Ойва Юнтунен изучал коллекцию ягеля. Ему было немного досадно, что он не учился в университете. Прекрасный шанс написать докторскую на эту тему, раз уж все равно сидит тут, во мху, и время есть.
Майор Ремес на почтовой машине доехал из Пулью в Рованиеми. Там он расположился в отеле «Похьянхови». Войти туда, однако, оказалось непросто, так как внешний вид майора не очень-то обрадовал портье. Ремес показал паспорт и постучал по петлицам так, что майорская звездочка звякнула. При этом он многозначительно похлопал по портупее. Портье решил уступить. Он поселил Ремеса в конце коридора на верхнем этаже старого крыла отеля. «Оттуда не так вонять будет, – думал портье. – С какой войны этот тип явился? С Восточного Тимора, не иначе».
На следующий день в восемь утра Ремес поспешил в ювелирную лавку Киандера. Они ушли в дальнюю комнату оформлять сделку. Ювелир взвесил золотой песок, его оказалось ровно полкило. Намытое самим майором золото весило четыре целых и двести семь сотых грамма. Число карат в нем было впечатляющее, Киандер уверял, что оно было 96-й пробы, то есть 24 карата. Изучив его через лупу, Киандер отметил, что это было не настоящее лапландское золото, а обогащенное промышленным способом. Из Намибии или, может быть, из Австралии.
– За лапландское золото я бы заплатил 110 марок за грамм, а это обычное золото высшей пробы. Красная цена ему 60 марок.
Киандер пояснил, что лапландское золото сильнее отдает в красноту, чем искусственное. Профессионал это легко различит.
– Не надо мне мозги вкручивать, – возмутился майор. – Я сам его копал. Вот этими руками перелопатил несколько сот кубов земли!
Киандер спросил, с какой реки золото, но Ремес, разумеется, не собирался выдавать прииск. Ювелир снял лупу и вернул драгоценный пузырек.
– Можете предложить его другим, там вам скажут то же самое. Это промышленное золото, уж поверьте.
Майор Ремес запихнул бутылочку с золотом обратно в карман формы. Он вернулся в отель, чтобы собраться с мыслями. Что-то тут не так. Кто этот младший научный сотрудник Асикайнен? Каким образом он легко добыл целых полкило золота, тогда как ему, майору, удалось собрать на своем аппарате всего четыре несчастных грамма? Ремес заподозрил подвох.
С другой стороны, и его золото ювелир назвал промышленным, а он своими руками выудил его из реки. Слово офицера!
Майор Ремес решил установить личность приятеля. Он позвонил в библиотеку университета Хельсинки и спросил, когда у младшего научного сотрудника Асикайнена заканчивается отпуск, не вышел ли тот еще на работу.
Ни в Хельсинкском университете, ни в библиотеке ни о каком Асикайнене и слыхом не слыхивали. Майор медленно опустил трубку. Да, подумал он, за этим явно кроется какой-то коварный замысел. В памяти всплыл взятый напрокат автомобиль, который Ремес вернул в Киттиля. Он был оформлен на другое имя. В документах значился некий Юнттинен или Юнтунен…
– Я выведу «научного сотрудника» на чистую воду, черт его побери!
Майор вернулся к Киандеру и продал золото. Он получил за него около тридцати тысяч марок, несмотря на низкую цену – 60 марок за грамм. Потом он накупил продуктов, разных вещей и уселся в такси. Майор был так разгорячен, что ему и в голову не пришло попьянствовать.
– Поехали в Пулью. Я чертовски тороплюсь.
Таксист выжал педаль газа до упора. Турбодизель впрыскивал горячее топливо в шестицилиндровый двигатель, тяжелая машина неслась в Пулью так, что брызги летели во все стороны. Майор забросил рюкзак за плечи и решительно направился к Куопсувара.
Глава 11
Майор Ремес отсчитал Ойве Юнтунену тридцать тысяч марок, за вычетом расходов на поездку и вещи для дома. Он внимательно следил: как младший научный сотрудник отнесется к выручке, ведь денег оказалось почти вдвое меньше, чем ожидалось. Настоящее лапландское золото стоило больше ста марок за грамм, а Киандер заплатил шестьдесят, как за искусственно обогащенное. Однако младший научный сотрудник спокойно пересчитал деньги и написал Ремесу расписку в их получении. Затем он запер деньги в ящике письменного стола, положил ключ в нагрудный карман рубашки и полностью затянул молнию.
«Или он не знает, сколько стоит лапландское золото, или он матерый бандит», – подумал Ремес.
Майор снова взялся за поиски золота. Однако его буквально раздирали сомнения насчет Асикайнена. Как могло случиться, что в желобе майора не было ни крупинки, а лоток непрактичного библиотекаря так и блестел от благородного металла? Майор решил, что упорным трудом он все равно добьется справедливости – и снова во все стороны полетела грязь.
Ойва Юнтунен взял в привычку сидеть на берегу ручья и беседовать с трудолюбивым золотоискателем о том, какая благодать собирать ягель. Он раскапывал прутом мох и, если вдруг на конце палки оказывалось какое-то особенное споровое растение, препарировал его на куске бересты, детально объясняя взмокшему старателю, что содержится внутри замечательной находки. Майора это совершенно не интересовало, он бы лучше послушал транзистор, но за неимением оного фоновая болтовня младшего научного сотрудника тоже как-то скрашивала однообразное занятие. К тому же майор не знал, что лекции Асикайнена о ягеле были чистой выдумкой.
