Я шел в полной темноте, напрягая слух, но не слышал ни звука.
Форменное безумие, думал я. Я зарываюсь под кожу Аокигахары, иду по самым сокровенным жилам, не имея ни малейшего понятия о том, что меня ждет, не составив никакого плана. Я решил, что мною движет то же, что и солдатами на поле боя: сделай или умри, других вариантов попросту не дано.
Свет впереди по мере приближения становился все ярче. И стало ясно, что он исходит из дырки в полу.
Я услышал голоса, слабые, заглушаемые эхом. Голоса были восторженные и злые.
Я опустился на колени и заглянул в отверстие в полу. Внизу я обнаружил огромное помещение, размером с небольшой кинотеатр. Стены зала были в ярких цветных подпалинах, образовавшихся, видимо, под действием окисления.
Несколько отпрысков Акиры сгрудилось на каменистом полу пещеры. Они резались в «Тетрис». Приставка, как и лампа подле них, скорее всего, были взяты из вещей самоубийц, или же выменяны на что-то у Хироши.
Звук «Тетриса» — русская народная мелодия — сливался с гортанными выкриками подростков.
Я не видел в пещере ни девушек, ни Акиры с оставшейся ватагой. В дальнем конце зала, однако, открывался еще один проход.
Я сжал челюсти. Как далеко простирается этот подземный мир? Он может оказаться настоящим лабиринтом, растянуться на многие километры, состоять из огромного количества лавовых трубок, трещин и залов. И как мне пройти мимо детей? Они обязательно заметят меня и поднимут тревогу. Единственный спуск представлял собой крутую осыпь сбоку от меня. Да, пройти незаметно не удастся. Я потеряю свое единственное преимущество, элемент неожиданности.
Я отполз от дыры и подумал, что можно было бы совершить нападение снаружи. Сначала мне казалось, что женщина-зомби должна была принести свое варево сюда, в пещеру, чтобы покормить все семейство. Но она выглядела слишком слабой, чтобы поднять огромный котел. Она, конечно, может отнести еду в несколько приемов, но более рационально было бы всем выйти наружу, чтобы поужинать. И если эти предположения верны, я застану Акиру врасплох и убью его. Тогда придется иметь дело с его детишками, а из них лишь двое или трое достаточно большие, чтобы представлять серьезную угрозу. Бой будет тяжелым, но шансы есть. Не говоря уж о том, что в случае, если они начнут меня одолевать, я смогу отступить, не заблудившись в путанице ходов.
Решено. Я повернул к выходу из пещеры.
44
Когда я выбрался на поляну, слепая женщина все еще стояла у котла. Я огляделся, пытаясь понять, что нужно предпринять. Учитывая, что я был, мягко говоря, в меньшинстве, ближний бой не казался радужной перспективой. А алюминиевые стойки от палатки были слишком легкими, чтобы стать эффективным метательным снарядом. Поэтому я нашел несколько камней размером с бейсбольный мяч, которыми можно достаточно метко бить с небольшого расстояния. Я снял рюкзак, собираясь кинуть камни в главное отделение, туда, где лежали два оставшихся дротика, но заметил на дне рюкзака какую-то черную массу. Я запустил руку внутрь и вытащил пригоршню резиновых на ощупь, волокнистых кусочков, оказавшихся собранными Джоном Скоттом психоделическими грибами. Шляпки светло-коричневого цвета, ножки темные.
«О чем он думал?!» — удивился я. Этого дерьма хватило бы, чтобы вся наша компания узрела Иисуса!
Окрыленный новой идеей, я вывалил всю кучку на землю и тщательно обыскал другие отделения. Там набралось еще две большие горсти. Всего было двести или триста граммов. Как я слышал, грибы теряют до девяноста процентов веса при сушке, а продают их сушеными. То есть у меня сейчас двадцать или тридцать граммов конечного продукта.
Я ссыпал все обратно в рюкзак и начал тщательно измельчать грибы, превращая их в однородную массу. Потом я подошел к костру. Женщина услышала мои шаги и застыла.
— Привет! — сказал я тихо, дружелюбным тоном. — Меня зовут Итан. Что вы тут готовите? — Я заглянул в котел. В желтом густом бульоне плавали разнообразные овощи: ломтики картофеля, моркови и кабачков, что-то напоминающее кусочки дайкона — японской редьки. — Приятно пахнет. Как вас зовут?
Продолжая нести какую-то околесицу, я ссыпал грибы в варево и отошел, наблюдая за реакцией кухарки. Женщина начала вновь мешать содержимое котла.
Дрожа от возбуждения, я отошел в укрытие. Я твердил себе, что план сработает, он должен сработать. Я залег в кустах, где меня не было видно, но откуда открывался хороший обзор на всю поляну.
Десять минут спустя показались трое самых старших из выводка: Каратист, Длинномордый и Беззубый. Они вышли не из пещеры, а из леса, передвигаясь так тихо и уверенно, что я заметил их длинные черные волосы и серые юкаты, только когда они оказались у костра. Длинномордый сильно хромал — все-таки я всадил ему нож в бедро по самую рукоять.
Сначала у меня промелькнула мысль, что они охотятся на меня, но потом я понял, что они должны считать меня погибшим в хижине. Приглядевшись, я заметил, что Каратист и Беззубый несут дохлых кроликов. Ночное зрение у них, конечно, развито отлично, но вряд ли они были способны поймать кролика в кромешной тьме. Значит, они возвращались после обхода ловушек.
