Ойва Юнтунен попытался успокоиться и произнес:
– Слушай, Ремес. Ягель для меня – самое ценное в жизни. Хотя, конечно, золотоискательство тоже неплохое занятие.
Майор решил больше не наседать на нового приятеля. Лучше с ним впредь говорить на нейтральные темы.
– Знаешь, в тридцатые годы мой отец переделал родовую фамилию на финский лад. Я-то никакой не Ремес.
У Ойвы Юнтунена аж от сердца отлегло. Может, и зря он испугался? Скрываться целую неделю нелегко – никакие нервы не выдержат. Если здраво рассудить, то майор Ремес никак не мог знать о золоте. Ремес? А как тогда звали отца Ремеса?
– Что Ремес означает по-шведски? – заинтересовался Ойва Юнтунен.
«Вот черт», – расстроился майор. Нет ведь у его фамилии соответствия в шведском. Надо было как-то выкручиваться:
– Ну, батя был настолько профински настроенный, что взял себе фамилию Ремес. А так по отцовской линии я Ройтерхольм. Мой род ведет начало от барона Ройтерхольма. Из истории, наверное, помнишь?
Ойва Юнтунен с воодушевлением кивнул. Ни о каком бароне Ройтерхольме он отродясь не слыхивал, но никто же не требовал в этом признаваться. Вряд ли младшие научные сотрудники знают всех Ройтерхольмов в мире, так почему он должен знать?
– В нашем роду нет ни одного барона, – честно признался Ойва Юнтунен.
– Ну да… да и какой смысл иметь дворянский титул в современном мире? – пренебрежительно произнес майор Ремес. – Насрать на это! Мы обедневшие аристократы, лишь воспоминание о достойном роде и осталось, ничего больше. Конечно, иногда становится горько, стоит подумать, что еще двести лет назад мои прадеды вершили дела великой Шведско-Финской державы.
– Понимаю, – посочувствовал Ойва Юнтунен. – Могу представить, как иногда зло разбирает.
Майор тяжело вздохнул. Дворянского в нем было не больше, чем в рабочей финской лошадке, но все равно обидно.
Ремес поправил поленья в костре. А может, все-таки поискать тут золото? Зима еще не скоро.
Ойве стало жалко угрюмого аристократа, у которого не было денег даже на учебу. Воин, майор, потомок барона Ройтерхольма, а говорит о бедности. Ойва Юнтунен вытащил бумажник и вложил в руку майора пять тысяч марок.
– Возьми на первое время. Мой золото или вместе будем мыть. Ты займешься хозяйством, а я буду собирать ягель. Найдем – поделим пополам. Или как договоримся.
Майор удивился, но деньги взял:
– Это что, то самое тетино наследство? Как ты можешь доверять совершенно чужому человеку?
– Я верю слову дворянина. Я в Пулью машину из проката оставил. Отгони ее и сдай обратно. Купи необходимый инструмент. Кирки, лопаты – все, что нужно для прииска. И продуктов на несколько месяцев. Будем изучать ягель и мыть золото. Нам некуда торопиться. Мы в отпуске.
Майор никак не мог понять, как все так обернулось. Без единого удара кулаком парень взял и отдал ему целую горсть банкнот. Да, не перевелись еще на свете дураки. Ну и что с того? С таким приятелем почему бы и не поискать золото, даже если им и не суждено будет его найти? Редкий наивняк.
Ойва Юнтунен тоже был доволен подобным поворотом дел. Теперь у него был помощник, офицер-золотоискатель. Наивность майора вызывала у Ойвы жалость. «Чем человек проще, тем больше ему приходится вкалывать», – мысленно вздохнул он.
– Я завтра сразу же отправлюсь в Киттиля за снаряжением, – пообещал майор. – Но сначала давай сделаем навес получше, чтобы мы оба могли под ним нормально спать.
Утром одетое в защитный костюм существо, еще недавно бывшее майором, исчезло в летней тайге. Бодро шагал по новой стезе он, свободный золотоискатель, подпитанный деньжатами. Ойва Юнтунен надеялся, что майор не пропадет без вести. В лагере остались его вещи, значит, должен вернуться. Ойва чувствовал, что слову нового знакомого можно доверять.
– Не все же такие бандюги, как я.
Глава 8
Майор Ремес отыскал машину на обочине, именно там, где приятель-отшельник ее и бросил. Он помчался в Киттиля и вернул ее местному представителю фирмы проката. Выяснилось, что машину брал некто Ойва Юнтунен, а не младший научный сотрудник Асикайнен. «Наверное, у Асикайнена есть веские причины, чтобы иногда выступать под чужим именем», – с некоторой симпатией подумал майор Ремес. Ведь и сам он назвался Ройтерхольмом. Так что квиты.
Избавившись от машины, майор рванул на телеграф и дал телеграмму жене в Испанию. Он известил ее о своем местонахождении, точнее, об его отсутствии. Затем позвонил младшей дочери, которая сказала, что помолвлена и перебралась жить к жениху.
– Вот черт. И кто этот молокосос?
Дочь описала бойфренда наилучшим образом. Заплывшее сердце майора оттаяло, особенно когда он понял, что и в отношении младшей дочери его отцовские обязанности выполнены. Он пожелал ей счастья и отправил в подарок чек на тысячу марок из денег младшего научного сотрудника Асикайнена. Потом зашел в пивную «Киттилян Киевари» и с самыми теплыми отцовскими чувствами стал наливаться пивом.
