Тем временем майор Ремес пытался уладить дела в Киттиля. Первые два дня он пил как свинья. Пережив страшное похмелье, майор принялся наконец закупать все необходимое для жизни в лесу и золотодобычи. Он приобрел лотки, лопаты, топоры, гвозди, пилу, кайло, лом, сетку от комаров, печку для бани и котел для воды. И к этому еще одежду и огромное количество еды. Затем он позвонил в Рованиеми Северинену – главному лесничему окружного управления лесным хозяйством.
– Майор Ремес из Киттиля, здравствуйте! У вас в Куопсувара есть заброшенный дом лесорубов. На границе с Энонтекиё. Можно мне пожить в нем несколько месяцев?
Северинену это было на руку. Он даже денег не взял, раз там жить будет служащий высшего ранга из другого госучреждения – вооруженных сил.
Ремес нанял в «Киттилян Киевари» носильщиками четырех пьяных лесорубов, запихал их в такси и загрузил все снаряжение в прицеп. Доехали до Пулью и оттуда по лесовозной дороге до Сиеттелеселькя. Тут у Ремеса во время учений стоял штаб. Они выгрузили из багажника все вещи на кусок ткани, затем на плечи пятерых мужчин лег тяжелый груз. Сложнее всего оказалось справиться с котлом, его пришлось подвесить на коромысло, которое понесли вдвоем. В котел положили еще немного продуктов и скарба. Груз был очень тяжелый, но за счет алкоголя караван легко двинулся в путь. Ремес взял направление на избушку в Куопсувара, расплатился с мужиками и таксистом и отправился в Потсурайсвара сообщить о своем прибытии младшему научному сотруднику Асикайнену.
Встреча майора и бандита после долгой разлуки была очень эмоциональной. Мужчины похлопали друг друга по плечу, закурили и поделились новостями. О запое и отправленной дочери тысяче марок майор предусмотрительно умолчал. Ойва Юнтунен рассказал о лисенке, который украл у него пятьсот марок. Он приказал майору внимательно следить, сам же долго свистел, и после некоторого ожидания на опушке леса возник мохнатый шарик. Он скалился, смотрел в глаза, нагло выклянчивая лакомство. Мужчины скормили лисенку сухари и единогласно окрестили его Пятихаткой.
К ночи по восточному краю Куопсувуома они дошли до домика лесорубов.
Это было длинное бревенчатое сооружение, построенное в пятидесятые годы, одна половина которого с лежанками на пятьдесят человек предназначалась для рабочих, другая – для начальства, а между ними располагались помещение для поваров и кухня. С половины начальства вела дверь к поварам, а в жилое помещение рабочих открывалось раздаточное окошко, через которое выдавали еду. «Окном жизни» называли его лесорубы, сказал майор.
В помещении для начальства было четыре койки. Ойва Юнтунен расстелил свой спальник на той, что возле окна, майор Ремес – у противоположной стены.
– Кто, интересно, здесь спал? – спросил Ойва Юнтунен, пробуя кровать.
– Кассир. Там лежанки счетоводов, а это кровать начальника, – объяснил Ремес.
– Откуда ты все это знаешь? – удивился Ойва Юнтунен.
– Начальник никогда не спит возле окна, поскольку там сквозит, он спит возле печки, – пояснил майор. – Кассиры и счетоводы спят на сквозняке, начальник – нет.
Ойва Юнтунен задумался. С одной стороны, за все тут платил он, значит, он кассир, с другой стороны, он боялся сквозняка.
– А если нам поменяться местами? – предложил Ойва.
Майору захотелось врезать приятелю по лобешнику: он как-никак майор и дворянин, а этот младший научный сотрудник всего лишь обычный рядовой. Но тут он вспомнил о деньгах Асикайнена и решил не ссориться. Майор забрал спальный мешок и расстелил его на лежанке кассира. Ойва Юнтунен пошел обживать койку начальника.
Какое-то время огорченный майор ворочался в постели. Затем приподнялся на локтях и объявил:
– Замечу, что в армии месячное жалованье майора без надбавок за выслугу лет составляет шесть тысяч двести марок.
– Грязными или чистыми? – поинтересовался Ойва с кровати начальника.
– Разумеется, грязными. У генерала могло бы быть и чистыми.
– Давай договоримся так: я плачу тебе столько же, сколько в армии. Вычтем налоги и выплаты в социальные фонды – и получишь свое.
Они слезли с нар рассчитывать заработную плату Ремеса. Майор вспомнил, что подоходный налог за предыдущий финансовый год составил около тридцати пяти процентов после всех вычетов из налогооблагаемой суммы. Чистый заработок был четыре тысячи марок. Из этой суммы вычли стоимость питания, по пятьдесят марок в день, и решили, что майору на руки ежемесячно будет выдаваться две с половиной тысячи. За эти деньги майор Ремес обязался работать на младшего научного сотрудника Асикайнена по восемь часов в сутки.
– Будем считать, что свою первую зарплату ты уже получил, – предложил Ойва Юнтунен, имея в виду аванс, который Ремес истратил в Киттиля.
Ударили по рукам. Ойва Юнтунен плюхнулся на кровать и, совсем как начальник, распорядился:
– Приготовь-ка что-нибудь на ужин. И будь добр, перебей всех комаров в доме.