Каратист и Беззубый подошли к женщине, а Длинномордый скрылся в пещере. Я испугался: что, если она расскажет о моем визите? О том, что я крутился возле еды. Но они, не обращая на нее ни малейшего внимания, положили кроликов на плоский камень, отделили от тушек головы, лапы и хвосты, сняли шкурки и выпотрошили. Мясо они бросили в котел. Отодвинув кухарку, они сами стали мешать варево.
Они почти не общались, если не считать гортанных окликов и жестов. Подростки сильно сутулились, а жесты их были резкими и грубыми, никаких кивков или поклонов. Я вспомнил, как Мел назвала их одичавшими детьми. Она оказалась недалека от истины. Однако у этих детей не было ничего общего с образом благородного дикаря: они были грубыми, жестокими, не обученными никаким социальным навыкам.
Это и к лучшему, я мог не считать их людьми. Так мне было легче приготовиться к жестокой расправе, которую я задумал.
Длинномордый вынес из пещеры объемный деревянный сундук, поставил возле костра и открыл его. Из пещеры высыпали остальные пацаны, толкаясь и пиная друг друга по пути к костру. Ватага выстроилась в шумную очередь перед сундуком.
Последним из провала показался Акира, будто восставший из-под земли закаленный в боях самурай из средневековья. Его юката, как и у Каратиста, была опоясана черным кушаком.
Он остановился у края кратера и крикнул что-то в подземелье. Я приметил три желтых шнура у него в руке. Он с силой потянул за них, и над провалом показалась Нина, за ней Мел и какая-то японка лет двадцати с небольшим. Все трое были одеты в одинаковые бесформенные белые робы, подобно той, что носила кухарка. Шнурки были завязаны петлями на их шеях, как собачьи поводки.
Внутри меня вскипел гнев, и мне пришлось напрячь всю свою волю, чтобы не выскочить и не воткнуть ублюдку копье прямо в глотку.
Он подвел девушек к дереву и привязал поводки к ветке повыше. Гаркнул, призывая всех к порядку. Японка покорно уселась на землю, но Мел и Нина продолжали стоять. Тогда Акира наотмашь ударил Нину по лицу, а Мел заломил руку, заставив опуститься на колени.
Я тихо выругался, но продолжал держать позицию.
Акира подошел к костру. Длинномордый передал ему из сундука керамическую миску и пару деревянных палочек. Некоторое время Акира что-то рассматривал в котелке. Я испугался, что он заметил грибы, но, кажется, Акира всего лишь выбирал лучшие куски. Следующим был Каратист, за ним Длинномордый и Беззубый. Потом подошли остальные.
Все ели как животные, приставив миски ко ртам, чавкая и почти не жуя, используя палочки только для того, чтобы побыстрее затолкать куски еды себе в глотку. Бульон стекал по подбородкам.
Акира и старшие парни, прикончив одну порцию, возвращались за второй, потом за третьей. Я молча призывал их не останавливаться.
Удовлетворив свой аппетит, Акира что-то буркнул, и Длинномордый высыпал немного сырых овощей перед слепой женщиной, потом чуть побольше — перед Мел, Ниной и третьей пленницей. Японки молча приняли угощение, а вот Мел и Нина даже не притронулись к пище, хотя было видно, что они просто умирают от голода.
Постепенно происходящее приняло совершенно сюрреалистический вид и стало напоминать сцену из семейного ситкома: счастливое семейство мирно проводит субботний вечер. Акира не спеша пил какую-то дрянь из бутылки и курил трубку, которую достал из сундука. Каратист и Длинномордый сели рядом и опять принялись играть в «Тетрис». Беззубый листал комиксы. Остальные поделились на две команды и гоняли по поляне мяч.
Я замер в ожидании.
Не прошло и десяти минут, как младшие дети первые ощутили действие грибов: они начали спотыкаться, терять концентрацию, им все труднее было следить за мячом. Вскоре они и вовсе перестали бегать, а бесцельно перемещались по полю. Затем у многих начались сильные спазмы во всем теле, и вскоре часть детей уже лежала на земле без сознания. Самый большой из них смотрел в мою сторону, пуская слюну из раскрытого рта, будто только что засунул в электрическую розетку скрепку и получил хороший заряд тока. Потом он начал стягивать с себя юкату, будто пытался понять, что это такое. После нескольких неудачных попыток, он схватился за живот, и его вытошнило.
Не обращая внимания на происходящее вокруг, Акира рассматривал бутылку у себя в руке, всецело погруженный в осознание своей собственной искаженной версии времени и пространства. Каратист и Длинномордый безумными глазами смотрели на приставку. Музыка «Тетриса» была единственным звуком, разносившимся по поляне. Беззубый отложил комиксы и на нетвердых ногах подошел к дереву, чтобы справить нужду. После этого он обеими руками начал ощупывать кору на стволе, неуверенными, осторожными движениями гладя ее, будто она должна была двигаться, плавиться или, чем черт не шутит, даже дышать. Вдруг он повернулся и плюхнулся на зад. Широко раскрыв ошалелые глаза, он натужно дышал, будто разучился это делать и пытался осознанно воспроизводить необходимые движения.