Ойва Юнтунен смотрел на открывавшееся перед ним бескрайнее болото Куопсувуома. Тучи комаров поднимались из непролазной трясины и впивались жалами в кожу профессионального преступника. «Неужели это и есть хваленая магия Лапландии? Дыхание болот, фу ты, черт!» – думал Ойва Юнтунен.
Пожить здесь в уединении было все же мудрым решением. За это время убийцу-рецидивиста Сииру освободят, и тот сразу бросится искать пропавшего подельника. Бросится, как борзая за «электрическим зайцем». Однако сюда его щупальца не дотянутся.
Только бы Ремес вернулся. Одному Ойве в тайге не выжить, да и тоскливо тут.
Ойва с грустью вспомнил свою роскошную квартиру в Стокгольме. Вот это была жизнь! Хорошая еда, превосходные вина, приятная музыка, умные приятели… А если хотелось общества нежных женщин, стоило лишь позвонить Стиккану, и дело в шляпе. Полицейские, правда, раз в месяц наведывались с проверками, однако и к легавым привыкаешь, если общаешься с ними из года в год.
Иногда случалось, что полицейские не являлись, когда Ойва Юнтунен их ждал. Тогда преступник чувствовал себя одиноким и брошенным. Как тяжелобольной человек, которого не навещают родные и друзья. В то же время ему становилось страшно: не задумали ли органы какую-нибудь пакость, раз никто не приходит с проверкой? Когда же после нескольких дней неопределенности полицейские являлись как бы внезапно, жизнь опять входила в свою колею. Эти визиты явно доставляли удовольствие и самим проверяющим. Ойва Юнтунен был гостеприимным хозяином. Он с готовностью открывал ящики шкафов, демонстративно перетряхивал постельное белье и стучал по стенам под картинами, показывая, что никаких новых тайников с последней проверки в квартире не появилось. И всегда по такому случаю угощал полицейских марочным вином с солеными палочками, чтобы немного разнообразить их однообразные будни.
Ремес задержался в Киттиля на четверо суток. И хотя Ойва Юнтунен был городским бандитом, он как-то выжил. В этом ему помогли оставленные майором продукты и небольшой навес от дождя.
Вот только время тянулось бесконечно. Вспомнились юные годы, проведенные в тюрьме. Тогда тоже времени было хоть отбавляй и ничего интересного. Ойва Юнтунен коротал срок, разрабатывая самые замысловатые планы побега. Он даже думал это повторить, но ситуация была странная, да и планирование побега не приносило уже такого удовлетворения, как в молодости. Тогда Ойва решил отправиться в ближайший лес за ягодами. Нашел немного черники. На вкус она была не особо сладкой, наверное, недозрелая. На обратном пути Ойва провалился в болотную трясину и промок до нитки. Даже содержимое бумажника теперь пропиталось жижей.
Он развел костер и стал сушить одежду. Вытащил из бумажника банкноты по пятьсот марок и разложил на камнях для просушки. Какой-то убогостью веяло от этого занятия.
Неожиданно к нему присоединился новый приятель. Маленький лисенок, которого заинтересовал полуголый мужчина, суетившийся у костра. Ойва бросил лисенку кусок колбасы, догадавшись, что тот голоден.
Тщедушный всклокоченный зверек не испугался человека, хотя он вполне мог оказаться профессиональным преступником. Лисенок был так голоден, что рискнул обнюхать брошенную приманку, а поскольку пахла та вкусно, он проглотил ее на лету. Лисенок даже осмелился на двадцать метров подойти к костру.
Когда банкноты высохли, они стали легче и разлетелись, подхваченные легким ветерком. Ойва Юнтунен валялся у костра и сначала не заметил, что его деньги разлетелись по лесу. Но лисенок, конечно, заметил сразу и подумал, что ему вновь подбросили лакомство. Смело схватил он одну бумажку и отправился восвояси.
Когда Ойва Юнтунен увидел, что лисенок вытворяет с его деньгами, он вскочил и кинулся собирать оставшийся капитал. Лисенок убежал по болоту Куопсувуома в лес с пятихаткой в зубах, и больше Ойва ее не видел. На ягельнике он собрал остальные деньги и тщательно сложил в бумажник. Теперь он стал на пятьсот марок беднее, чем до знакомства с лисенком.
К вечеру зверек вновь появился в лесу – видимо, чтобы снова выпросить лакомство. Ойва Юнтунен крикнул, что это преступление воровать у людей деньги и что лисенку лучше вернуть украденную банкноту. Однако зверек лишь внимательно смотрел Ойве в глаза и ни единым движением не выказал желания вернуть деньги. Он скалился, из чего можно было заключить, что его совершенно не мучили угрызения совести. Ойва Юнтунен бросил ему немного ржаных сухарей и колбасы и махнул рукой:
– Себе оставь. У меня вон золота пруд пруди.
Было приятно время от времени навещать заначку и гладить холодную поверхность благородного металла. Сколько страстных поцелуев подарил Ойва этим безучастным слиткам!
От угла одного слитка золота Ойва Юнтунен отколол лезвием ножа кусочек, чтобы опробовать, насколько легко благородный металл поддается обработке. Он был мягкий, почти как свинец, от него отделялась стружка. Ойва Юнтунен отколол граммов двести-триста лапландского золота. На плоском камне тупой стороной ножа придал кускам золота подходящий размер и форму. Настоящее лапландское золото тысячелетиями отшлифовывала вода горных рек, думал Юнтунен, и старался сделать так, чтобы его золото приобрело такой же вид. Маленькие крупинки не надо было обрабатывать вовсе, они уже выглядели как надо.