Давид молча посмотрел на нее. Под глазами у него темнели ужасные круги. Он повернулся к Дофру:
– Лачуга Франца ведь находится за поленницей?
– Именно. До нее где-то с километр, если верить энтомологам. Нужно подняться вверх по ручью.
– Так… Пойду посмотрю. Я буду осторожен, не волнуйтесь.
Он направился в кухонный чулан и взял бутылку виски.
– Наша очередь вручить ему подарок.
– Прекрасная мысль! – воскликнул Артур.
Кэти взорвалась:
– Ты никуда не пойдешь!
– Успокойся! Не видишь, мы тут все с ума сойдем, если так будет продолжаться и дальше? Гнойник надо вскрыть! Я уверен, что Франц тут ни при чем и он точно сможет объяснить, что происходит!
Кэти схватила мужа за плечо:
– Но почему тебе хочется пойти к нему? Может быть, нам стоит подготовиться к вылазке на трассу? Давай закроемся сегодня в шале, а завтра рано утром отправимся туда! Должна же пройти хоть одна машина по этой чертовой дороге!
– Ночью шел сильный снег! Больше тридцати сантиметров выпало! Не думаю, что здесь каждый день расчищают и посыпают песком лесные дороги!
Он обратился к Артуру:
– Хочу взять с собой Эмму, раз она по-немецки говорит.
– Пойдешь, и я тебя бросаю! – заорала Кэти.
– Эмма еще очень утомлена, – ответил Дофр слащавым голосом, который Кэти уже на дух не переносила. – Тебе составит компанию Аделина, она тоже разбирается в немецком.
– Может, она сама решит? – вышла из себя Кэти. Затем повернулась к Давиду и спросила: – Ты действительно хочешь пойти к Францу? Тогда я пойду с тобой! – Она бросилась к вешалке, не переставая орать: – Да, чуть не забыла! Снаружи рыси! Три чудные рыси, которые пришли позабавиться с нашим дроздом, так что от него только клюв остался! И потом, кто-то следил за нами всю ночь! Какой-то псих с самого нашего приезда пытается нас напугать! Но полагаю, вам всем на это наплевать?!
– Рыси, в общем, не проблема, – попытался урезонить разъяренную женщину Артур. – Они охотятся по…
– По ночам, знаю! Но чувствую, для нас они готовы сделать небольшое исключение!
Кэти, не останавливаясь, все бросала и бросала горькие слова. Давид, и сам готовый взорваться, уже даже не старался извинить ее. Кэти стала такой. Дежурной стервой.
– Я согласна пойти с вами, – произнесла Аделина, обращаясь к Давиду и Кэти. – Сейчас, только оденусь. Но предупреждаю, по-немецки я говорю ужасно. Скажем так, жестами объясниться сможем…
– Отлично! Идите втроем, так даже лучше, – подтвердил Артур.
– Конечно, втроем намного лучше! – подхватила Кэти. Но стоило ей увидеть входившую в гостиную Эмму, как она тут же вдруг поняла, какую совершает ошибку. Она медленно сняла только что надетую куртку и проговорила: – А нет! Идите-ка вдвоем!
– Можно узнать, почему вы передумали? – спросил у нее старик.
– Клара же не сама будет за собой смотреть! – резко ответила ему Кэти.
Дофр чуть прищурился, его губы растянулись в отвратительной усмешке. Давид грустно вздохнул, испытывая неловкость за поведение жены.
– Я могу присмотреть за ней, – мягко предложила Эмма. – По крайней мере, буду чем-то полезна. Я всегда любила Kinder[32].
– А вы убирайтесь к себе в комнату мебель переставлять и оставьте нас в покое! – выпалила Кэти. – Kinder она любит, как же! Я в жизни не оставлю с вами дочь! Никогда в жизни, ясно?
– Dreckskerl![33]
Артур отвернулся, чтобы никто не увидел улыбку на его лице.
Кэти обратилась к Аделине:
– Что она сказала?
Рыжеволосая женщина только пожала плечами.
– Хватит, черт возьми! – Давид стукнул кулаком по столу. – Как подростки в летнем лагере! Кэти, всё!.. Идем, Аделина!
Он пересек гостиную, подошел к камину, осторожно снял ружье и убедился, что оно заряжено.
– Пользоваться им не будем, – объяснил он, предвосхищая вопросы остальных обитателей шале. – Я спрячу его за каким-нибудь деревом рядом с лачугой Франца. На всякий случай…
– На какой такой всякий случай? – вышла из себя Аделина. – Не будете пользоваться?! Так оставьте ружье тут! Если возьмете его, я никуда не пойду!
– Да что с вами такое?! – сухо ответил Давид, не в состоянии больше сдерживаться. Переводя взгляд с Эммы на Дофра, с Дофра – на Аделину, с Аделины – на Кэти, он долго сомневался, не лучше ли отказаться от идеи с ружьем. Он уже собрался было повесить «Weatherby Mark» обратно, как вдруг резко остановился.
Интуиция.
Он поднес ружье к глазам и тщательно осмотрел его. Дуло, спусковую скобу, цевье, прицел и…
Сердце у него забилось.
Справа на прикладе он обнаружил крохотную оловянную пластинку с гравировкой.
Серийный номер.
Такой же, как пять цифр, навечно отложившихся у него в подкорке. 9–8-1–0-1.
Номер, вытатуированный черной тушью на черепе четвертого ребенка.
