Когда гроб был готов, мужчины обрядили покойную вместо савана в длинную ночную рубашку, расчесали белые волосы и положили под голову мягкого ягеля. Затем заколотили крышку. Кота Наски они положили сверху, в ноги.
Ойва Юнтунен связал из еловых веток огромный венок и украсил его самым красивым ягелем, который собрал летом. Когда все было готово, мужчины подняли гроб на сани, опустили сверху венок, положили закутанного в полотенце Ермака. Из инструментов они взяли железный лом, кирку и две лопаты – инструменты старателя, их тут было предостаточно. Ремес молча завел снегоход, и они медленно и торжественно двинулись. Ойва Юнтунен не стал садиться на гроб, а шел за санями до самого Юха-Вайнан Маа. Мужчины решили, что это самое подходящее место для покойницы, судя по названию, тут покоились и другие.
Выбрали красивое место на склоне. Сначала раскопали снег на метр. Ойва Юнтунен и майор Ремес работали молча. Был ясный морозный день, в воздухе звенела тишина. Казалось, что и на небе все стихло в ожидании прихода Наски. Только иногда с покрытых снегом ветвей срывался иней, украшая гроб, выструганный из красной сосны.
– Говорят, какая погода на похороны, таким покойник и был при жизни, – изрек майор Ремес со дна могилы.
– Наска была прекрасной женщиной, – согласился Ойва Юнтунен. – Конечно, она попадет на небо… я буду судиться, если ее не возьмут, и так вон туда сколько всякого сброду пускают!
– Я просто уверен, что попадет, – прокряхтел из ямы майор.
Когда полутораметровой глубины могила была выкопана, Ремес выбрался наверх. Сделали небольшой перерыв. Майор хотел покурить, но все же отказался от своего намерения. На похоронах не курят, особенно если у покойника при жизни была предрасположенность к астме.
Мужчины подняли гроб на край могилы, протянули под ним крест-накрест две веревки, сняли шапки и стали его медленно опускать. Легкими были бренные останки старой Наски, они вдвоем без труда вернули их в лоно земли-матушки.
Ойва Юнтунен принес из саней еловый венок и положил на крышку гроба. Майор Ремес взял горсть мелкого песка и рассыпал сверху. Глотая слезы, он пробормотал:
– Из праха ты, Наска, создана, в прах и вернешься…
Затем Ремес, откашлявшись, затянул погребальный псалом: «К тебе, мой Отче…» Красиво разносилось среди величественных сосен эхо молитвы. Ойва Юнтунен подхватил, и на третьем куплете мужчины услышали рядом жалобный вой. Пятихатка сидел на снежной кочке, задрав морду к небу. Лисья натура не давала ему спокойно слушать, когда пели псалмы.
Мужчины перекрестились, тихо постояли над разверстой могилой, эхо от их псалмов и воя Пятихатки все еще гудело на южных склонах.
Могилу засыпали землей. Не стали ни холм насыпать, ни крест ставить.
– Было бы ружье, я бы устроил почетный салют, – досадовал майор.
– Зажжем вечером свечу перед иконой, – предложил Ойва Юнтунен.
Но где закопать кота? Ойва Юнтунен пошел забирать Ермака со снегохода.
Пятихатка, закончив выть, утащил труп из саней. Он унес добычу подальше от места погребения и не соглашался расстаться с ней, несмотря на все угрозы. Лисенок пытался грызть труп, но вкус ему не понравился. Кошатину, тем более насквозь промерзшую, даже лис есть не стал. Мужчины видели, как Пятихатка убежал далеко на склон холма, вырыл в снегу яму и спрятал в ней кота Наски. Похороны Ермака прошли по естественным законам звериного мира.
Вечером мужчины поставили свечку перед Наскиной иконой, перекрестились и до самой ночи безмолвно просидели, горюя. Унылым и пустым стал дом без хозяйки.
Глава 31
Судьба отвела Ойве Юнтунену и майору Ремесу не так много времени для печали. Уже на следующий вечер они услышали со стороны Леса повешенных лисиц предупреждающий крик ворона. Они обеспокоено прислушались. Опять, что ли, кого-то принесла нелегкая?
Опять!
Из леса на лыжах неумолимо приближался невысокий мужчина в малице. Когда он подъехал ближе, можно было различить, что у него на груди болтался планшет с картами, а к лыжной шапочке прикреплен фонарь, как бывает у спортсменов, занимающихся ориентированием на местности. На лице застыло усталое и мстительное выражение. На поясе висела кобура и финский нож.
Ойва Юнтунен узнал гостя издалека. На лыжах шел не кто иной, как убийца-рецидивист Хеммо Сиира! Ойва Юнтунен спешно объяснил майору, кто этот незнакомец и для чего сюда явился. Сиира пришел требовать свою долю, из-за которой отсидел долгих пять лет в тюрьмах Норвегии и Швеции. Предвидятся разборки, скорее всего, с летальным исходом.
Майор оценил приближающегося человека. Не очень-то и грозный соперник. Из такого Ремес одним ударом дух вышибет. У гостя, конечно, было оружие и многолетний опыт. Сиира мог хладнокровно убить человека. Не гнушался он и пытками.
Ойва Юнтунен убежал в тюрьму, думая, что там он в безопасности. Он и майора завал с собой.
– Солдат никогда не отступает перед сражением, – прогремел майор, готовясь принять гостя. – Являются сюда всякие за золотом. Его тут и нашему брату не дают, – ворчал он. На всякий случай Ремес прошел к колодцу, у крышки которого лежал увесистый коловорот. Если этим коловоротом приласкать человека по животу, он должен быть очень крепкого сложения, чтобы требовать потом золотые слитки.
