— Тебе надо выйти наружу.
— Я не знаю, смогу ли.
— Ты должен. Надо помочь Мел.
Мел!
— Она тоже там, в огне? — встревоженно восклицаю я.
Мы останавливаемся в том месте, где начинается проход, ведущий к трибунам.
Гэри хлопает меня по плечу и говорит:
— Мне пора идти, приятель. — Он шагает прямо по полю, которое распахнулось перед нами.
— Гэри! Стой!
— Помни, что тебе надо сделать.
— Я пойду с тобой!
— Спаси Мел.
— Я не смогу! Я не знаю, как!
Но он уходит.
Внезапно вся ярмарка оборачивается ревущим пламенем, топкой, пожирающей кислород.
Я снова открыл глаза. Вокруг было жарко, очень жарко и дымно, нос заполнился едким запахом гари. Я почти ничего не видел, но слышал, как гудит и трещит пламя. Я закашлялся, вдохнув жаркий и сухой воздух.
Я лежал на спине. Со второй попытки я смог перевернуться. Наконец все встало на свои места.
Хироши совершил харакири.
Акира поджег хижину.
Где, черт подери, Мел?
Дым повсюду, белый и густой. Только на уровне одного-двух футов от пола что-то еще видно и можно дышать. «Стой, падай, катись» — я вспомнил, как еще в начальной школе один из учителей объяснял нам, как действовать при пожаре. В конце концов, здравое зерно в этом было.
Я услышал голос, зовущий Мел, затем меня. Я описал круг, передвигаясь на четвереньках. Мел не было видно. Глаза слезились.
Я врезался во что-то круглое и тяжелое. Голова Хироши. Полоска кожи, на которой она держалась, сгорела или порвалась. Голова глядела на меня мутными невидящими глазами.
Я отбросил находку в сторону и снова разразился приступом кашля.
Я тут подохну, подумал я, и не смогу помочь Мел. Сгорю, к дьяволу, в этой хижине…
Кто-то схватил меня за шиворот и потащил. Воротник врезался мне в шею, и я не мог повернуть голову, чтобы посмотреть на своего спасителя.
Жар исчез. Меня окутала прохладная темнота. На секунду мне показалось, что я умер. Но нет, я всего лишь очутился снаружи.
Мой спаситель, бросив меня на землю, зашелся в кашле. Я тоже кашлял, чувствуя, что скоро начну выплевывать куски легких. Мне казалось, кашель никогда не кончится, но приступ прошел, и чья-то рука схватила меня за предплечье. Человек тряс меня и что-то говорил.
Наконец я смог рассмотреть Джона Скотта.
— Где она, чувак? Где Мел? Она там, внутри?
Я открыл было рот, но меня снова перегнуло пополам от приступа кашля.
Джон Скотт выпрямился и, подпрыгивая, помогая себе каким-то кривым самодельным костылем, устремился в сторону горящего здания.
41
Я пытался встать с земли, когда Джон Скотт показался в дверях. Он спустился с крыльца и обессиленно рухнул на землю. Покачиваясь, я подошел к нему и оттащил к деревьям, подальше от опасности.
Я устремился было снова в горящую хижину, но Джон схватил меня за ногу.
— Ее там нет, — прохрипел он.
— Там еще спальня.
— Я везде смотрел. Ее там нет.
Я не мог оторвать взгляда от сторожки. Дым клубами валил из разбитого окна и дверного проема. За белой завесой полыхал оранжевым цветом огонь. В следующее мгновение пламя охватило дверной проем, и он стал похож на горящий обруч, через который прыгают в цирке дрессированные львы. Было бы самоубийством еще раз туда идти. И я был на все сто уверен, что Джон Скотт прав — Мел внутри нет. Ее увели. Она сейчас там же, где Нина.
Джон Скотт прислонился к дереву, продолжая кашлять. Все его лицо покрыла копоть, оставив лишь чистыми белки глаз.
— Она жива, — сообщил я.
Он провел запястьем по губам, пытаясь стереть грязь.
— Где?
— Не знаю. — Я рухнул на землю рядом с ним. — Он ее увел.
— Кто?
— Акира.
— Итос, черт побери, что за чушь ты несешь?! — От взрыва эмоций Джон Скотт снова закашлялся.
— Чувак, убивший Томо и Бена, — объяснил я, когда Джон сумел унять приступ.
— Я видел тело в хижине.
— Это не он.
Я вкратце изложил ему события последней пары часов.
— О, черт… — только и смог выдавить Джон Скотт. — Надо его найти.
Но он не стал продолжать. Он, как и я, прекрасно понимал, что за это время они успели уйти далеко.
Огнем мне опалило брови, ни волоска не осталось на руках. Кожа под слоем копоти оказалась ярко-розовой и отзывалась болью на малейшее прикосновение. Все еще было трудно дышать, мне казалось, что у меня сильно пострадали легкие. Голова продолжала глухо пульсировать в том месте, куда один из подростков попал камнем, но это было просто ничто по сравнению с ощущениями, которые дарили кровоточащие без остановки порезы под лопаткой и на плече. Я изучал все увечья с отрешенностью патологоанатома, все мои мысли были заняты Мел: где она сейчас, через что она сейчас проходит, какие физические и эмоциональные страдания испытывает?
Когда я немного пришел в себя, я отправился на поиски колодца, откуда Хироши принес нам воду. Он оказался прямо за пылающим домиком. Хотя мы утолили жажду час назад, сейчас она снова жестоко мучила меня. Я жадно выпил и вылил на себя ведро воды, потом, набрав еще одно, отвязал его от цепи на вороте и принес Джону Скотту.
