и читать и разгадывать кроссворды. Это было просто блаженство.
Вечером, когда выключили телевизор, на улице вдруг раздался дикий вопль. Похоже, со стороны Леса повешенных лисиц. Обитатели избушки пулей выскочили на крыльцо.
Из Леса повешенных лисиц доносился душераздирающий крик. Аж мороз по коже!
– Там медведь! – срывающимся шепотом сказала Наска.
Мужчины мигом оделись. Ремес вооружился ломом, Ойва Юнтунен взял карманный фонарик и топор. Если в лисий капкан попался медведь, их ждала жестокая схватка – придется добивать его ломом. Майор без страха ринулся в темноту. Ойва Юнтунен осторожно последовал за ним, но был готов в любой момент удрать.
Один из лисьих капканов сработал. У толстой ели бился зверь с длинными конечностями, из его глотки вырывались приглушенные крики. Ремес попросил Ойву Юнтунена посветить, пока он будет разбираться со зверем. Майор замахнулся для сокрушительного удара.
К счастью, Ойва Юнтунен успел осветить зверя прежде, чем майор Ремес опустил лом. В капкане оказался не медведь, а полицейский Хурскайнен, охранявший оленей. В руке у него была заледеневшая сосиска.
Глава 23
Полицейский Хурскайнен был раздосадован. Он так и не смог поймать оленекрадов, хотя уже напал на их след. Однако Господь распорядился так, что выпал снег и запутал представителя власти. Опять преступному лапландцу удалось избежать карающей длани сведущего в законах Хурскайнена.
Но это еще не все! Когда полицейский в вечерних сумерках возвращался с погони, фары его снегохода высветили удивительное творение рук человеческих: гибкая береза была наклонена к стволу ели. Хитроумное сооружение стягивала бечева, к стволу дерева была прикреплена какая-то записка. Рядом с обрывком лежала сосиска. Хурскайнен был голоден. Он слез со снегохода, чтобы взять сосиску, а заодно и прочитать, что написано на бумаге.
Только рука таежного детектива коснулась сосиски, как воздух прорезал странный свист. Натянутая береза распрямилась и затянула веревку на шее Хурскайнена. Петля накрепко приковала несчастного полицейского к покрытой инеем ели, и вначале он не мог издать ни звука. В руках осталась лишь ледяная сосиска.
Хурскайнен попал в серьезную переделку. Ему удалось кое-как просунуть вторую руку между шеей и петлей, но особого толку от этого не было, потому что упругая береза всей своей массой затягивала смертельную петлю сильнее и сильнее. Задыхаясь, Хурскайнен уперся горячим лбом в ледяной ствол ели и заорал так громко, как только смог.
Родился Хурскайнен на юге Финляндии, в Хювинкяя. Он был разведен – жена его бросила. Чтобы забыть о неудачном браке, он поехал работать полицейским на север. В молодости Хурскайнен был известен как предводитель фанатов спортивного клуба «Хювинкян Тахко», поэтому в нужный момент мог заорать как следует. И вот он настал, этот нужный момент…
Хурскайнен кричал, глаза его уже привыкли к темноте, и он смог прочитать надпись на обрывке картона: «Если ты человек, то поберегись. Это опасно».
Даже будучи на волосок от смерти, полицейский Хурскайнен все равно смог разозлиться. «Если ты человек…» В грош не ставят нашего брата полицейского! За человека не считают, а здесь, в горах, особенно. Эти морально извращенные лапландцы смеялись ему прямо в лицо и что-то бормотали на своем замысловатом саамском языке, как бы желая показать, что законы Финляндии для них не писаны. Забивают друг у друга оленей и пивпиво бухают. Дьяволы!
Хурскайнен периодически вскрикивал из последних сил.
Лисенок Пятихатка услышал зов о помощи. Он поспешил на место и увидел, что у большой ели застрял человек. Человек производил столько шума, что Пятихатке стало страшно. Он смотрел на Хурскайнена как на возможную добычу. Ночь-другая, и человек перестанет кричать. Тогда его можно будет съесть. Однако совсем близко подходить пока не стоило, поскольку человек производил впечатление злого и опасного. Пятихатка ограничился тем, что несколько раз обошел ель с капканом, пометил место и отправился восвояси. Он испытывал удовольствие от произошедшего. Жизнь в лесу кажется как-то стабильнее, если знаешь, что на твоей территории вызревает огромный кусок мяса, которого маленькому лисенку хватит до самой весны.
Таежный полицейский Хурскайнен кричал часа два-три. Он уже стал терять надежду. Неужто его жизнь здесь и закончится? Не очень-то завидный финал для блюстителя порядка.
Но тут из глубины темного леса до него донеслись голоса. Мгновение спустя ослабевший Хурскайнен различил блуждающий луч света, который приближался мучительно медленно. Хурскайнен закричал, насколько позволяла смертельно затянувшаяся петля.
Когда полицейский уже считал себя спасенным, в свете карманного фонаря он различил чернявого майора, на лице которого было написано воинственное бесстрашие: вояка занес над ним тяжелый лом. Майор Ремес готовился нанести спасительный удар. Тот самый ванновоз! Лом был направлен на бедную голову полицейского. Хурскайнен, прикрыл глаза, ощущая себя Иисусом на Кресте. «Я смогу испить эту чашу» – промелькнуло в его голове.
В последний момент Ойва Юнтунен закричал:
– Это же полицейский, не хищник!
