[23] Совсем ничего не дождавшись… То есть не четыре часа идти, а минимум восемь, если придется возвращаться…
– Вы бы лучше помолчали, – пробурчала Кэти, – с вашими unverrich-что-то-там.
– Вы что же думаете? Что мне приятно сидеть тут взаперти? После похорон я собиралась на две недели уехать в Польшу кататься на лыжах! У меня в машине остались документы, деньги, одежда – теперь все потеряно!
– Да кого это интересует, что вы собирались в Польшу?! Тоже мне проблема! Сейчас речь идет о нашей жизни, черт возьми!
Давид встал между женщинами, разведя их руками. Каждое произнесенное ими слово превращалось в ругань и нападки. Казалось, что страх стирал все то, что их разделяло, и будил первобытные инстинкты.
– Давайте успокоимся, хорошо? Артур прав. Пока мы здесь все вместе, нам ничего не угрожает. И повторяю, мы можем дойти до трассы B500…
Давид знал, что это преувеличение. Из-за обильно выпавшего снега «четыре часа» – цифра крайне приблизительная. И хотя он в конце концов смог выбраться из торфяных болот, найдя свою нить Ариадны, дорогу он тем не менее выдержал с трудом… Он поискал взглядом Клару, хотел обнять ее, подержать на руках. Наверное, спит… А ведь он чуть не…
Он встряхнул головой и продолжил:
– Но мы, естественно, должны разделиться на две группы, одна останется здесь… Впрочем, нам в любом случае нужно подождать, пока не распогодится. Я видел в поленнице снегоступы… Они могут нам понадобиться.
– Там еще есть бензопила, лучше бы ее убрать от греха подальше, пока нас на кусочки не распилили, – прервала его Кэти.
Проигнорировав слова жены, Давид сказал:
– Судя по тому, в каком состоянии сейчас мои ноги, нормально я смогу ходить не раньше чем через пару дней. Думаю, завтра, прямо с утра, хорошо бы проверить, что там за Франц такой… Если, конечно, я буду в состоянии.
– Плохая идея, – сказала Аделина. – А если это именно Франц за нами охотится, думаете, он предложит нам чаю с печеньками?
– Мы будем осторожны… – ответил Давид. – Ладно, вы извините, мне надо в душ…
Эмма встала у него на пути:
– Я хочу еще раз вам сказать, что вам не стоило идти туда из-за меня… Вы так храбры. Я…
Тут в их разговор вмешался Артур:
– Оставьте его в покое! Ему нужно отдохнуть! – Он проводил Давида до входа в ванную комнату. – Ты прекрасно все сказал, спасибо тебе. Им всем нужна была поддержка.
Давид бросил взгляд в коридор и, убедившись, что их никто не слышит, произнес:
– Все так напряжены, а нам тут еще не один день надо продержаться. Девушки готовы друг друга задушить. Кэти – очень нервный человек. Иногда она прямо-таки выходит из себя… Но и у Аделины с Эммой, мне кажется, характер не слаще.
– Спасибо, что ты не бросил меня на полпути… Роман… Мне нужен этот роман…
У Артура был вид побитой собаки.
– И все же я не понимаю, почему это так для вас важно. Что вам на самом деле от меня нужно?
– Просто оживи Палача… Материализуй… Подумай о деньгах… Двадцать восьмого все закончится…
– Да мне наплевать на деньги! – резко ответил Давид, а потом добавил чуть тише: – Но я останусь, хорошо. Хочу увидеть, чем все закончится…
Артур сразу же переменился в лице, словно поменял маску. Морщины на лбу разгладились. В темных глазах блеснула… нет, не благодарность… что-то иное… Как будто бесконечное облегчение или… тайная радость.
– И последнее, – пробормотал молодой человек, медленно закрывая за собой дверь в ванную. – Я остаюсь, но это не значит, что я вам доверяю. Совсем наоборот…
Артур успел схватить его за руку.
– Я бы на твоем месте отреагировал точно так же… – прошептал он. – Мы так с тобой похожи… Мы с тобой связаны…
Давид резко вырвал руку и захлопнул дверь.
Он дрожал от холода.
22
Кэти спала. Слишком много нервов. Спустя час после еды она прижалась к мужу, нежась в тепле, идущем от камина, и вскоре заснула, не в силах бороться со сном, которого требовал ее организм. Тогда Давид отнес ее в постель. Его жена… Его ребенок… Что он хотел доказать сегодня днем, решив углубиться в смертельный лабиринт? Сейчас он приходил в ужас от собственного эгоизма.
Он вернулся на кухню и залпом выпил чашку кофе. В центре комнаты, опершись о стол, неподвижно стояла Аделина, уставившись в пустоту.
– Вы еще не ложитесь? – спросил Давид, моя чашку.
– Что? – спросила она, тряхнув головой.
Волосы у нее спутались. Без макияжа лицо Аделины было молочного цвета, усеянное медными веснушками.
– Я спросил, не собираетесь ли вы идти спать, – повторил Давид, садясь рядом с ней.
– Пока какое-то Нечто бродит за окнами? Едва ли я смогу заснуть.
Эмма молча сидела у камина, на банкетке цвета охры. Она наблюдала за ними издали.
– Похоже, вы ее избегаете? – прошептал Давид, незаметно кивнув в сторону Эммы.
