— У тебя там семья?
— Родители.
— У тебя нет братьев и сестер?
Я замешкался с ответом.
— Нет.
— Единственный ребенок. И как тебе?
— Привыкаешь.
Я подобрал еще одну палку, разломал ее надвое и отправил в рюкзак.
Бен снова заговорил:
— Джон Скотт классный, он мне понравился. Вы давно дружите?
— Мы не дружим, — ответил я. — Мы только вчера познакомились.
— Я думал, вы друзья. Кажется, он говорил это.
— Это он зря.
Нина спросила:
— А Мелисса? Она же твоя девушка?
— Мелинда? Да.
— Стоп! — воскликнул Бен.
— Что? — спросил я, замерев на одной ноге.
Нина врезалась в меня сзади.
— Ты это слышал? — Бен одичалым взглядом оглядывал заросли вокруг. — Звук! Будто еще один зверь.
Мы провели в абсолютной тишине не меньше десяти секунд, но не услышали ни шороха.
— Ты уверен, что тебе не показалось? — спросил я.
— Может быть, это просто порыв ветра.
Порыв ветра? Нет тут никакого ветра.
В этом чертовом лесу ты словно в вакууме.
Заряженный адреналином, я продолжил двигаться вперед. Некоторое время все молчали, потом я начал подозревать, что с Беном что-то не в порядке. Его голос звучал беспокойно и как-то рассеянно. Не так, как до этого. Будто он спрашивал что-то, просто чтобы спросить, не слушая ответы.
Может, он сильно напуган?
По крайней мере, Нина вела себя как обычно.
Как обычно? Смешно. Мы встретились пять или шесть часов назад, и сейчас мы в первый раз разговаривали. Внезапно я осознал, как мало я знаю об израильтянах. Мы же совсем не знакомы! И вот я крадусь с ними в темноте по незнакомому лесу. Вдруг они окажутся двумя психопатами? Повалят меня на землю, разобьют голову камнем и оставят истекать здесь кровью.
Я заметил, что Бен совсем не собирал дрова, лишь подобрал длинную палку, которой расчищал себе дорогу от веток и стучал по деревьям.
— А вы давно познакомились, ребята? — спросил я израильтян.
— Мы встретились в Таиланде, — ответил Бен. — На вечеринке Полной луны месяц назад. Я был там с друзьями. Мы познакомились на пляже ночью.
— Но потом потеряли друг друга, — добавила Нина.
— Да, правда. Мы не виделись неделю, а однажды утром я разгуливал в поисках ресторана и услышал, как меня кто-то зовет по имени. Это была она.
— Он оставил своих друзей и переехал ко мне, — добавила Нина.
— Мы сняли бунгало. Катались на серфе, ели и смотрели фильмы.
— И когда вы попали в Японию?
— Да всего пару дней назад.
— У меня открыт билет по всему миру, — пояснила Нина. — Япония была моей следующей остановкой после Таиланда. Надо двигаться в одном направлении вокруг земного шарика, да? А Бен решил присоединиться.
— И как долго ты путешествуешь?
— Четыре месяца.
— Это не дорого?
— Я использую каучсерфинг. Знаешь, что это?
— Это когда ты живешь у знакомых?
— Да, ты регистрируешься на сайте, пишешь, когда ты собираешься быть в городе или стране, и люди обычно отвечают и приглашают пожить у них. Особенно легко найти вписку, когда ты одинокая девушка. Но когда ты с кем-то, задача становится гораздо сложнее.
— Поэтому в Японии мы останавливаемся в отелях, — добавил Бен.
— Это не опасно для девушки вписываться к незнакомцам в одиночку?
— Девяносто девять процентов людей нормальные.
— Ноу тебя был плохой опыт?
— Да, один раз.
Что-то в ее голосе заставило меня оглянуться, но я не мог рассмотреть в темноте выражение ее лица. Несмотря на желание спросить, что произошло, я почувствовал, что не стоит этого делать.
— Четыре месяца, — решил я повернуть разговор в другое русло. — Ты не устала столько путешествовать?
— Есть немного. Но я медитирую. Я могу просидеть пару часов в одиночестве, это очень расслабляет. Хочу найти какое-нибудь особенное местечко для последнего месяца путешествия: чтобы ни телевизора, ни туристов. Буду медитировать. Но пока я не знаю, где его искать.
— Вы, ребят, заметили, что с деревьями? — спросил Бен, водя фонариком по сторонам. Его голос странно дрожал. — Как они близко?
Он был прав, деревья становились меньше и стояли гораздо плотнее.
— Я думаю, пора возвращаться, — сказала Нина.
Я посмотрел на часы и был удивлен: оказывается, не прошло еще и пятнадцати минут. Если мы вернемся в лагерь так быстро и без достаточного количества дров, Джон Скотт не заткнется до утра, хотя он и пальцем не пошевелил, чтобы что-то собрать.
Я ответил:
— Давайте еще пять минут.
Мы снова двинулись вперед, раздвигая руками ветки, чтобы они не поранили нас. Здесь было много валежника, и, наклонившись за ним, я заметил на дереве рядом кровь. Она была размазана по стволу, на уровне моей груди. Я почувствовал, как по спине поползли мурашки.
Кто-то сунул в рот пистолет и вынес себе мозги, сидя возле дерева? Но где тогда тело?
