Джон Скотт покачал головой. Все остальные, похоже, были удовлетворены планом.
Я продолжил:
— Мне кажется, нам стоит разбиться на пары. Например, Джон Скотт с Томо, Нил с Ниной, я с Мел.
— Я пойду с Нилом, — твердо сказала Мел.
Я взглянул на нее, и она отвернулась.
Я пожал плечами.
— Хорошо. Мел с Нилом. Я с Ниной.
— Я думаю, мы с Томо пройдем по веревке до висельника. — Джон Скотт встал с земли. — Кто знает, возможно, он направился в ту сторону?
— Как он мог до этого додуматься? — удивился я. — Именно от этого трупа его накрыло в лесу.
— Возможно, он пришел в себя и решил посмотреть, что же там за такие ужасные распятия висели.
Я не хотел пропускать укол, к тому же понимал, что Джон Скотт просто хотел удовлетворить свое любопытство. Но мне пришлось признать, что это было здравое замечание. Бен действительно мог вернуться туда.
Мы разделились на пары и вышли из лагеря.
Мы с Ниной пошли в сторону, противоположную той, которую она уже прочесала. Мы шли молча, занятые поисками следов Бена. Вдруг Нина споткнулась, и я подхватил ее за талию, оберегая от падения.
— Ты в порядке?
— Да, спасибо. Я не заметила камень.
Мы снова двинулись в путь.
Я сказал:
— Уверен, что с Беном все в порядке.
— Я тоже.
— Даже если мы его не найдем, полиция организует спасательную операцию. Они его найдут, это не Йеллоустоунский парк.
— Это где Медведь Йоги на эмблеме?
— Нет, это Джеллистоун.
— Ты знаешь, — сказала Нина, — я чувствую себя виноватой.
— Все с ним нормально.
— Нет, ты не понимаешь… — Она нахмурилась. — Ты понимаешь, я думаю, он влюбился в меня.
— Это плохо?
— Но я-то его не люблю.
— Ох!
— Я знаю, знаю. Это не то, о чем мне следовало бы говорить, особенно сейчас. Но это правда. Вот поэтому я чувствую себя виноватой. Я должна о нем беспокоиться, а думаю об этом.
Я ничего не ответил.
— Ты знаешь, — продолжила Нина, — я не уверена, что ему следовало ехать со мной в Японию. Но он захотел. Настаивал. И я подумала — почему бы нет? Все-таки лучше, чем быть одной. Но, кажется, я ошибалась. Я люблю одиночество.
— Куда ты дальше собираешься?
— После Японии? В Штаты, в твою страну.
— Никогда раньше не была?
— Нет.
— Поезжай в Висконсин.
— Ты оттуда родом?
— Нет, не… да, я оттуда. Но ты не обязана ехать туда, я пошутил. Там особо не на что смотреть.
— Там спокойно?
— Тихо.
— Это как раз то, что мне надо! Помнишь, я тебе говорила, что ищу место, где можно помедитировать? Поехали вместе, Итан. Будем жить вместе.
Я снова поглядел на Нину. На ее лице не было и тени усмешки.
— Что думаешь? — спросила она.
Я покачал головой. Как мне еще было отреагировать?
— Не стесняйся.
— Я не стесняюсь. Я не знаю. Просто ты…
— Что я?
— Бен поедет в США с тобой?
— Нет, ему надо возвращаться.
— Почему?
— Ему надо продолжать службу в армии. Мы оба закончили наши три года почти одновременно, но ему надо тянуть лямку еще девять месяцев, потому что он офицер.
— Ты тоже служила?
— Да, в Израиле в армии служат и мужчины и женщины.
— С ума сойти!
— Видишь ли, мы маленькая страна, окруженная не очень дружелюбными соседями. Нам надо как-то выживать. Женщины служат в армии со времен первой арабо-израильской войны.
— А что ты делала? В смысле, где служила?
— В пограничной охране.
— Это как пограничная полиция в Штатах?
— А они борются с террористами?
— Скорее, ловят нелегалов.
— Тогда это немного разные вещи.
— Ты в кого-нибудь стреляла?
— Нет, но меня учили обращаться с пистолетами, винтовками, гранатами, пулеметами и тому подобным. Так что не шути со мной, Итан.
— И ты, наверное, отлично владеешь карате?
— Да.
Я попытался представить себе Нину в военной форме с автоматом в руках. Почему-то я смог нарисовать себе эту картинку очень легко. Возможно, из-за ее сильных волевых качеств…
И тут мы услышали крик Мел.
У меня сердце ушло в пятки. Она кричала не от удивления или испуга. Это был вопль, полный чистого ужаса.
— Скорее! — крикнул я Нине и кинулся туда, откуда раздавался голос Мел. Бешеный стук сердца отдавался в барабанных перепонках.
Мел и Нил ушли недалеко, и я быстро оказался возле них. Сквозь деревья я видел их спины, они стояли бок о бок.
Когда я подбежал ближе, мне наконец открылось то, на что они смотрели. Я схватил Мел, развернул ее, обнял и крепко прижал к себе, шепча, что все будет хорошо. Хотя прекрасно осознавал, насколько это далеко от истины.
18
Мы стояли обнявшись, я глядел на Бена и чувствовал, будто проваливаюсь в какой-то черный туннель. Будто меня со всего размаха двинули по голове чем-то тупым и тяжелым. При этом я холодным оценивающим взглядом патологоанатома осматривал то, во что превратился беззаботный израильский паренек.
