– Снизу, сверху… Дорогая моя… Я вот что подумал. Это романа касается… Знаешь, психология персонажей…
– Ясно… для тебя только книга имеет значение.
– Представь, что полицейский, который выслеживает Палача… что у него есть тайна, которой, скажем, лет двадцать пять. Тогда, раньше, если бы обо всем стало известно, ему бы не поздоровилось, а сейчас это не имеет ни малейшего значения. Ему советуют держать язык за зубами, чтобы защитить родных и близких. Но ему просто необходимо все рассказать, ему тяжело на душе… Как ему поступить, твое мнение?
– Прежде всего ему нужно думать о родных, защитить их, чего бы это ни стоило. Я бы на его месте так и сделала. Жила бы с этой тайной.
– Сохранила бы ее?
– Да, сохранила бы.
В глазах у нее стояли слезы. Давид дотронулся до одной слезинки.
– Люблю тебя, малыш. У тебя под броней кроется доброе сердце. Знаешь, я бы так же поступил в подобной ситуации. Молчал бы, чтобы защитить вас.
Кэти чуть расслабилась.
– Я… Я еще хотел попросить тебя… – пробормотал Давид. – Это… касается Гринча… Не надо уж очень им заниматься… Энтомо…
Из спальни донесся крик Клары, положив конец их признаниям.
– А! – воскликнула Кэти и стала тереть глаза. – Мисс Клара собственной персоной! Ты сходишь к ней? А я пока бутылочку приготовлю, ладно?
– Я?.. Ладно.
Прежде чем уйти, Кэти указала на черно-белые снимки:
– Дофр был красивым мужчиной. Издалека даже кажется, что вы чем-то похожи. Взглядом, может быть. Да… У вас есть во взгляде что-то общее… – Она послала мужу воздушный поцелуй. – Люблю тебя, дорогой.
Когда она вошла в гостиную, на нее повеяло ледяным холодом. Кэти напряглась. Повернула голову. Входная дверь была широко открыта. Кэти бросилась к ней, держась руками за горло.
– Аделина? – позвала она, стоя на пороге.
Ответа не последовало. За дверью шумели голые ветви деревьев, слепил глаза снег, пугающе темнел густой лес. На одном из краснеющих кольев сидела черная птица. Она пристально смотрела на Кэти, беззвучно разевая клюв. Кэти вздрогнула. Ей вспомнились «Птицы» Хичкока. Она уже закрывала дверь, когда увидела на полу небольшие лужицы. Следы.
Первым делом Кэти подумала о Кристиане, о старом водителе. Невозможно. На улице стоял только один джип, принадлежащий Аделине и Артуру.
В дом проник неизвестный.
– Есть… есть тут кто-нибудь?
Шелест пакетов. Скрежет металла. Звук шагов. В чулане за кухней.
– Отвечайте!
Шум стих. Кэти осторожно отступила назад, пружиня шаг.
– Давид! Давид! – заорала она.
Вдруг к ней кинулась черная глыба.
Чашки упали на пол и разбились.
Бородач с ярко-синими глазами взял вправо и выскочил из дома.
Прибежал Давид, следом за ним появились Аделина и Дофр.
– Кто отпер эту дверь? – крикнул старик. Лицо его покраснело от гнева.
– Я, когда ходила за дровами, – с вызовом ответила Аделина. – Я что-то не так сделала?
– Там… там какой-то человек был! – захрипела Кэти. – В два раза больше меня, копался в чулане! Он… У него на голове шкура бобровая была!
Дофр подъехал к двери, захлопнул ее и закрыл на три засова.
– Думаю, вы напугали Франца еще больше, чем он вас. Он обожает сюда забираться при каждом удобном случае.
Все в недоумении смотрели на Дофра.
– Франц?
Артур продолжал:
– Один бедняга, живет тут неподалеку в хижине уже лет двадцать. Примерно в километре отсюда, за поленницей. Он не страшный. Рубит лес потихоньку и даже иногда приносит что-нибудь с охоты. Так что скоро перед дверью непременно появятся подарки, и лучше принять их, чтобы не обидеть его.
– А предупредить нельзя было? – вышла из себя Кэти. Она все еще не могла успокоиться.
Артура удивила ее реакция, он подъехал к ней и взял за руку:
– Конечно, я собирался это сделать! Просто еще не успел. Я очень сожалею, что так получилось.
Она резко вырвала руку:
– Вы все время о чем-то сожалеете!
Молодая женщина в ярости кинулась в ванную комнату.
– У вас не жена, а фурия какая-то! – заметил Давиду Артур.
– Не беспокойтесь, просто она испугалась.
– Конечно, конечно, если бы я был на ее месте… В лесу, где, по идее, никого не должно быть… Франц здесь… один из немногих отшельников…
– А что, есть и другие?
Дофр провел рукой по складке на брюках и перевел тему:
– Наш Палач обожал женщин с характером, спортивных преимущественно. Ты, естественно, знаешь почему?
– Потому что они боролись до конца. Что лишь продлевало их страдания… Да, надо учесть это в романе.
– Обязательно, обязательно.
Дофр прикрыл глаза и погладил Аделину, которая стояла рядом с креслом, по ноге. Потом посмотрел в окно:
– Верни мне Палача, Давид… Верни как можно скорее…
12
Клара весь день играла с Гринчем. Они с поросенком ужасно подружились, даже вечером в своей кроватке почти уснувшая девочка говорила только о нем.
