— Ну допустим, если б люди начали называть меня Итан Чайлдс, я бы попросил звать меня просто Итан. Кем он себя возомнил? Суперзвездой?
— Что ты вдруг так взъелся на него?
— Я не взъелся на него, просто…
— Эй, посмотрите на это! — воскликнул Бен.
На мгновение меня будто окатило холодной водой. Мы на кого-то наткнулись. Этот кто-то висит в петле, холодный, мертвый и…
Но это была кроссовка, и только-то. Одинокая белая кроссовка. Она лежала в трех метрах от тропы, под покрытой мхом скалой. Бен и Джон Скотт уже направлялись к ней.
— О, «Найк», — произнес Бен, крутя находку в руке. Остальные подошли ближе. Мужская, размер около тридцать девятого — сорокового, без шнурка.
Я обыскал место, но не обнаружил других следов человека.
— Выглядит, будто лежит здесь уже давно, — заметил Нил.
— Вы думаете это с… ну вы поняли? — спросила Мел. — С кого-то, кто покончил с собой?
— А чье еще это может быть? — ответил Джон Скотт. Я осознавал, что надо начать называть его просто Джон, но не мог переключиться. Меня продолжало веселить, что он позволяет воспринимать себя как парня, которого следует называть по имени и фамилии. Этакий Том Круз.
— Если бы кто-то просто гулял, то заметил бы, что потерял обувь, — продолжил рассуждать он.
— А где шнурок? — спросила Мел.
— Может, он забрал его, чтобы осуществить задуманное? — предположил Нил.
— С помощью шнурка?
— Вы знаете, что я думаю? — начал Томо. — Я думаю, что какое-то животное сожрало парня.
Бен покачал головой:
— Тогда должны быть кости, одежда.
— Может быть, животное унесло его. А кроссовка упала здесь.
— Мне не нравятся ваши догадки, — заметила Мел.
— Тут водятся медведи, Томо? — поинтересовался я.
— Да, чувак, — ответил тот. — Много!
— Я серьезно.
— Да, они есть, — сказал Нил. — Я читал, что люди видели медведей во время восхождения на Фудзи. Но они почти не нападают на человека, если не подходить близко к их детенышам.
— Я не говорю, что медведь съел живого парня, — встрял Томо. — Я говорю, что медведь съел мертвого парня!
— Какая, к черту, разница, что с ним случилось? — Джон Скотт передернул плечами. — Все, чем мы занимаемся, — пустыми предположениями и тратой времени. Я хочу увидеть тело.
Он вернулся на тропу и направился дальше в глубь леса.
Чуть помедлив, мы двинулись следом за ним.
5
Стало заметно темнее. Если раньше сквозь ветви у нас над головами проглядывали осколки гранитно-серого неба, то теперь тень деревьев стала столь густой, что посреди дня нас окутали густые сумерки. Обычно мне нравится вечернее время, оно ассоциируется у меня с каким-то особенным спокойствием. Но только не в Аокигахаре. Здесь деревья имели зловещий и изможденный вид. Из листьев будто вытянули всю энергию, а легкие тени сгустились и срослись в одно темное пространство. Мое зрение и мозг начали играть со мной: я видел то искаженное ужасом лицо в изгибе ствола, то почерневший череп в осколке лавы. Наконец, у меня появилось ощущение, что за мной следят. Несколько раз я будто улавливал какое-то движение краем таза.
И по-прежнему ни животных, ни дуновения ветра. Только деревья и мы в этом… склепе.
Не только меня нервировал лес. Остальные тоже присматривались к листве вверху и покалеченным стволам по сторонам. Мы все больше походили на животных, вынюхивающих капканы на тропе.
Вдруг что-то громко треснуло справа. Бен и Нина, которые шли впереди, отпрыгнули в сторону. Томо резко опустился на корточки и обхватил голову руками, как тот парень с картины Мунка. Мел схватила меня за запястье так, что я вскрикнул от боли. И тут за спиной у нас Джон Скотт начал давиться от смеха. Я понял, что он сделал, еще до того, как он кинул второй камень в гущу леса.
— Джон, чтоб тебя! — воскликнула Мел. — Это не смешно!
Он продолжал смеяться. Нил, который, видимо, видел, что Джон сделал, стоял с довольным выражением лица.
— Ты осел! — Томо постарался произнести это грозно, хотя лицо его уже расплывалось в улыбке. — Я чуть не обделался!
Эта фраза вызвала новый приступ смеха у Джона. Бен и Нина присоединились к нему. Нам всем необходима была эта разрядка, мы сбросили напряжение, которое накопилось внутри каждого из нас.
Передышка, однако, оказалась короткой, и когда смех затих и мы продолжили путь, давящая тишина вновь окутала нас.
Я взглянул на Мел. Она закусила губу и смотрела вниз, осторожно ступая. В ее походке чувствовалось напряжение. Она улыбнулась мне. Это была вымученная улыбка, одна из тех, которыми меня встречали медсестры, когда я был с Гэри в его последние часы. Улыбка ободрения.
Я чувствовал себя виноватым, что втянул ее во всю эту историю. Мел не была готова к таким приключениям. Она частенько отказывалась смотреть фильмы ужасов и никогда не соглашалась делать что-то опасное или незаконное.
Я взял ее за руку и спросил:
— Все еще кажется, что мы в заколдованном лесу?
