Она вытащила из кармана своей куртки-анорак охотничий нож и вонзила его в тушу одного из кроликов. Кэти глазам не поверила, когда увидела размер лезвия. Сначала – Аделина-астматик, теперь – Аделина-Рэмбо.
– Еще теплые, он их совсем недавно положил. Такие вот милые «хлеб да соль»! Умеет подкатывать к девушкам!
Кэти чуть отступила, ее удивил апломб, с которым говорила Аделина.
– Что будем с ними делать? – спросила она, с уважением глядя на нож.
Клара пищала, ей надоело сидеть в кенгурушке; Аделина спрятала нож в чехол и завернула кроликов в циновку.
– Гигиена – явно слабое место этого парня. Оставлять в таком виде освежеванную дичь… Правда, Артур предупреждал нас, что лучше сделать вид, будто мы принимаем подарок, а то Франц может обидеться… Выброшу тушки в ручей. Ладно, поехали!
Кэти схватила ее за капюшон:
– Подожди! Ты… ты не думаешь, что нам лучше отложить прогулку? Честно говоря, мне как-то не по себе. Эти кролики… Франц… Подозрительный тип, живет один, в таком месте! Как полагаешь, он следит за нами? То есть… за женщинами следит и…
Аделина приложила руку ко лбу козырьком и огляделась:
– …возбуждается? И не хило, думаю… Слушай, мы же не будем теперь дома сидеть только из-за того, что какой-то старый придурок бродит поблизости! Для девушки, которая занималась боксом, ты что-то трусовата.
– Просто во мне говорит здравый смысл. Ты не видела, какого он роста.
– Слушай! Считай, что он нам как бы цветы подарил – в виде кроликов!
– Угу, это как четное количество цветов на свадьбу дарить…
Кэти кивнула в сторону бензопилы и канистр с бензином:
– Надо бы их убрать отсюда…
Аделина пожала плечами и сказала Кларе:
– Вот бояка твоя маманя!
– Смейся, конечно, но мне от этого не легче, правда. Рыси эти к тому же…
Аделина смазала губы гигиенической помадой с маслом какао и надела солнечные очки, прежде чем отправиться по снегу к ближайшим деревьям, с циновкой под мышкой.
– Кстати, о рысях! Мы тут уже три дня и не видели ни одного следа этих зверюг. Ни на снегу, ни в капканах, ни рядом со свиными тушами!
– Ты к свиньям ходила? Когда?
– Э-э-э… вчера. С… с Давидом, пока ты…
Кэти взвилась:
– Пока я спала! Кот из дома, мыши в пляс! Понравилось зрелище?!
Она молча обогнала Аделину и демонстративно зашагала впереди.
– Ну ты чего?! Успокойся! Я просто хотела убедиться, действительно ли вокруг шале бродят рыси. Странно все-таки, что они не идут на запах. Знаешь, мне кажется, Артур все это придумал, просто чтобы напугать нас. Это в его стиле!
Кэти зашагала еще быстрее, она была в ярости.
– Эй! Потише! Притормози чуток! Я же говорила, что не очень-то выносливая!
– Такие девицы, как ты, обычно выносливые, – бросила Кэти, выдыхая облачко пара.
– То есть?
– По-моему, и так ясно!
– Слушай, я уже привыкла не обращать внимания на подобные замечания… Так что я утрусь и будем считать, ты это не со зла сказала, а у тебя разыгрались нервы…
Они молча продвигались вперед. Кэти шла, не сбавляя темп. За спиной в переноске у нее сидела Клара, и от предпринимаемых усилий Кэти чувствовала, что сердце ее вот-вот выпрыгнет из груди. Аделина безнадежно не поспевала за ней, расстояние между женщинами все увеличивалось. Аделине было не до великолепных пейзажей с огромными лапами лиственниц, дрожавших на фоне ярко-голубого неба, со сверкавшими на ветвях снежинками и слепившим глаза снегом.
Начался крутой подъем.
– Ты… идешь… не туда… Ручей… должен… быть… левее… – неожиданно сказала Аделина. – Ле… левее… И… можно… помедленнее… по… пожалуйста…
– Что-то не так? – не оборачиваясь, съязвила Кэти. – Ты… за… задыхаешься.
– Черт… те… что… Кэти… По… помедленнее!
Добравшись до вершины, Аделина оперлась о ствол дерева и прижала к груди обе руки. Она дышала как паровоз. Порывшись в кармане с закрытыми глазами и широко открытым ртом, она вытащила ингалятор и сделала два мощных вдоха. Потом легла на землю, раскинув руки и глядя в небо.
Кэти с трудом склонилась над ней и холодно спросила:
– Все в порядке?
Аделина не шевелилась.
– Ты специально… шла быстро! Чертова…
Кэти расстегнула переноску и спустила Клару на снег, чтобы та немного размяла ноги. Потом снова повернулась к Аделине:
– Почему ты мне ничего не сказала? Три дня ты от меня что-то скрываешь! А я-то надеялась… что мы можем друг другу доверять!
Аделина поднялась, не обращая внимания на протянутую руку, отряхнула комбинезон от снега, бросила мертвых кроликов и пошла обратно.
– Доверять! Да ты чуть с ума не сошла, стоило тебе только узнать о нашем с Давидом разговоре. Я пошла обратно! Хочешь, иди в деревню сама! И смотри не потеряйся, тут тебе не… Версаль!
– Но… Я просто думала, что мы сможем подружиться.
– Как ты наивна, бедняжка!
– Я наивна? Да что с тобой такое?
– Ничего со мной такого!