Время от времени Ойва Юнтунен захаживал к лисьей норе настрогать немного золота, которое затем «намывал» у берега ручья. Майор начал следить за приятелем. Зачем младший научный сотрудник иногда ходит за дом к старой лисьей норе? Что он там ищет, неужели только ягель?
В августе стало прохладнее. Комаров поубавилось, да и небо было уже не такое голубое, как во время июльской жары. Ойва Юнтунен предположил, что в Лапландию пришла осень. Через пару месяцев выпадет снег, ударят морозы.
– Может, хватит уже искать золото? Надо дом к зиме подготовить, – сказал он одним холодным днем.
Но Ремес не хотел даже слышать об этом:
– Нужно копать, пока земля не промерзла и ручей не покрылся льдом.
По мнению Ойвы Юнтунена, весной, после ледохода, снова можно вернуться к работе. А пока перезимовать бы.
– Сложи печку в бане, и еще котел надо установить. В дом нужен обогреватель, газовые лампы, обои на стены. Еще бы достать холодильник, стереоцентр… И генератор бы купить, чтобы электричество было.
Майор вонзил лопату в прибрежный галечник.
– Хорошо, что пианино да мягкую мебель не просишь!
Ойва Юнтунен вспомнил свою квартиру в Стокгольме. Там у него стоял белый рояль. А еще был прекрасный бар, собственная сауна, выложенная бирюзовой плиткой ванная, ковры, в ворсе которых утопали ноги…
– Когда эти болота замерзнут, можно будет на вездеходе притащить сюда диван.
Это была последняя капля для измотанного Ремеса. Он взбунтовался:
– Слушай, Асикайнен! Никакой ты не младший научный сотрудник. Я выяснил. И даже не Асикайнен. Я думаю, ты просто бандит.
Ойва Юнтунен вздрогнул от слов майора и чуть не свалился с кочки в ручей. Дрожащим голосом он старался оправдаться:
– Ты что, фон Ройтерхольм, с ума сошел?
Майор вылез из ручья и стал угрожающе наступать на «Асикайнена», говоря, что тот на самом деле то ли Юнттила, то ли Юнтунен. Он своими глазами видел его фамилию в договоре на машину еще летом. И в библиотеке университета ни о каком «младшем научном сотруднике Асикайнене» слыхом не слыхивали. И еще:
– То золото, которое ты мне дал, было промышленным. – Майор разошелся. – Ты, черт тебя подери, все лето моими руками перерывал этот проклятый ручей, а получил я с этого всего пару граммов! – Только теперь в голове майора нашелся ключ ко всем летним загадкам. – Ты специально подсыпал золото, чтобы я не потерял интерес, чтобы с радостью был у тебя на побегушках! Кажется, я тебя сейчас прибью!!
Ойва Юнтунен не стал ждать, пока майор Ремес осуществит свою угрозу. Он дал деру. В панике он думал, что теперь нужно срочно выбираться к людям, спасаться от жаждущего его смерти майора. Только не в деревню, не в город… там Сиира… Куда же бежать? Запереться в избе не вариант – взбешенный Ремес сорвет дверь с петель и забьет его лопатой до смерти, как только ворвется внутрь.
Ойва Юнтунен бежал вверх на гору. Сзади пыхтел Ремес. В руках у чернобородого, изможденного майора прыгала тяжелая лопата, а из глотки вырывался угрожающий крик:
– Ах ты, сволочь, заставил меня перекопать половину Лапландии!
Ойва Юнтунен пытался как-то договориться. Он пообещал майору прибавить тысячу марок к жалованью, но однажды обманутого Ремеса уже было не провести. Он был ослеплен злобой и желанием всех убить, словно поднятый из берлоги сибирский медведь. Перед глазами у Ойвы Юнтунена проносились картины собственной никчемной жизни. Вспомнилось детство в Вехмерсалми, солнечные дни на покосе, деревенский магазин, первое преступление и последовавший за ним тюремный срок… и последние бесшабашные годы в Стокгольме. Он не хотел умирать: так много еще не сделано, так много еще не познано и не испробовано! Ойва лихорадочно думал, как спасти свою шкуру и вырваться из лап обезумевшего офицера.
Словно борзая за зайцем, гнался майор за добычей от ручья до склона горы, мимо дома и дальше, на плоскогорье. Ойва Юнтунен был моложе, бежал легко, однако ему не хватало выносливости профессионального вояки. Он оторвался от озверевшего майора метров на двести, но какая уж там выдержка у болтавшегося по тюрьмам и ресторанам Ойвы! На верху склона в груди закололо. Ойва Юнтунен испугался, что умрет от удушья. Но он бы и так скорее умер, чем выдал Ремесу, где клад. Горя жаждой мести, Ойва поклялся, что тридцать килограммов золота ни за что не достанутся его убийце.
Беглец лихорадочно прикидывал: если бы за ним гнался медведь, он, Ойва, спасся бы, забравшись на дерево. Но сейчас в этом какой смысл?
А может, попробовать? Ойва Юнтунен стал присматривать подходящее дерево, где можно было бы укрыться. Гулкий топот все ближе – тут уже выбирать не приходится. В один миг Ойва взобрался на первую попавшуюся толстую сосну.