Давид зажал уши ладонями, стиснул зубы. Почему у него в голове живут эти голоса? «Помогите! Помогите!» Откуда эти кровавые картины, что с самого детства стоят у него перед глазами? Почему столько лет его окружает только мрак, сплошной мрак? Почему сейчас этот мрак готов сомкнуть свои лапы вокруг горла Давида?
Он отвел взгляд… но инстинктивно стал выискивать новые разрозненные детали.
Фотографии татуированных черепов.
Их не было среди прочих.
Давид опустился на колени и начал перебирать снимки. Нет. Фотографии крупным планом действительно исчезли. Тогда он вспомнил. Аделина держит в руках снимки семерых детей, а он… пишет то, что Эмма заставила его проглотить.
Давид вытер простыней влажный лоб. Аделина… В ту ночь Аделина пришла в лабораторию не просто так. Она искала в папке именно эти снимки… Она искала номер. Пятый номер из семи.
И вот она исчезла.
Давид собрал фотографии с окровавленными лицами, с искромсанными ногами и руками и беспорядочно запихнул их в папку.
Если он был прав, если Аделина нашла его, оставалось только два номера. Два последних номера, чтобы завершить серию Палача, разделить его незавидную судьбу. Чтобы понять… Что понять?.. Появится ли это чудовище из недр земли, чтобы вырвать им внутренности?..
Ловушка… Это точно была ловушка. Все происходящее казалось фантастическим, непонятным… Но если Эмма пришла с номером 98786, если произносила его, значит ее попросил об этом Артур… У всей этой истории должна быть какая-то логика.
Логика невероятной западни.
«Что еще ты знаешь такого, о чем мне неизвестно? – спросил он себя, думая о старом садисте. – Зачем ты дал мне эту папку, если тебе наплевать на книгу? Если Палач служил лишь предлогом, чтобы я встретил Эмму?»
С одной стороны Эмма, с другой – Палач… Эмма, Палач… Палач, Эмма…
Разгадка находилась у него под носом, но он ее не видел. Он ничего не видел.
Он сел в позу лотоса на кровать, держа папку на коленях.
Заключение о вскрытии Бурна. Анализ крови, биохимия и на наркотики… Грудная клетка вскрыта буквой Y. Вынуты органы, череп распилен, твердая мозговая оболочка проколота, мозг после трепанации разрезан на куски.
Бурна нашли повесившимся у себя в гараже, он был совершенно гол. С веревочной петлей на шее – точно такую веревку он использовал для связывания своих жертв, – он встал на стул, прикрепил веревку к балке и ударом ноги опрокинул под собой стул.
Результаты токсикологических анализов не выявили наличия в организме следов алкоголя и наркотиков. Бурн хладнокровно покончил с собой, с обычной своей методичностью. Судмедэксперт отметил отсутствие папиллярных линий на пальцах. Когда снимали отпечатки пальцев в гараже, то нашли листы наждачки, которыми Бурн стер себе кожу на ладонях. Это роднило его с другими серийными убийцами. Желание иметь возможность дотрагиваться до жертвы, не оставляя никаких следов. Ощущать незащищенную кожу, не используя латексные перчатки.
Давид остановился на фотографиях трупа Бурна. Его руки, от локтей до пальцев, и его ноги, от колен до стоп, покрывали черные синяки. Эти кровоподтеки говорили о том, что, агонизируя, Бурн раскачивался на веревке и бился об стену за своей спиной, цепляясь, вероятно, за жизнь в момент, когда его забирала смерть.
Лицо Бурна крупным планом, глаза открыты. Белки́ в черную точку – свидетельство того, что он умер от асфиксии. Изо рта торчит распухший язык.
Давид вздрогнул и почесал себе бока.
«Зачем ты появился в моей жизни? – подумал он. – Почему я? Почему здесь? Почему спустя столько лет?»
Он стал разглядывать остальные снимки этого худощавого, но очень накачанного человека, с четко прорисованными грудными мышцами. Обычный кассир из супермаркета, который поддерживал форму, поднимая штангу и занимаясь гантелями у себя в подвале, и параллельно копил необходимую энергию, чтобы оглушать и мучить своих жертв. Сила психологическая, сила физическая.
Давид скривился, собираясь перевернуть страницу. Он как можно ближе поднес к глазам снимок тела Бурна.
Бицепсы, трицепсы, квадрицепсы…
Рельефные мышцы, мощные.
Те, которые держат в форме. И те, которые тренируют.
Тренировки должны были задействовать и сердечную мышцу. Но ведь Бурн консультировался у Дофра именно потому, что с упорством маньяка считал удары сердца, ведь он делал все, чтобы их уменьшить, чтобы их экономить.
Более двух лет без спорта, физическая активность сведена к минимуму… Он должен был потерять мышечную массу.
Давид порылся в ксерокопиях полицейских отчетов. Описание содержимого подвала… Сорок пять порножурналов. Садомазохизм, фетишизм, зоофилия, бондаж. Различные секс-игрушки, от фаллоимитаторов до кожаных браслетов. Силовые тренажеры для горизонтального жима штанги, проработки пресса и мышц ног; сто тридцать пять килограммов кругов, диски по кило, два, пять и десять… Четыре бутылки минеральной воды, три из них пустые. И, кроме того… тюбик осмогеля, купленный за неделю до смерти Бурна – на нем даже осталась аптечная этикетка – и использованный на четверть. Для уменьшения мышечных болей.