Мертвенно-бледный, Давид пристально посмотрел на Артура, но не увидел никакой реакции на его морщинистом лице.
Тогда, крепко сжав ружье в одной руке и бутылку виски – в другой, он направился к выходу.
– Идем, нужно вскрыть гнойник… – повторил он.
25
– На самом деле я рада, что не попала на похороны. Я ненавидела бабулю… Она всегда говорила, что мать меня… нагуляла. Что… забеременела от другого мужчины, не от отца. Злая была женщина. Умерла в одиночестве, как Ratte[34] какая-нибудь. Если я когда-нибудь еще раз приеду в Пфорцхайм, то только для того, чтобы плюнуть ей на могилу.
Эмма разговаривала сама с собой, сидя в пиджаке у камина. Иногда она подносила пальцы ко рту, как будто затягивалась несуществующей сигаретой.
Она сидела спиной к Кэти, которая ее не слушала. Так, уловила из ее реплики пару-тройку слов. Бабуля… забеременела… злая женщина…
Молодая мать рассеянно теребила в руках соску, погрызенную Гринчем. Пластмассовая вещица мелькала между нервными пальцами Кэти, но женщина словно не замечала этого. Представив Гринча в маленьком загоне, который она соорудит для него дома, рядом с террасой, как только наступят теплые деньки, она с силой сжала соску в кулаке. Кэти была уверена, что поросенок сразу понравится Симеону и Тупи.
Да, Гринч уедет с ними. А эта сволочь Дофр пусть отправляется ко всем чертям.
«Теперь я с тобой поиграю, старый дурак», – подумала она, стиснув зубы.
Прошло немало времени, прежде чем эти желчные мысли отпустили ее и Кэти обнаружила, что в комнате нет Эммы с Кларой.
Паника.
Первое, что пришло Кэти в голову, – образ дочери, повешенной рядом со свиными тушами, с распоротым животом и кишками наружу. Она бросилась в коридор, оглушительно выкрикивая имя своего ребенка.
Дверь в комнату Эммы была открыта… Клара спокойно сидела на кровати, наблюдая за тем, как молодая немка старалась получше приладить простынь, служившую ей занавеской и скрывавшую ужасное зрелище за окном. На полу валялся скальпель из лаборатории, с помощью которого она только что отрезала лишнюю ткань.
«Я уже совсем с катушек слетела!» – подумала Кэти.
– Крошка моя! Иди быстро ко мне!
Комната полностью преобразилась. Теперь кровать стояла напротив своего прежнего места, а комод был пододвинут к двери.
– Можете оставить девочку здесь, она мне не мешает, – сказала Эмма, поднимая острый инструмент и собираясь положить его на подоконник. – Клара такая чудесная!
– Я предпочитаю, когда она со мной. Дети иногда могут что-нибудь неожиданно выкинуть.
– Как и некоторые взрослые… Раз уж вы здесь, поможете мне? Подержите простыню, пока я ее режу.
Губа Эммы была по-прежнему опухшей, из-за чего некоторые звуки у нее выходили тяжеловесными и вязкими.
– Вы так мило об этом попросили, – сухо ответила Кэти.
Она взяла за углы протянутую ей простыню.
– Да, чуть правее, прекрасно… Знаете… насчет Давида…
– Я не хочу об этом говорить.
– Он сам открыл дверь и вошел ко мне в комнату. Не знаю, что он вам там нарассказывал, но, когда я проснулась, он меня Streicheln…[35] э-э-э… гладил. Я думаю… думаю, он не ожидал, что… что я проснусь…
Кэти покраснела:
– Вы несете совершеннейший абсурд! Давид никогда бы не сделал ничего подобного! Что это еще за игры?
– Какие игры?! Я вам правду говорю. Не я же к нему в спальню ночью пришла…
Эмма выпрямилась и отошла к двери:
– У вас есть пара минут? Схожу в laboratorium заиголками.
– Только побыстрее!
– Знаете, мы с вами свернули куда-то не туда. Я готова простить вам то, что вы сделали с моей Lippe[36]. Потому что понимаю ваши… чувства. Нормальная реакция женщины, которая любит своего мужа.
Кэти не успела ответить.
Дверь захлопнулась. В замке повернулся ключ.
Женщина кинулась к двери, вытянув руки перед собой, и заорала:
– Не-е-ет!
Потом заколотила кулаками в запертую дверь.
Испуганная Клара инстинктивно стала звать Гринча. Без передышки.
– Гринч! Гринч! Гринч! Гринч!
В коридоре раздались шаги, шепот, потом звук инвалидного кресла Артура, выезжавшего из своего логова.
Там, с другой стороны, в десяти сантиметрах от Кэти с Кларой.
Он остановился.
– Артур! Прошу вас! Нет! Пожалуйста! – Сердце у Кэти ужасно колотилось.
Ответа не последовало, из-за двери слышалось лишь дыхание старика.
– Артур! Откройте! Откройте эту дверь!
Потом снова зашуршали колеса инвалидного кресла. Звуки удалялись в сторону гостиной.
Кэти как сумасшедшая замолотила в дверь, потом обернулась, закусив прядь волос. Открыла шкаф. Пустой! Нечем бросить!
Она разбежалась, выставив ногу вперед. Дверь не поддалась.
Тогда Кэти сорвала с окна простыню. Увидела отвратительные туши. Забарабанила по стеклу. Не разбить. Плексиглас. Привинчено намертво.