Майор опрыскал все помещение противокомариным средством. Затем удалился на кухню. Вскоре дом наполнил аромат жареного мяса, на плите шипела сковорода. Готовя еду, майор Ремес мурлыкал известный марш. Через полчаса на столе в комнате начальства был накрыт шикарный ужин: жареный окорок, соленые огурцы, маринованный репчатый лук, свекла, несколько дымящихся колбасок и коробка с картофельным салатом. Из напитков повар предложил простоквашу, а в завершение трапезы еще и чашечку чая, в которую выжал лимон и размешал ложкой мед.
– Цинга нам здесь не страшна, – отметил он.
Глава 9
Утром Ойва Юнтунен проснулся от запаха кофе и жареного бекона. Майор Ремес как раз накрывал на стол.
– Вставай, младший научный, завтрак готов, – подбадривал майор товарища.
Ойва Юнтунен приподнялся в постели. Он погладил подбородок – отросла длинная жесткая щетина. После тяжелой ночи состояние было мерзкое.
– Доброе утро, майор. Не принесешь ли воды умыться? Надо привести себя в порядок.
Глаза майора сверкнули. Он сжал огромный кулачище, но вспомнил, что его нынешняя должность как раз предполагает обязанности помощника. Он вышел, набрал в колодце ведро чистейшей воды, отнес на кухню и согрел на плите. Теплую воду перелил в таз, взял в руки полотенце, мыло, бритвенные принадлежности младшего научного сотрудника и передал все это ему. Ойва Юнтунен умылся, побрился и вытер лицо. Только после этого он пришел испробовать трапезу.
– Неплохой завтрак, – похвалил он.
– Солдат должен все уметь, – с довольным видом хмыкнул Ремес.
Ойва Юнтунен рассматривал необструганный стол лесорубов, за которым в течение многих лет они ели и заполняли свои счетные книги. Нелепый, грубо сколоченный из обрезных досок с торчащими ржавыми шляпками гвоздей. Какой-то счетовод вырезал на столешнице тупым лезвием свои инициалы и дату: «М.Т. 1954. Anno domini».
Столу годков было немало.
– Надо скатерть найти. А то кусок в горло не лезет, – заявил Ойва Юнтунен.
Майор залпом допил кофе и отправился выполнять поручение начальства. Сперва он думал сделать скатерть из своего банного полотенца, но, понюхав, повесил его обратно. В комнате для поваров висели старые шторы в цветочек. Майор сдернул одну, отрезал кромку и расстелил на столе.
– В следующий раз, как поедешь в деревню, купи еще постельного белья, – посоветовал Ойва Юнтунен. Он вспоминал свою квартиру в Стокгольме. В этом пустом бараке нужно понаставить еще разной мебели, чтобы хоть жить можно было.
После завтрака мужчины вышли справить нужду. Заодно высвистели из леса Пятихатку и отдали ему остатки завтрака. Лисенку очень понравился бекон с поджаристой корочкой. В благодарность за угощение зверек оскалился и зарычал. «У хищников совершенно дикие понятия об этикете», – подумали мужчины.
Не пойти ли и правда помыть для пробы немного золота, предложил майор. На нижнем склоне Куопсувара журчал ручеек с болотистыми берегами, через несколько километров он впадал в реку Сиеттелейоки. Мужчины, взяв инструмент, спустились к ручью, который имел очень мало сходства с золотоносными участками на реках Лемменъйоки и Ивалойоки. Но Ойва Юнтунен считал, что и здесь можно попытать счастья. Майор же решил, что младший научный сотрудник Асикайнен совсем городской, если думает в такой тине золото найти. Берега были заболочены, но на дне виднелся промытый течением песок. Ойва Юнтунен зашел в воду и набрал в лоток песка. Вода была холодной. Новоявленный старатель встряхнул лоток, как делали золотоискатели в кино, но единственное, что он получил, – песок и холодную воду в сапог.
Майор скептически наблюдал за процессом с берега.
– Может, найдем реку получше? Зачем ковыряться в этой грязной канаве?
Однако Ойва Юнтунен промывал уже второй лоток. Майор ухмыльнулся:
– С таким же успехом можно искать золото в навозной куче.
Ойва Юнтунен бросил на майора колючий взгляд. Ему хотелось рассказать, что он и правда совсем недавно выкопал свое золото из навозной кучи. Тридцать шесть кило! Но, разумеется, он промолчал и, пройдя вниз по течению, скрылся за поворотом. Там он тайком насыпал в свой лоток щепотку золотого песка собственного изготовления, а сверху налил воды и песка.
Мыть золото оказалось захватывающим занятием. Было интересно наблюдать, как золотые частицы вымывались из песчаной массы и изящно оседали на дне лотка. Когда в нем осталось совсем чуть-чуть песка и красивый слой золотых частиц, Ойва Юнтунен позвал майора:
– Эй, фон Ройтерхольм, иди сюда!
Майор нехотя подошел. Ойва Юнтунен протянул ему лоток:
– Ну, что скажешь? Золото, точно оно.
Сигарета выпала изо рта майора. Держа лоток дрожащими руками, он смотрел то на песчано-золотую массу, то на своего удачливого товарища. Ремес вышел из воды и, осторожно поставив лоток на кочку, взял пальцами одну из самых крупных частиц. Майор рассматривал ее, щупал, блеск золота отразился в его глубоких глазах: они засияли новым, безумным светом, пугающим блеском золотой лихорадки. Майор взял золото в рот и прикусил. Оно расплющилось между клыками.