– Да? А что ты скрываешь тогда?
Аделина вытащила нож и с криком бросила его в ствол. Лезвие впилось в кору.
– Ты совсем свихнулась? – заорала Кэти. – Тут же Клара!
Аделина прижалась лицом к дереву, обхватив пальцами ручку ножа из слоновой кости.
Кэти пришла в себя не сразу, а затем приблизилась к Аделине и погладила ее по спине.
– Ты меня напугала… Что происходит?
Молчание. Ребенок подошел к женщинам и обхватил ноги матери.
– Аделина?
Та медленно выдохнула:
– Ты когда-нибудь врала? Тем, кого любишь больше всех на свете? Как будто тебя кислота изнутри разъедает, убивает последние чистые воспоминания…
Кэти почувствовала, как к горлу подступают слезы, ноги у нее стали ватными. Ей хотелось крикнуть: «Да! Да! Я и сейчас вру! И не могу передать словами, как мне от этого плохо!»
Ну же, тихо! Молчок! Не дай воли своим эмоциям! Она еле сдержалась, чтобы не расплакаться.
Поздно… Аделина резко повернулась.
– Значит, и ты тоже… – прошептала она с ужасной грустью. – И ты тоже не можешь спокойно спать… Видишь, шила в мешке не утаишь. – Она продолжила через минуту: – Знаешь, моя астма… Врачи утверждают, будто бы я симулирую, придумываю… Будто бы проблема только в моей голове. В голове, черт, слышишь меня? Я… А ингалятор… Я и сама не знаю, что там внутри, может, воздух, может, морская вода. Одно знаю: без него мне конец! Ты сама сейчас видела! Что я там симулирую, а? Что?!
Она вырвала нож из ствола дерева и снова убрала его в чехол. Лицо ее стало спокойным.
– Ну вот, ты хотела знать, теперь знаешь. Но предупреждаю, скажешь кому-нибудь об этом, убью. Даю слово.
14
Самое честное и странное выражение смерти.
Шесть свиных туш. Изначально животные-трехлетки весили более сорока килограммов. Судя по степени разложения, первые из них появились здесь в конце лета. Их подвесили за задние ноги с помощью лебедки и толстой веревки на высоте двух с половиной метров от земли. По останкам свиней можно было бы изучать анатомию где-нибудь в университете, например. К коже, или к ее ошметкам, были прикреплены деревянные таблички. На них красным цветом: Банди, Гейси, Крафт, Бишоп, Ральф и Фиш. Имена самых известных серийных убийц. Подобное зрелище могло доставить удовольствие только энтомологу.
Давид стоял на стремянке; он стянул защитную маску и подул на стержень ручки, а потом записал на карте Бишопа, что на третье февраля, пятнадцать часов двенадцать минут, по всей видимости, ни одно насекомое не отложило в него личинку и ни из одной личинки не вылупилось ни одного насекомого. Для Calliphora Vicinal и Calliphora vomitories было еще слишком холодно. Мухи же не сумасшедшие. Кладбищенская фауна тоже любит комфорт.
Давид снова аккуратно надел маску. На этом кладбище вонючих туш, ошметков плоти, объектов культа он размышлял над печальной участью, уготованной малышу Гринчу. Что у маленького поросенка, весом чуть больше пуделя, может быть общего с программой «Schwein[16] 2005–2006»? Безусловно, как и утверждал Дофр, разложение молодого организма происходит иначе! Конечно, благодаря опытам на поросятах есть вероятность получить более полные данные о том, как разлагаются тела детей, умерших в лесу! По мнению старика, ученые попросили предыдущих постояльцев убить и подвесить Гринча пятого февраля, чтобы начать новый опыт «Schwein 2» в разгар зимы. Но почему же тогда они сами этого не сделали, ведь они только-только уехали? Что-то не сходится.
Сдерживая легкое отвращение, Давид подтащил стремянку к милашке Банди. Замерзшая черными капельками кровь контрастировала с ватной белизной ее кожи, созданной самой природой. Эта смерть, источающая запах падали, не была знакомой ему смертью, которую можно скрыть с помощью консервирующих веществ или скальпеля. Здесь она вела себя свободно, без ограничений, она все больше и больше оттачивала свои скульптуры, призвав в помощники медленное разложение временем. Эта смерть была смертью ребенка, которого убийца закапывает в землю и оставляет разлагаться в собственном саду, смертью девочки-подростка, которую оставили привязанной к дереву на расправу диким зверям, – той смертью, о которой никогда не говорят. Стоявший в полном одиночестве под этими распятыми тушами Давид бросал вызов смерти, глядя ей прямо в лицо.
Несмотря на защитную маску, из-за запаха Банди ему пришлось уткнуться носом в куртку. Ему не маска была нужна, а скафандр! И хотя холод очень замедляет разложение, свинья, которую зарезали в конце осени, воняла аммиаком. Затхлостью, которая вызвала у Давида тошноту. В своей фантазии он даже не осмеливался вообразить сцену, развернувшуюся здесь в середине лета, под палящими лучами солнца. Вероятно, потому, что вместо этого он представлял себя затерявшимся на лугу, поросшем аронником.
Аронник… Тест Дофра в лаборатории… Аронник, зеленое пятно разложения, бензопила…
Лаборатория… Лаборатория… Фотография энтомолога… Лупы и микроскопы… Различные выдвижные ящики в боковых шкафчиках… Откуда Дофр достал карточки… Конечно! Там точно должна была храниться исследовательская картотека, а также разные варианты энтомологической программы. В таком случае будет легко проверить существование программы «Schwein 2».