Чтобы избавиться от лечебных манипуляций, Ойва Юнтунен решил прийти в себя. Он покряхтел и открыл глаза.
Сидевший на корточках возле кровати Ремес безмерно обрадовался возвращению товарища к жизни. В порыве радости он чуть не хлопнул больного по плечу. Камень, тяжелым грузом лежавший на сердце майора, с грохотом свалился на пол.
Ойва Юнтунен сел. Тело болело, в голове шумело. Возможно, несколько ребер сломаны. А так боль была скорее от повреждения внутренних органов.
Майор Ремес начал многословно умолять о прощении. Он пытался что-то объяснить, нес какую-то чушь насчет своей жестокости и твердого решения начать новую жизнь. Он пытался всхлипывать, заламывал руки и давал всяческие обещания. Он приносил Ойве Юнтунену воду, проветривал дом и бил комаров.
– Ну ладно. Только золото я тебе не отдам. Потому что оно мое, лучше умру.
Майор спросил, раз уж приятель пришел в сознание, можно ли съездить в деревню за врачом. Ойва Юнтунен в испуге отверг эту идею. Врача только здесь не хватало! Если придет врач, начнется заполнение бесчисленных бумаг. Запишут имя, дату рождения, место жительства, адрес, номер страхового свидетельства и группу крови… Профессиональному преступнику никак нельзя подвергать себя такой серьезной опасности.
– Скажи, кто ты? – попросил Ремес.
Ойва Юнтунен задумался. Ремес уже и так почти все знал, не было смысла делать вид, что он защитник природы и исследователь ягеля. Он сказал, что зовут его Ойва Юнтунен, а по профессии он преступник. Здесь, в Лапландии, у него, действительно, припрятано кое-какое золотишко. Он забрался в эту глушь подальше от подельников, которые скоро должны выйти на свободу. Он надеялся, что майор его поймет. Ремес же был счастлив, что ему не придется идти в деревню и объясняться. Взаимное доверие было восстановлено. Мужчины снова перешли на «ты» – раз уж у них теперь новые имена.
– Ойва!
– Суло!
С этого дня в доме в Куопсувара больше не упоминали ни фон Ройтерхольма, ни младшего научного сотрудника Асикайнена. Жизнь потекла тихо и гладко.
Договорились, что зарплата Ремеса будет увеличена на тысячу марок. Надо было подготовить дом к зиме, и для этого Ремес отправился в Киттиля. Ойва Юнтунен дал майору пять тысяч на закупку провианта на месяц и всего необходимого. Перед уходом Ремес оставил больному на столе обед. Тушенку, хлеб, масло, майонез, лук, огурцы, воду и сигареты.
– Ты только сильно не напрягайся. В твоем состоянии нужно отдыхать, чтобы набраться сил, – наказал заботливый майор.
Через три дня майор вернулся на тракторе-вездеходе, доверху нагруженном всякой всячиной. Ремес оказался прекрасным снабженцем – ничего не забыл. Все кухонные шкафы, все углы были теперь завалены провизией: тушенка свиная и говяжья, фрикадельки в банке, гороховые супы, овощные и мясные кубики «Кнорр», паштет, пакетики с соусом «Болоньезе», картофельное пюре, достаточное количество палок российской колбасы, а еще колбаса балканская, краковская, тяжеленькие пачки финской нарезки и салями. И, конечно же, большая головка финского сыра. Из рыбного – несметное количество семейных консервов марки «Ахти», селедка в солено-сладком маринаде, скумбрия, исландские креветки. Масло, маргарин для выпечки, рапсовое масло – тоже вдоволь – и, конечно же, классика жанра – пшеничная мука «Воскресенье» и ржаная фирмы «Райсио», сухое молоко, манка и пакеты риса. Куча ржаных хлебцев, ржаной хлеб, кофе «Президент» от «Паулиг», какао «Счастливый Вассели», чай из шиповника «Липтон» и сверх того широкий ассортимент специй на любой вкус: лавровый лист, душистый перец, соль, сахар, карри, соль с чесноком, белый перец, винный уксус, молотые зерна кардамона. А еще майор приобрел финскую зубную пасту, шампунь от перхоти, семейный стиральный порошок, мыло, средство для чистки сантехники и много-много свечей.
Для Пятихатки он купил несколько банок собачьего корма и прекрасную резиновую кость.
– Я подумал, вдруг лисенку понравится.
Пока майор ездил за продуктами, Ойва Юнтунен быстро пошел на поправку, а когда Ремес выложил на стол купленную в аптеке мазь от синяков, болеутоляющее, бинты и растирания, выздоровление вообще ускорилось.
Вечером майор растопил печь, они сели пить чай из шиповника, и Ремес сказал:
– Я звонил жене в Испанию. Хорошо ей там, говорит.
Ойва пристально посмотрел на огонь, помолчал, затем ответил:
– Да и нам грех жаловаться.
– Это все благодаря тебе, Ойва.
Глава 13
Вечерами в избушке у теплой печки лесные робинзоны наслаждались вкусной едой, играли в настольную игру «Мельница» и рассказывали друг другу разные истории. Беседы стали более живыми – уже не надо было скрывать свое прошлое.
В один из таких вечеров майор спросил у Ойвы Юнтунена:
– Так ты действительно бандит, настоящий преступник?
– Да, бандит. Кроме того – профессиональный преступник. Хотя и в университетской библиотеке я бывал. Копировал труды по криминалистике. В библиотеке чего только не найдешь – очень помогает при подготовке преступлений.