Я молился, чтобы полиция приехала с собаками, как предполагала Мел. Сейчас это было нашей единственной надеждой на то, что мы найдем ее и Нину. Я бы смог отвести копов к нашему лагерю, где Нил получил бы наконец помощь, и собаки взяли бы след, обнюхав какую-нибудь одежду Мел: свитер, в котором она спала, или нижнее белье, наконец. Она не мылась два дня. Запах должен быть сильным.
— Эй, — позвал я Джона.
Мы сидели бок о бок, наблюдая за погибающей в огне хижиной.
— Да?
— Спасибо.
— Э-э?
— Ты спас мне жизнь.
— Бывают промахи.
— Я серьезно.
— Я тоже. Я искал Мел.
Я поглядел на Джона. Его губы растянулись в едва заметной улыбке, хотя взгляд оставался отрешенным.
— Все же ты меня спас.
— Ты бы так же поступил.
Так же? Наверное. Надеюсь, что так же.
— Как ты нас нашел?
— Я слышал, как вы орете в лесу, как резаные. В основном Мел и Нина, но твой голос я тоже слышал.
Я с трудом мог вспомнить схватку в лесу. Видимо, я настолько был сосредоточен на непосредственных задачах в каждый момент времени, что не запоминал деталей, или не имел времени осознать происходящее.
— Ты с этим нормально передвигаешься? — Я кивнул в сторону самодельного костыля, сделанного из раздвоенной ветки и какой-то перекладины.
— Так себе.
— Ты шел по крестам, которые мы оставили?
— Пока они не закончились.
— Оттуда мы побежали.
— Я не знал, что делать, но снова услышал крики Мел. Тогда я вышел сюда.
В горящем строении обрушилась несущая балка, увлекая за собой с грозным грохотом большую часть кровли.
Я вспомнил о бутылке водки у себя кармане. Откупорив ее, я сделал большой глоток. Передал Джону Скотту.
— Для ноги. И как анестезия.
Отпив немного, он сказал после недолгого размышления:
— Мел рассказывала мне о тебе.
— Да?
— Твой брат погиб, да?
Я не ответил.
— Хреново. — Он помолчал. — У меня тоже погиб старший брат.
Я взглянул на Джона.
— Они его жена. Мел не рассказывала тебе?
Я покачал головой.
— Они шли по центру города. Просто шли по улице, возвращались с работы. Было ветрено. Порывом сдуло стену и убило их обоих.
— Стену?!
Он еще отпил из бутылки.
— Чертова дерьмовая стена из дерьмового кирпича вдоль всего тротуара. Фундамент потрескался. От ветра это дерьмо завалилось и пристукнуло их.
— Мне жаль.
— Это случилось восемь лет назад. Он был намного старше меня. Но, знаешь, такие вещи меняют людей. Они делают тебя… нерешительным, что ли.
— Что ты имеешь в виду?
— Хоть немного, но все же.
— Что ты имеешь в виду под «нерешительным»?
— Я о жизни. О выборе, который надо сделать.
— Что за выбор?
— Серьезный выбор. Когда тебе надо принять важное решение.
— Не знаю, я так не думаю.
— Потому что ты до сих пор не сделал никакого выбора.
— Ты о чем вообще, чувак?
— Мел классная. И вы хорошо смотритесь.
Я ничего не ответил.
— Не дай ей уйти.
— Я не планировал, — сдержанно сказал я.
— В этом и фокус. В том, что ты ничего не планируешь. Вы сколько вместе, четыре года? Почему ты еще не сделал ей предложение?
— Я не готов.
— Ты ее любишь?
Серьезно? Я действительно говорю об этом с Джоном Скоттом?!
— Так любишь?
— Да, люблю.
— То, что ты потерял брата, не значит, что ты потеряешь Мел.
— Я и не считал так.
— О нет, считал. Я знаю. Я был в той же шкуре. Некоторые люди, потеряв близкого человека, начинают бояться одиночества. Они становятся цепкими, липкими, стараются ничего в жизни не упустить, сидят на одном месте. Другие, как ты и я, ведут себя с точностью до наоборот. Мы начинаем бояться близости. Мы не чувствуем вкуса жизни, отталкиваем людей. Мы считаем, что нам не придется снова переживать боль утраты, если мы никого не будем подпускать к себе.
Я много раз слышал всю эту чепуху популярной психологии, однако теперь, после всего пережитого в этом лесу, когда я рисковал навсегда потерять Мел, эти заезженные фразы звучали будто откровение.
Я постоянно отталкивал Мел, точнее, совместную жизнь с ней. Я был так сосредоточен на будущем, на всем том, что могло произойти или не произойти, что утратил способность жить в настоящем, и теперь…
Издалека донесся крик.
Я вскочил на ноги.
— Это Нина, — воскликнул Джон Скотт, указывая рукой туда, где кричали. — Там!
Я схватил копье и фонарик.
Джон Скотт тоже поднялся.
— Останься и дождись полиции, — сказал я ему.
— Черта с два!
— У тебя нога сломана, придурок!
— Я такое не пропущу!
Времени на препирания не было. Я развернулся и побежал в сторону леса.
— Итос! Погоди! — Джон Скотт трезво оценил свою скорость передвижения, снял со спины рюкзак и протянул мне. Из-под клапана торчали три секции от палаточного каркаса. — Я успел их хорошенько заточить.