Давид облизал губы и погрузился в заключение о вскрытии.
Взвешивание, а затем препарирование сердца.
Давид несколько раз перечитал этот параграф.
Левый желудочек… Правое предсердие… Клапаны, аорта… Нигде не говорится о шумах в сердце или о деформации миокарда. Такая «деталь» точно бы не прошла мимо судмедэксперта.
Бурн каждый день тренировался у себя в подвале. И у него никогда не было проблем с сердцем, как он утверждал.
Давид почувствовал, как у него сдавило горло. Наконец-то он что-то нащупал.
Он боязливо поднял взгляд, когда услышал, как в коридоре скрипнула половица. Быстро выключил свет и, задержав дыхание, скользнул под простыню.
Ничего. Ложная тревога. Он снова зажег свет, лоб у него покрылся капельками пота.
Он вытащил зеленые листы с записями психолога. Самое первое заключение Артура. Первая встреча с Бурном. Почерк спокойный и старательный.
25 июня 1977 года
Тони Бурн страдает от шумов в сердце с десятилетнего возраста. Некоторое время назад из-за боли в груди он решил, что у него замедляется сердечный ритм… Он опасается полной остановки сердца.
…Бурн отказывается ставить в известность о своем заболевании врачей из-за страха перед пересадкой… Он отбрасывает любую мысль о том, что в его тело может быть внедрен какой-либо чужеродный орган…
…Наша беседа была полностью посвящена миокарду. Бурн постоянно водит рукой по торсу, инстинктивное движение, и часто смотрит в никуда. Может быть, он страдает фобией по отношению к собственному организму…
Остальные записи имели примерно схожую тематику. Та же пересадка сердца. Мания цифр. Желание все взвесить, все обсчитать. Растущий страх выходить куда-либо из дома, желание экономить собственное сердцебиение.
Давид закрыл лицо ладонями и шумно выдохнул. Во время всех этих бесед Бурн лгал Дофру.
И, судя по всему, Дофр это обнаружил. Что он тогда почувствовал? Ярость? Злость?
Но если это так, то зачем вообще Бурн ходил к нему на прием? Зачем придумал эту невероятную историю об изменении сердечного ритма? Для чего ему был нужен психолог?
И почему он пошел именно к Артуру Дофру?
Это было выше его понимания. И все же теория о том, что на черепах детей вытатуированы данные сердечного ритма Бурна, казалась такой правдоподобной! И вот теперь она рушилась. Возвращала Давида к исходной точке.
Он снова вытащил ксерокопии записей, касающихся обстановки, в которой жил убийца. Маленький отдельный дом в спокойном районе, газон в прекрасном состоянии, аккуратно подстрижен – точность! Очень мало мебели, телевизор, радио, стопка газет. Обычный дом холостяка, следящего за собственной гигиеной. Мусорные ведра чистые, кровать заправлена. В спальне – весы и перо Маат. С помощью люминола[39] судебные эксперты смогли обнаружить на медных подносах следы засохшей крови, она была той же группы, что и у последней жертвы, Патриции Бем. Пыточные инструменты, веревки и свечи, служащие для удушения жертв, аккуратно разложены на стоявшем около кровати журнальном столике. Возможно, так убийца продлевал свои эротические фантазии, оживляя трупы у себя под одеялом.
В отличие от большинства серийных убийц, Бурн не был коллекционером. Ни фотографий, ни сувениров – прядей волос, украшений, частей тела жертв. Между преступлениями он наслаждался тем, что разглядывал свои инструменты. И готовился к следующему убийству.
Давид продолжал изучать уличающие Бурна доказательства, благодаря которым вместо человека на свет появлялся монстр. Зверь-одиночка, затворник, он тем не менее ободрял своего психолога, помогал ему, когда тот находился в больнице после аварии, любил его до такой степени, что совершил самоубийство, когда оказался жестоко им отвергнутым. Отвращение Бурна к женщинам было очевидно, существует ли вероятность, что он влюбился в Дофра? Это могло бы послужить мотивом для его посещений… Этакая Эмма в мужском обличье, готовая на самую нелепую ложь, такую как якобы изменение в сердечном ритме, чтобы подобраться к объекту своей любви, к Артуру Дофру.
Нет… Ни в одном письменном заключении, ни в одной книге не говорилось о гомосексуальных наклонностях Бурна. Да, подружек у него не было, но и партнеров тоже. Эта гипотеза никуда не вела.
Но тогда к чему все эти посещения?
«Все дело в точке зрения и влиянии», – настаивал Дофр в самый первый вечер, до того как рассказал Давиду о Палаче.
Все дело в точке зрения… Изменить точку зрения… Изменить априорные суждения… Не попасть под влияние того, что кажется очевидным… А что кажется очевидным? Что Тони Бурн лжет.
Поменять роли. Быть может, лжет не Бурн. Лжет Артур Дофр.
Давид собрал все записи сеансов психоанализа, сел на пол и разложил их вокруг себя веером в хронологическом порядке. Проверил, что даты совпадают, внимательно перечитал резюме каждого сеанса.