— Ага, — ответила Мел. — Только теперь мне еще кажется, что мы зашли во владения какой-то кошмарной ведьмы.
— Да, похоже.
— О чем ты думаешь? Ты молчишь последние пять минут.
— Вспоминаю нашу поездку в Испанию, — ответил я.
Я действительно мысленно составлял список самых идиотских поступков, которые совершил или собирался совершить. Список возглавляло мое решение прогуляться по Эль Камино дель Рей. Эта тропа шириной всего в метр, проложенная поверх вбитых в отвесную стену каньона костылей, в сотне метров над рекой, была для меня настоящим вызовом. Я боюсь высоты, и тогда я решил, что могу побороть страх, если пройду этот маршрут. Но как только я дошел до места, где обрывалось бетонное ограждение и по краю шла лишь тонкая проволока, я тут же отказался от своей идеи и вернулся к Мел, которая разумно осталась дожидаться меня в точке старта.
— Ох, голубое небо, яркое солнце, — задумалась Мел. — Лучше б ты не вспоминал про тот отпуск.
— Ты думаешь, лучше бы мы были там?
— Ты имеешь в виду, лучше, чем в Японии? Или лучше, чем в заколдованном лесу?
Я имел в виду лес. Но сейчас, когда она сама подняла эту тему, я ответил:
— Лучше, чем в Японии. Нам не обязательно возвращаться в Штаты, мы можем переехать в Испанию. Им нужны учителя английского.
— Это не так просто. Они предпочитают набирать британцев, чтобы не иметь проблем с паспортами.
— Что насчет Таиланда? Чехии? Мы можем поехать в Турцию. Это же главный плюс преподавания — мы можем поехать куда угодно.
— И что потом, Итан? Не можем же мы шляться по свету, пока нам не стукнет шестьдесят. Нам нужно…
— Повзрослеть, — закончил я вместо Мел.
— Я серьезно.
— Нам же только по двадцать шесть лет!
— Это ближе к тридцати, чем к двадцати.
— Это ближе к двадцати пяти, чем к тридцати.
— Все равно.
— Мы все еще молоды.
— Мы становимся старше. И что у нас есть? Ни сбережений, ни дома, ни… — Она осеклась на мгновение. — А что насчет детей?
Я сглотнул. Опять дети. Последнее время она все чаще говорила о них. Я бы хотел одного или двоих. Когда-нибудь. Я всегда думал, что этот вопрос можно отложить до тридцати лет, хотя и не знал, почему выбрал именно это число, наверное, потому что это было началом нового десятка. Я считал, что смогу выработать в себе готовность быть отцом к этому сроку.
— Ты хочешь детей сейчас?
— Скоро.
— Мы еще слишком молоды.
— Молоды, молоды… Ты всегда так говоришь!
— Ты знаешь, как трудно их содержать?
— Вот именно. Вот именно поэтому мы уезжаем из Японии. И именно поэтому мы не можем дальше скитаться по миру, как ты хочешь. Не с теми зарплатами, которые мы получаем сейчас. Нас все устраивает, потому что мы только кормим самих себя. Но как мы проживем с ребенком? Образование, одежда, еда, медицинские счета. В Штатах я смогу получить работу в Департаменте образования. У меня будет отпуск по беременности и социальные выплаты.
— Ага, и ты будешь жить в Калифорнии. Ты знаешь, насколько далеко Калифорния от Висконсина? Я с таким же успехом могу жить в Японии.
— Мы можем поехать в Сент-Хелину.
Сент-Хелина? Меня чуть не передернуло. Сент-Хелина — маленький городишко в долине реки Напы. Единственный повод для гордости у местных жителей состоит в том, что больше столетия назад Роберт Льюис Стивенсон однажды проехал через эту дыру со своей невестой. Я помню, как был поражен, когда Мел впервые озвучила идею поселиться там.
По моему глубокому убеждению, существует четыре типа людей, работающих в Азии преподавателями английского как иностранного. Во-первых, это молодые люди, которые хотят попутешествовать пару лет и заработать немного деньжат, прежде чем вернутся домой и займутся своей карьерой, о которой будут беспокоиться до конца своих дней. Во-вторых, те, кто здесь вступает в брак и остается на всю жизнь на правах экспата, возможно, время от времени летая домой для того, чтобы посетить чью-нибудь свадьбу, похороны или отметить Рождество с престарелыми родителями. Третий тип — авантюристы, которые в конце концов отказываются от хороших зарплат в Японии и Южной Корее ради более свободной жизни где-нибудь в Юго-Восточной Азии. И наконец, есть беглецы. Их название говорит само за себя: они убегают от чего-то.
Мы с Мел относились к этому последнему типу. Я бежал от воспоминаний о смерти Гэри, а Мелинда — от репутации своей семьи.
Ее родители развелись, когда она заканчивала Калифорнийский университет. Мать вскоре начала встречаться с другим мужчиной, и когда отец узнал об этом, он ворвался посреди ночи в дом любовника и задушил его пластиковым пакетом. Отца быстро разыскала полиция, и теперь он влачит свои дни в тюрьме Корконан, по соседству с Чарльзом Мэнсоном.
После выпуска Мел вернулась в Сент-Хелину к матери, но в городе с населением в пять тысяч человек убийство так и осталось единственным событием, достойным обсуждения. Мел не выдержала и уже через месяц улетела в Японию.