Кэти немного побыла с ней, потом на цыпочках вышла из комнаты.
Она ненадолго задержалась у дверей лаборатории. Слышался стук машинки и мелодия «Девушка и смерть»… Кэти хотела войти, но передумала. Давида лучше было не беспокоить.
В гостиной она не удержалась и зевнула. Видимо, давал себя знать свежий воздух, а еще приятное тепло от камина, разлитое по шале. Она развязала пояс халата, под ним оказалась пижама синего цвета из тонкого льна.
– Я вам не помешаю? – спросила она у Артура, который сидел в полутьме и глядел на огонь.
– Шуберт любил наблюдать за различными предметами: выбирал себе какой-нибудь один и рассматривал его со всех сторон, под разным углом зрения, – ответил он, медленным жестом приглашая ее подойти. – Меня завораживает огонь. Спокойный, непредсказуемый. Мощный и разрушающий…
Кэти провела рукой по странной выпуклой коре дерева. Все такой же ледяной.
– Отец говорил, что если смотреть на огонь, то можно понять, что происходит у нас в сердце. Что огонь позволяет видеть людей насквозь.
– И вы тоже так считаете?
– Я никогда с ним не соглашалась.
Он внимательно посмотрел на Кэти и погладил рукой подбородок.
– Тогда почему вы говорите со мной о вашем отце? Меня интересуете вы, а не он.
Артур осторожно поставил лежавшую у него на коленях вазу китайского фарфора на журнальный столик. Кэти заметила, что он поморщился, сделав это простое движение.
– Все в порядке?
– Да-да! – сухо ответил он.
Она села на диван, аккуратно свернув халат и положив рядом с собой.
– От чего умерла мать Давида? – неожиданно спросил он.
– Что, простите?
Он поглаживал колесо своего инвалидного кресла.
– Я читал его роман, и понять, что он потерял кого-то из близких, как и его персонаж, было несложно. «Внутри у него появилась пустота, с каждым днем она пожирала его, разделяла их все больше и больше». Поэтому ему снятся кошмары? От чего она умерла?
Кэти пристально смотрела на череп Дофра – на нем играли красноватые отблески огня.
– Простите, но… почему вы спрашиваете?
Дофр расстегнул воротник рубашки:
– Просветите меня… Ему хватило храбрости ею заняться?
– То есть…
– Он провел вскрытие, вынул органы, а потом зашил собственную мать, лежавшую на холодном металлическом столе? Это воспоминание его преследует? Или то, что мать держала от него в тайне ужасную правду, о которой так и не поведала сыну даже перед своей смертью?
– Но откуда вам это известно?
– Читал. Все это есть у него в книге, написано черным по белому.
Кэти обхватила руками колени:
– А я было подумала, что мы сможем нормально поговорить.
Артур улыбнулся. Ее замечание совершенно его не задело.
– Сам угадаю, – ответил он, подмигивая. – Кто ищет, тот всегда находит…
Молодая женщина взяла халат и накрылась им.
– Кстати, вы заметили днем черную птицу, которая сидела на колышке? – спросил Артур.
Кэти замялась. Стоило ли продолжать эту странную беседу?
– Да, она там сидела и смотрела на нас. Черный дрозд в своем чудесном зимнем оперении. Мы с Аделиной и Кларой покормили его хлебом. Почему вас так интересует эта птица?
– Вам о чем-нибудь говорит перо богини Маат?
– Начинаете с птицы, заканчиваете пером… Не перенапрягитесь, господин Дофр.
Он захохотал:
– Черт! Постараюсь!
Кэти почувствовала, как заныл висок.
– Я ничего не знаю о пере Маат. И не уверена, что хочу узнать. Может, поговорим лучше о фотоколлаже или макраме?
– Что, простите?
– Ничего. Шутка. Что там за перо Маат?
Артур уже не улыбался:
– Маат – египетская богиня истины, справедливости, закона и миропорядка, без которых мир не сможет продолжить свое существование. Маат охраняла Древний Египет, его процветание, она уничтожала хаос. В главе сто двадцать пятой Книги мертвых[14] есть слова о невинности, в ней говорится о всех плохих поступках, которые не одобряет Маат, об Исфет[15] и Зле…
Он рассказывал об этом с чувством глубокого восхищения. В его зрачках плясали красные отблески.
– Глава сто двадцать пятая, – громко сказала Кэти. – Палач-125… Вся эта история с пером что-то мне напоминает.
Старик подъехал к ней, его мохнатые седые брови нависали над глазницами.
– Сто двадцать пять – это еще и сто двадцать пять граммов плоти, которые Палач заставлял жен вырезать у своих мужей.
– Кошмар какой-то.
Артур немного помолчал и продолжил:
– Вернемся к нашим баранам. Перо Маат служило для того, чтобы взвесить сердце умершего. Равновесие давало праведнику право перейти в мир богов. Если сердце было слишком легким, значит в жизни этот человек мало что сделал и мог быть наказан. Если слишком тяжелым, значит человек грешил. Воровал, притеснял, богохульничал или лгал. Да, например, лгал…
Кэти вытерла выступивший пот. Щеки у нее горели.