Он висел в метре над землей, и я понял, что ему пришлось забраться на нижнюю ветку сосны и привязать веревку к другой ветке у себя на головой, чтобы потом спрыгнуть вниз, навстречу своей смерти.
Его голова как будто увеличилась в размерах. Потом я осознал, что это не так, просто его шея вытянулась и выглядела тонкой. Под весом Бена петля проскользнула вверх по шее и затянулась под самой челюстью, сминая мягкие ткани горла и пережимая позвонки. Глаза были закрыты, язык, толстый, темно-пурпурного цвета, торчал из черного провала рта. На таком расстоянии я не мог рассмотреть, и мне показалось, что его лицо покрыто сотнями маленьких красных ранок, как при оспе. Через мгновение я сообразил, что это проступили не выдержавшие давления капилляры.
Посреди лесного спокойствия его висящее тело было похоже на тряпичную куклу. Только не видно было ниток, тянущихся от рук и ног марионеточного Бена к невидимому мастеру. Лишь веревка, жуткая веревка, была натянута, словно струна, и слабо поскрипывала под весом тела.
На Бене была та же одежда, что и вчера. Джемпер расстегнут, и я видел надпись на футболке: «Мясо — это убийство! Вкусное, очень вкусное убийство». Эта безобидная вегетарианская шуточка смотрелась теперь страшно и неуместно. Джинсы по внутренним сторонам бедер окрасились в темно-коричневый цвет, это значило, что, агонизируя, Бен успел обмочиться и выпустить содержимое кишечника.
Последняя деталь напомнила мне о давно виденном документальном фильме о смертных казнях. Значительная его часть была посвящена именно смерти через повешение, поскольку этот способ был узаконен в более чем шестидесяти странах мира, включая отдельные штаты США.
Я вспомнил рассуждения о том, что целью идеально выполненной экзекуции было сломать шею и повредить спинной мозг приговоренного. Смерть мозга в этом случае наступала через две минуты, а полная клиническая смерть — через двадцать минут. При этом жертва мгновенно теряла сознание и почти не испытывала мучений. Если же палачи ошибались в расчетах, и свободный ход веревки был недостаточным, то висельник долго умирал от удушения. И наоборот: если высота падения тела при выбивании опоры была слишком велика, то казненному могло даже оторвать голову.
Я не мог не размышлять о том, как умер Бен: быстро и безболезненно или же долго мучился, корчась в кошмарном танце.
Внезапно та пустота, в которой я находился наедине со своими мыслями, исчезла, и я снова оказался в лесу. Я обнимал Мел. Она что-то бубнила мне в плечо. Сначала что-то вроде: «Этого не может быть». Потом я разобрал: «Я не могу здесь больше оставаться».
У меня за спиной ломались и трещали кусты. Издавая странный мычащий звук, к нам выбежала Нина. Она застыла перед телом, будто не в состоянии прикоснуться к нему. Нина уже не мычала, а тонко и пронзительно скулила.
Появились Джон Скотт и Томо. Джон помешкал секунду, выругался себе под нос и полез на сосну. Он яростно схватился за узел, завязанный на ветке, но ничего не мог с ним сделать.
Активность Джона вывела меня из ступора.
Может быть, Бен еще жив?
Это невозможно, но вдруг…
Я разжал объятия и подошел к Бену. Обхватив за талию, я приподнял его так, чтобы освободить горло от давления петли. Его тело уже затвердело и напоминало манекен. Зловоние, которое оно распространяло, вызвало приступ тошноты. От него воняло даже не дерьмом, пахло стухшим мясом, будто он выпустил в штаны все свои внутренности.
— Дай мне нож! — закричал я Мел, тут же вспомнив, что забыл его возле провала. — Камень! Что-нибудь!
Томо и Нил кинулись в разные стороны. Джон Скотт продолжал колдовать над узлом. Я оставался на месте, держа Бена на весу. Он был необыкновенно легким, что, впрочем, можно было списать на адреналин, захлестнувший меня. Почему-то ход моих мыслей казался спокойным и последовательным.
— Он уже мертв! — воскликнула Мел. — Мертв!
Нина упала на колени, протянув руки к Бену. Ее поза была странной, какой-то религиозной, будто она возносила ему молитвы.
— Он мертв! — плакала Мел.
Я знал, что она права — это было ясно как белый день, — но почему-то продолжал хвататься за последнюю надежду, какой бы нелогичной она ни была.
Джон Скотт победно закричал вверху, и тело Бена начало валиться на меня. Я попытался осторожно положить его на землю, но не смог, и труп рухнул, как бревно.
Я опустился на колени, приложил пальцы к его шее. Подождав, прижался ухом к груди.
Поглядев на Нину, я покачал головой.
19
Наше смятение немного улеглось, хотя все были взвинчены до предела. Сознательно или нет, но мы отошли от Бена на несколько метров и столпились, стараясь держаться к нему спиной. Смерть наступила недавно, но все же это была смерть. Никто не хотел иметь с ней дела.
Мел и Нина стояли обнявшись. Нина тихонько всхлипывала, Мелинда гладила ее по голове. Томо глядел себе под ноги, одной рукой держа кепку, а другой почесывая затылок, будто бы силился понять, что произошло. Нила не было видно, я не был уверен, в какую сторону он ушел.