Встреча во дворе была напряженной. Хеммо Сиира приветствовал майора Ремеса с пистолетом в руке. Он спросил, где прячется предатель Юнтунен: в стволе несколько патронов специально для черепа этой скотины.
Майор пригласил гостя в дом. Сказал, что сварит кофе и они все обмозгуют. Ойва Юнтунен, так уж совпало, пошел проверить лисьи капканы, но должен до наступления темноты вернуться.
Осмотревшись в шикарно обставленной избе, Сиира злобно выругался:
– Вот, черт, как вы тут живете-то на украденное золото!
Майор поставил воду для кофе на плиту. Он попытался сгладить впечатление Сииры от увиденного:
– Да, пытались лачугу как-то обставить, скромненько, ничего лишнего. Зачем бросать деньги на ветер? Присаживайся, гость дорогой.
Убийца-рецидивист сел, предусмотрительно держа спусковой крючок на взводе. Он настороженно смотрел на чернобородого майора. Сиира был человек решительный. На последние деньги он отправился в длинный и тяжелый путь в ледяную тайгу. По дороге его согревала одна-единственная мысль: Ойве Юнтунену надо выпустить кишки. И отобрать у него золото. Если майор взбрыкнет, то разделит ту же судьбу. Пройдя на лыжах из Пулью через Исо-Айхкиселькя, Сиира устал и был зол пуще прежнего. Пять лет тюрьмы, потраченных впустую, словами не описать, каким камнем лежали на сердце убийцы.
Вода закипела. Майор встал и положил в воду кофе. Затем накрыл на стол, постелил чистую скатерть, поставил чистые чашки – все вымыто и выстирано Наской в последний день. Нашел в шкафу рождественское печенье и булочки, испеченные Наской вместе с проститутками.
– Да не надо для меня специально ничего накрывать! – противился Сиира.
– Тут редко гости бывают. После долгой прогулки надо чего-нибудь горячего выпить, – доброжелательно произнес майор Ремес. Он пригласил гостя за стол. Разлил горячий кофе по чашкам. Сиира уселся, в одной руке пистолет, в другой – булочка.
– Вкусно, – похвалил он.
– Попробуйте это печенье, тут его много, – потчевал рецидивиста майор. – Пожалуйста, берите, не стесняйтесь. Не стоит церемониться!
Сиира отложил пистолет и взял имбирное печенье в виде поросенка с изюмными глазками. Как только рот убийцы открылся навстречу поросенку, майор Ремес ударил кулаком прямо сладкоежке в лицо. Послышался неприятный хруст. Сиира отлетел к стенке – он так и остался там, рот в крошках печенья и крови. Майор убрал пистолет в карман, снял с пояса Сииры финский нож и, забросив надрывно кашляющего мужика себе на плечо, потащил его через двор прямо в тюрьму.
В кутузке прошел обмен пленных. Сииру бросили в стойло – пусть очнется, дверь на всякий случай заперли и пошли в избу обдумывать дальнейший план действий.
Девицы явно растрезвонили всему Стокгольму об обитателях Куопсувара… Новость дошла до Хеммо Сииры, и вот он явился за своей добычей. Ситуация у отшельников была сложная.
Ойва Юнтунен отхлебнул кофе из чашки Сииры и съел печенье. Собственно говоря, майор Ремес – мужик что надо. Подельник Ойвы упрятан в тюрьму так же надежно, как золотые слитки на дно колодца. Ойва Юнтунен мог вздохнуть свободно, по крайней мере, пока Сиира лежит в яслях.
Решили выждать время. Пусть Сиира посидит несколько дней под замком и подумает над своими требованиями. У него же богатый опыт отсидки. Не желающему раскаяться человеку тюрьма всегда на пользу, думал Ойва Юнтунен.
Но убийца-рецидивист Сиира оказался очень упрямым. Он требовал свою долю, поскольку отлично знал, что у Ойвы несколько десятков кило. В первый день переговоры вообще не дали результата. Майор Ремес урезал заключенному паек, чтобы тот умерил свои аппетиты, но и это не помогло. Отсидев в холодной кутузке целую неделю, Сиира заявил, что готов взять двадцать килограммов золота. Неслыханная наглость. Золота, конечно, оставалось еще килограмма тридцать три, но всему же есть предел!
Чтобы ускорить процесс, Сиира объявил голодовку. В Швеции это иногда помогало улучшить условия в тюрьме. Но в Куопсувара такие хитрости бесполезны. В результате обитателю кутузки перестали приносить еду и даже не каждый день приходили осведомиться о ходе голодовки.
После трех гневных дней поста Сиира поднял в конюшне страшный шум, ругая стражников последними словами, – он требовал еды и воды. Когда перед ним появилась плошка с холодной овсяной кашей и кошачья миска с мутной водичкой, Сиира согласился снова вернуться к переговорам.
Ойва Юнтунен предложил Сиире десять килограммов золота. Рецидивист размышлял над предложением еще двое суток. Мороз удачно достиг сорока градусов. Так как в тюрьме не было отопления, Сиира решил все-таки предложение принять.
В очередной раз раскрылись перед убийцей двери тюрьмы. Пленника отвели в дом, накормили, напоили и дали выспаться в тепле. Майор Ремес вновь отсидел пару часов в кутузке, пока Ойва Юнтунен отпиливал для Сииры кусок килограммов на десять. Этого было более чем достаточно, чтобы обеспечить ему старость. Шестьсот тысяч финских марок все же.