– Я… не знаю. Она сидит и молчит как рыба. Да я и сама не очень хочу с ней говорить. Лучше пусть посидит одна пока что… Видимо, она в шоке. Да и есть из-за чего… Пятнадцать километров пройти одной в лесу, когда смерть гонится за тобой по пятам…
Аделина поднялась и, скрестив руки, подошла к окну:
– Помните русских подводников, которые оказались в плену ледяного Баренцева моря? Думается, с нами происходит то же самое. Какая-то внешняя сила хочет нас всех рассорить, она где-то там, прямо за окном. Вы отдаете себе отчет, что если с нами… что если с нами что-то случится, то… то мы не сможем убежать, не сможем позвать на помощь?
– Перестаньте драматизировать! Пока мы здесь все вместе, нам ничего не угрожает! В крайнем случае Кристиан приедет за нами через три недели. Это не так уж и долго на самом деле; к тому же изначально мы именно так и договаривались. Да и платят вам, вероятно, так же хорошо, как и мне. У меня бывали ситуации и похуже.
Снежинки резко, словно яростные метеориты, врезались в окно. Мало-помалу шале погружалось в забытый людьми и природой ледяной мир.
– А у меня нет, – ответила Аделина. – То есть таких не было, я имею в виду. Мы не знаем, кто там бродит. А вдруг… вдруг этот кто-то решит нас прикончить? Какой-нибудь псих, убийца, как ваш этот сумасшедший? Этот… этот Палач… Он может всех нас убить, одеть в яркие одежды, протащить по всему лесу – никто и не заметит.
– Отличное воображение! Тут я писатель, а не вы.
Она чуть улыбнулась:
– Речь не о вымысле. Ужасные вещи могут происходить даже в центре города, а уж здесь и подавно… Я всегда ненавидела лес… Меня годами мучают кошмары.
Давид с интересом посмотрел на нее:
– Какие кошмары? У меня тоже есть кошмар, который мне постоянно снится еще с юности. Одна девчонка…
– Прошу вас, поговорим о чем-нибудь другом, а то я сейчас с ума сойду.
– Вы правы, – сказал Давид. – В любом случае мне надо идти работать.
– Ах да… Книга… Не понимаю, как вам еще удается писать…
Давид направился в сторону коридора. Он слегка прихрамывал.
– Останьтесь ненадолго, – попросила его Эмма дрожащим голосом.
– Мне еще нужно пять страниц написать, сложно будет, – прошептал он. – Я ужасно устал. Вы не хотите спать?
Она грызла ногти:
– В отличие от вашей жены, я не смогу уснуть. Особенно в комнате с… с Gerippe[24], которые видно из окна. Просто отвратительно…
– Это единственная свободная комната, извините…
– Я… я предпочитаю тут подождать, у огня. Не знаю, как вы можете оставаться таким… позитивным. Я… я…
– «В ужасе», вы хотите сказать…
Она вздрогнула:
– Прошу вас… Останьтесь… Давайте просто поговорим о чем-нибудь… Только не о том, что происходит снаружи… Мне нужно… Не знаю… Мне будет лучше, если мы поговорим…
– Просто я…
В свете огня из камина левая половина лица Эммы казалась красной, правая же оставалась в тени. Добро и Зло.
– Артур сказал мне, что вы… писатель?
Давид подошел к ней поближе. Эмма внимательно рассматривала его. Чуть отодвинулась в сторону, чтобы он сел. Но Давид остался стоять, оперевшись на спинку кресла.
– Писатель, писатель… Пишу роман, скажем так.
– Значит, так и правда бывает. Писатель… поселяется в жутком месте, чтобы найти вдохновение.
– Вдохновение… Должен признаться, что наша ситуация особенная… Но долго объяснять сегодня некогда. А теперь, если позволите…
Расстроенная, она кивнула. Теперь из кухни за ними наблюдала Аделина, она смотрела поверх барной стойки, на которой стояли фаянсовые кувшины.
– Я вас не сумела заинтересовать, – снова заговорила Эмма.
– Дело совсем не в этом, просто…
– У вас жизнь точно намного интереснее, чем у меня.
– Почему вы…
– Мое существование ужасно скучное. Я, наверное, произвожу впечатление синего чулка.
– Вы никогда не даете людям договорить?
– У меня такая профессия. Чем меньше вы даете клиенту возможности что-то сказать, тем больше прода…
– Мои клиенты говорят редко, – в свою очередь прервал ее Давид.
– Чем вы занимаетесь?
– Я танатопрактик…
– Кто?! – удивилась Эмма.
– Как бы вам объяснить… Я… я привожу в порядок людей, когда они уже умерли, чтобы их можно было показать близким до погребения.
– Нет! Поверить не могу! Никогда бы не подумала!
– Отчего же?
Она неуклюже пожала костлявыми плечами, отчего вдруг показалась Давиду сбрендившей марионеткой. На фоне худых плеч шея Эммы выглядела прямо-таки толстой, отчего фигурой женщина очень напоминала слепленного каким-нибудь ребенком из пластилина человечка, из тех, которым приделывают голову к телу, приплюснув ее кулаком.
– Я… не знаю. Вы такой молодой, симпатичный… что больше похожи на сумрачного романиста, чем на бальзамировщика… У вас, наверное, скопилась куча Anekdoten. Например, об оживающих мертвецах, пока вы их режете. Или… Ну не знаю. Расскажите!
– Простите, но…