твои преданность и мудрость и за то, что ты говорила мне продолжать писать, даже когда писать было нелегко.
Также большое спасибо Линетт Новак и остальным членам команды агентства за то, что вы прочли раннюю черновую версию этой книги, высказали мне свои замечания и пожелания и не плевались от нее настолько, чтобы бросить ее.
Я очень, очень признателен всем в Turner Publishing, кто так усердно работал над тем, чтобы улучшить эту книгу настолько, насколько это возможно. Стефани Биэрд, Хезер Хауэлл, Кэтлин Тимберлейк, Лорен Смалски и Кэти Хаак, спасибо вам за то, что вы поверили в этот роман и дали ему шанс. Сотрудничество с вами приносило мне радость с самого первого дня.
Огромное спасибо моему самому старому другу, Эмме Прайс, которая великодушно прочитала самый первоначальный вариант этого романа, увидела в нем что-то стоящее и заставляла меня делать его все лучше, лучше и лучше.
Большое спасибо Лиз Клэпс за то, что она позволила мне использовать в качестве прототипа ее родной город и научила меня разговаривать на непостижимом языке несметного множества шоссе Нью-Джерси.
Как и следовало ожидать, в создании этой книги (и всего того, что я когда-либо написал) важную роль сыграла моя семья. Спасибо моей матери и моей сестре Люси, вы были моим фан-клубом с самого первого дня и всегда поощряли меня к тому, чтобы продолжать писать, куда бы меня это ни приводило, и у меня нет слов, чтобы выразить, как много это для меня значит. Вы поддерживали меня, как никто, и я очень, очень люблю вас обеих.