Лом майора Ремеса медленно опустился. Таежному полицейскому даровали жизнь.
Как только Ойва Юнтунен сообразил, что в петлю попал полицейский, он, не привлекая внимания, скрылся. Ойва побежал к избе, велел Наске побыстрее одеваться и, поскольку старуха уже была тепло одета, погнал ее в тюрьму. И сам с ней там заперся.
– В лисий капкан случайно угодил полицейский. Теперь надо сидеть тихо, чтобы он нас не нашел, – шепнул Ойва Наске.
Майор Ремес перерезал удавку. Хурскайнен судорожно глотал воздух, пытаясь отдышаться. Кадык болел. Казалось, за последние часы шея у него вытянулась на полметра.
Ремес отвел полицейского в дом. Он заметил, что Наска и Ойва Юнтунен успели спрятаться. Хорошо. Ремес пригласил Хурскайнена присесть. Полицейский растянулся на кровати Ойвы, растирая горло, опоясанное темным кругом. Хурскайнен подумал, что у него, наверное, повреждено мягкое нёбо – так сильно болело. Надо бы допросить майора по горячим следам, но как вырвать признание в том, что это он незаконно расставил капканы, когда глотать больно, как будто нож в горле?
– Может, чаю хотите? – гостеприимно предложил майор.
Хурскайнен устало помотал головой – совсем не хотелось.
К счастью, ночь выдалась теплая. Майор Ремес отнес старушке и приятелю несколько одеял и предусмотрительно запер дверь. Он замел следы перед конюшней, чтобы полицейскому не пришло в голову утром повнимательнее обследовать окрестности. Спал в ту ночь майор Ремес плохо. Он думал о том, что произошло. Может, просто прибить этого полицейского, если он что-то пронюхает и найдет Наску и Ойву? Достаточно ли будет одного удара в висок, чтобы лишить памяти?
Ойва Юнтунен и Наска Мошникофф сидели в яслях, тесно прижавшись друг к другу. Старушка была маленькая, иссушенная старостью, но от нее исходило столько тепла, что Ойва Юнтунен не мерз. Ойва прикинул: 45-килограммовая старушка под одеялом вырабатывает тепла не менее пятнадцати, а то и двадцати ватт. А вот амперов гораздо меньше, чем молодые. Наска спала спокойно. Она видела во сне Киурелия, она снова была в его объятиях. Было так надежно, так тепло – хоть бы целую неделю так проспать, но наступило утро. С улицы доносился слабый голос оленьего полицейского Хурскайнена:
– И все же я обязан выписать вам небольшой штраф. Такие капканы противозаконны.
Майор спросил, можно ли оплатить штраф после Рождества.
– Отличная идея, – согласился полицейский и распрощался. – Благодарю за ночлег. В этих местах редко встретишь умных и рассудительных людей. Нам, представителям власти, нужно держаться вместе.
Взревел мотор снегохода. Скоро рокот стал слабее. Полицейский с черной шеей снова помчался по следам оленекрадов. Да, правда, надо остерегаться незаконных капканов.
Наска Мошникофф и Ойва Юнтунен были освобождены из заключения сразу же, как только стих гул снегохода. Одеревеневшие от холода, они вошли в дом, где майор налил им горячего кофе.
– Надо же, с мужиком ночь провела! Повезло! – радовалась Наска.
Ойву Юнтунена обеспокоил визит полицейского. Что принесло сюда этого Хурскайнена? Все еще Наску ищет? Или у него есть данные о золоте и Ойве Юнтунене?
– Он за оленекрадами гоняется, – успокоил Ремес. – Меня вот за капканы оштрафовал.
– Если бы мы поставили просто капканы на лису, полицейский бы в них не попал. У человека нога намного толще, чем лисья лапа. Хурскайнена такой капкан не удержал бы.
– Наска пусть спать идет – бедная старушка.
Ойве было жаль, что охота на лис закончилась поимкой полицейского. Они тут скорее сами скрывались от полицейских, чем пытались их поймать. Ойва Юнтунен был зол и тоже отправился спать.
Майор Ремес вышел на улицу, чтобы не мешать спящим. Он походил по двору. Время тянулось медленно. Ремес смотрел на бесконечные сизые зигзаги гор и болот. Полярная ночь дышала синим сумраком, одиночеством и безвременьем… Сердце майора разрывалось от тоски по женщине. Вряд ли девяностолетняя старушка тут поможет…
Вот если бы в Юха-Вайнан Маа был офицерский клуб! Как приятно было бы ездить туда на снегоходе, болтать с капитанами. Клуб нестроевых офицеров – и то хорошо! Даже солдатский клуб… и чтобы там продавали пончики и сок.
– Даже обычной столовой нет! Вот черт.
Майор протопал в сарай и с горя принялся колоть дрова. Жена и та в Испании. Одинокая выдалась зима!
В это самое время к Рованиеми подлетал самолет компании «Финнэйр», следовавший рейсом из Хельсинки. На борту находились несколько бизнесменов, пара депутатов, группа мужчин в меховых шапках, уже набравшихся по случаю посадки, и другие пассажиры, по которым не скажешь, кто они, туристы или путешественники. Среди них выделялись две стройные девушки из Швеции – изящные и хрупкие видения. Они были молоды и красивы, развязно смеялись, красили губы, то и дело открывали и закрывали дамские сумочки. Рядом с ними стюардессы казались серыми воробушками.