Майору было интересно узнать, что заставило Ойву Юнтунена ступить на этот путь.
– Дома, наверное, жили бедно?
– Все думают, что у преступников было трудное детство и юность. Обычно так и есть, но не в моем случае. У нас в Вехмерсалми никаких проблем не было, да и приятелей, способных дурно на меня повлиять, тоже. Наоборот. У нас дома все было хорошо. Да, жили бедно, но не так, как соседи. Дома было уютно, надежно. Мать пекла хлеб, а отец брал меня ловить сетями ряпушку. В школе учителя хвалили и ставили хорошие оценки. Не на что было жаловаться. Единственное, что мне дома не нравилось, так это необходимость работать. Честно говоря, я всегда был какой-то ленивый.
Майор сказал, что это он уже успел заметить.
– После армии не хотелось домой возвращаться – пришлось бы засеивать поле и кормить скот. Пробовал устроиться в Хельсинки помощником кладовщика. Тут умерла мать. Я подумывал эмигрировать в Австралию, двоюродный брат оттуда писал и хвалился, что там хорошие заработки. Я даже заказал себе в Дании в австралийском посольстве эмиграционные документы и чуть не улетел на другой край земли. К счастью, от брата пришло письмо, он написал, как там вкалывает. Я подумал и решил остаться в Финляндии. И не пожалел. Видел бы ты моего брата сейчас! Ему всего сорок, а уже, как у бегуна, вены повылезали. Есть повреждения костей – все суставы стерты. Он трудоголик. Позапрошлым летом, когда он был в Финляндии, мы ходили к массажисту. Брат орал так, как будто его режут. Такая вот боль.
Работая кладовщиком, я крал сварочные трансформаторы и продавал их в провинцию Похьянма. На этом заработал приличный капитал и год тюрьмы. Тут умер отец. К счастью, он успел умереть до приговора: останься он жив, наверняка умер бы от стыда. Выйдя из тюрьмы, я решил, что больше не буду пытаться работать. Для меня честный труд просто отвратителен. Унизительно выполнять работу, за которую другой человек тебе еще и плохо платит. К тому же работа изнуряет. Мне всегда было жаль трудоголиков.
– Глупый вопрос – у тебя есть совесть?
– Совесть меня никогда не мучила. Я могу что угодно украсть, совершенно не парясь. Конечно, у вдовы какой или у пьяницы я последнее брать не стану, но не потому, что мне жалко этих бедолаг, а скорее потому, что им самим негде взять. Я спокойно мог бы вычистить дом убитой горем вдовы – и такое бывало. В Керава я вывез у одной бабы всю мебель из гостиной. Антиквариат, хорошо продался. По тому делу меня не нашли, да и не найдут – истек срок давности преступления, а старуха померла. Не смогла унести мебель с собой в могилу. Я и правда негодяй, ну и что с того? Может, такая жестокость кажется бахвальством, но профессиональный преступник обречен на провал, если после каждого дела будет стараться не принимать все близко к сердцу. Это очень ослабляет. Нужно с самого начала быть бессердечным и злым, работа есть работа, вот моя позиция.
Майору хотелось знать, что Ойва Юнтунен думает о тюрьмах. Неужели повторные наказания не исправляют преступника?
– Раз пятнадцать я сидел в тюрьме. Нужно признать, что тюрьма – темная сторона в этой профессии. Мечта была бы, а не работа, если бы не приходилось периодически сидеть в кутузке. Скрываться, как мы здесь в лесу, – еще куда ни шло, но от тюрьмы я так и не научился получать удовольствие. Первые разы был просто ад, и я много раз задумывался, не заняться ли чем-то другим. Заключенного как будто опускают до уровня животного. Гремят тяжелые металлические двери, слышишь эхо в коридорах, и никуда не уйдешь. Сам ничего решать не можешь, все заранее определено. Хочешь поболтать – вечно одни и те же темы: братва только и умеет говорить о *зде, водяре, ходках и побеге. Я никогда не любил вспоминать свои ходки. И не желаю, чтобы другие знали о моих методах работы. Иногда хотелось поговорить, например, о политике, об обществе, об искусстве, но заключенные в этом ничего не смыслят. Жизнь в тюрьме мрачна и одинока. Иногда я думал: будь у меня выбор, я бы лучше пошел на работу, чем в тюрьму.
– Ты когда-нибудь кого-нибудь убивал? – спросил майор Ремес.
– Нет. Насилие для меня грубо и низко. Есть в этом что-то преступное – лишить другого человека жизни. Я встречал мужиков, которые стреляли в людей, травили, резали шейные артерии, разбивали головы кирпичом. У меня были такие сокамерники. Они всегда такие серьезные. Сидеть в тюрьме с убийцами очень скучно. Я не встречал пока ни одного веселого убийцы. Выпивши, и убийца может чуть расслабиться, но в тюрьме они все трезвые. Так себе компания.
Ойва Юнтунен вспомнил своего подельника Сииру.
– Однажды я познакомился с очень жестоким парнем. Убийца-рецидивист, несколько человек, наверное, убил. Зовут Сиира. Я подговорил его грабануть золото, он сделал. От него я тут теперь и прячусь. По-моему, неразумно делиться добычей с таким зверем.
Ойва Юнтунен рассказал майору о Сиире. Что Сиира скоро выйдет на свободу, а может, уже вышел и ищет его, Ойву.