Руки у меня против воли потянулись потрогать ствол, хотя голос внутри кричал на все лады, что пора делать отсюда ноги. Я отломал кусочек коры и растер между пальцами, чтобы понюхать.
— Краска, — произнес я задумчиво. — Это краска.
Кто пометил краской дерево? И зачем?
Как в каком-то полусне, я развернулся, освещая фонариком сплетения ветвей вокруг. Ничего. Только деревья, еще деревья и…
Это что за ерунда?
В пяти метрах от меня с ветки свисало маленькое распятие, сделанное из двух веток, связанных ниткой. Затем я заметил еще одно. И еще чуть подальше. Слегка покачиваясь на ветру, они свисали повсюду, их было не меньше дюжины…
Но здесь нет ветра.
Я закрыл глаза, подождал немного и снова поглядел в ту сторону.
Распятия все еще качались.
Ноги были как ватные, и я стоял, балансируя руками и не в силах развернуться и уйти.
Что-то мягко толкнуло меня в спину.
Не считая останков насекомых, рыб и, возможно, совсем уж маленьких пташек, зрелище разлагающегося трупа выбьет из колеи практически любого. Мы не наблюдаем смерть ежедневно, мы не запрограммированы на то, чтобы воспринимать ее как должное. Всего неделю назад я петлял по переулкам в поисках лавки с раменом[8], которую посоветовал мне Томо. Такие забегаловки есть на каждом углу в Токио, но самые лучшие всегда скрываются внутри кварталов в безымянных зданиях, без вывески и не выставляя рекламы. Единственный способ их обнаружить — найти длинную очередь офисных работников у входа где-то между одиннадцатью утра и двумя часами дня.
Я искал лапшичную в переплетении улочек за станцией Омачи, совсем рядом с линией Яманотэ. Томо утверждал, что там превосходный рамен с острым сырным бульоном. Я плутал уже больше двадцати минут и был уверен, что окончательно потерялся, когда увидел на обочине дохлую собаку. Это был щенок ретривера. Черные губы обнажили розовую десну и белоснежные клыки. Тушка лежала в метре от меня.
Внезапная находка заставила меня отпрыгнуть. Я не был напуган — просто не ожидал увидеть труп. Впрочем, волнение быстро покинуло меня, и я рассмотрел останки пристальнее.
Кажется, пса переехало машиной, потому что средняя часть туловища была размозжена и повсюду валялись внутренности. Задние ноги стали совсем плоскими. Вокруг вились мухи, торопясь отложить яйца в мертвую плоть.
Смерть, подумал я. Она порождает такой спектр эмоций.
Восхищение.
Отвращение.
Печаль.
И удовлетворение. Удовлетворение от того, что этот раскатанный в лепешку труп — не ты сам.
Впрочем, сейчас я не почувствовал ничего, кроме леденящего ужаса, когда, повернувшись, увидел тело, свисающее с веревки.
Сначала я увидел волосы. Черные, тонкие, зачесанные на правую сторону головы. Ниже бровей лицо невозможно было рассмотреть: оно выглядело будто оплавившимся. Глаза, съеденные животными, отсутствовали, остались только черные провалы глазниц, один больше другого. На щеках висели серые кусочки плоти. На месте носа остался черный треугольник. Кажется, нижней челюсти вовсе не было, хотя все было закрыто серыми длинными полосками мяса, свисающими со скул. Они закрывали рот и шею, ложась мертвецу на грудь. На мужчине была рубашка в полоску, с короткими рукавами. Это, вкупе со степенью разложения, указывало на то, что бедолага свел счеты с жизнью весной или в разгар лета, несколько месяцев назад. Из нагрудного кармана торчала авторучка. Руки, свисающие из коротких рукавов, представляли собой обтянутые кожей кости. Каким-то образом на трупе держались бежевые брюки.
Мне показалось, что я разглядывал его очень долго, хотя в реальности это заняло пару секунд. Я отступил от пугающей находки и излил содержимое желудка на землю. Меня стошнило трижды, прежде чем весь съеденный рис оказался снаружи.
Пока я стоял, согнувшись и опершись руками о колени, я успел заметить, что вокруг происходит что-то странное.
— Бен! — закричала Нина. — Стой!
Она схватила меня за руку:
— Итан, бежим!
— Куда?
— Быстрей!
Она сорвалась с места.
Я не сдвинулся. Я не понимал, что происходит. Почему они бегут? Потом я вспомнил о распятиях у себя за спиной — колышущихся распятиях — и начал отступать в том направлении, откуда мы явились.
Бен и Нина были уже далеко впереди, я видел, как фонарик Бена мечется по зарослям вокруг. Я быстро проталкивался через густые кусты. Крупная ветка рассекла мне щеку, но я не обратил внимания на боль. Когда заросли начали редеть, я замедлил шаг. Израильтяне убежали слишком далеко, мне их не догнать. Я оглянулся, зная, что позади ничего нет, но не в силах преодолеть желание убедиться в этом. Сердце билось, как у кролика, и я глубоко вдохнул, чтобы успокоить его.
Несуществующий ветер раскачивал гребаные распятия.
Почему я так уверен, что ветра не было?
Потому что не было ни дуновения за весь день.
Точно?
Да, черт подери, точно!
Что тогда раскачивало кресты? Призраки?