Он сделал многозначительную паузу:
– Этой зимой действие договора подошло к концу.
– Что же теперь будет? – зачарованно спросила Сифэн. – Они подпишут новый договор? Или один из них потребует себе все земли целиком?
– Боюсь, что второе. Царица Даговада с каждым годом ведет себя все более дерзко, особенно сейчас, когда после смерти своего престарелого супруга она стала править самостоятельно. Она нажила себе множество врагов, включая даже собственную сестру.
– Сестру?
– Царицу Камацу. Они с детства враждовали, и мирный договор Императора Цзюня с Камацу многим не нравится, но особенно – Даговаду, – Кан поджал губы. – Война на востоке станет для Императора Цзюня серьезной проблемой. Но хотя бы действия Тао дали нам десятилетие мирной жизни, Даговад этого не забудет.
– Как удивительно, что кто-то может править от имени Императора.
«Но евнух, тем не менее, мужчина, – думала Сифэн. – А как они себя поведут, если это будет женщина?»
Кан отвел ее в сторону от здания, костяшки его пальцев, сжимающих веер, побелели.
– Вы со временем узнаете, что евнухи обладают не меньшей властью, чем дамы, и столь же вероломны. Это все игра.
– Почему вы решили, что мне можно довериться? Как, к примеру, вы можете быть уверены, что я не передам все, о чем вы сейчас говорите, господину Юю?
– Потому что вы не такая.
– Но откуда вы знаете? – не отставала Сифэн. – Мы только что познакомились.
– Я хорошо разбираюсь в людях, а кроме того, чувствую себя немного одиноким.
Жестом руки в развевающемся на ветру шелковом рукаве он обвел окрестности:
– Это место предназначено для тайных союзов. У каждого здесь есть кто-нибудь, с кем можно пошептаться и поделиться подслушанными новостями, и мне тоже хочется иметь друга. И сказать по правде, Сифэн… если говорить о том, кто сможет добиться успеха при дворе, я бы поставил на вас.
Они остановились возле деревянной арки с вырезанными на ней словами: гордость, успех, упорство.
– Вы настолько во мне уверены? – беспечно спросила она, притронувшись к последнему слову.
– В вас есть безжалостность. Неготовность смириться с отказом или принять поражение. Да, дорогая, я хочу быть вашим другом, и я хочу быть с вами, когда вы добьетесь своего.
Его абсолютная честность поразила ее, но была ей приятна.
– Вы собираетесь меня использовать, – полушутя сказала она.
Евнух подмигнул в ответ:
– Со временем вы, возможно, тоже начнете мне доверять.
– Может быть, – уклончиво ответила Сифэн, несмотря на то, что немного оттаяла благодаря его доброжелательному отношению. Ей никогда не встречалось подобное дружелюбие. И все же что-то в игривой манере Кана не давало ей полной уверенности в серьезности его намерений.
– Ну что ж. Если они захотят утопить нас в этом пруду с привязанными на шее камнями, мы хотя бы окажемся там вместе.
– Вы слишком громко говорите о таких вещах. Никогда ведь не узнать, кому может понравиться ваша идея.
Они рассмеялись.
– Наложницы тоже во все это вовлечены. Госпожа Сунь, если бы только могла, с удовольствием выцарапала бы глаза госпоже Ман, чтобы Император принадлежал ей одной. После первого мужа Императрицы Лихуа остался целый гарем, но, к счастью, Император Цзюнь предпочитает только двух наложниц.
– Госпожа Ман кажется такой несчастной, – сказала Сифэн. – Знаете, ее пронесли через мой город по пути во дворец, и я завидовала ее счастливой судьбе.
– Ей следует изменить свое поведение, а не то ее сошлют в монастырь. Но, должен признать, не каждому подойдет такая жизнь, особенно если тебе приходится проводить все свое время в компании госпожи Сунь.
Он нахмурился:
– Госпожа Сунь – фаворитка его величества, поскольку она родила ему двух дочерей и сына. Она обладает абсолютной властью. Я был бы не прочь увидеть кое-кого на дне пруда.
Сифэн вспомнила раззолоченный паланкин и бледную вялую девушку, которую ей пришлось потом встретить.
– С моей стороны было глупостью завидовать госпоже Ман. Мне не приходило в голову, чем это может для нее обернуться.
– О, вас бы не устроила судьба наложницы, не правда ли? Вы хотите, чтобы мужчина был предан вам одной, как этот ваш воин.
Он расхохотался, увидев ошарашенное выражение ее лица.
– Я просто сложил два и два после вашего замечания о том, что ваш друг Вэй первым привлек внимание Наследного принца.
Сифэн молчала, замкнувшись в себе. Ее отношения с Вэем не касались никого, кроме нее самой.
– Послушайте, – добродушно сказал Кан, – вы не должны мне ни о чем рассказывать. Я просто вас немного поддразнивал. Давайте поговорим о чем-нибудь другом, а сердечные дела оставим на потом, когда больше подружимся.
Весь вечер они гуляли по окрестностям. Он показал ей бани и комнаты, наполненные переплетенными нитью книгами, камнями для перемешивания краски и остро заточенными для письма перьями. В комнате для музыкальных занятий она увидела лютни, барабаны и трубы.
– В городке, откуда я родом, людям показалось бы смешным называть занятия с книгами и музыку работой, – сказала она Кану. – Как так получается, что одни гнут спину, обрабатывая каменистую почву, а другие, сидя в уютной комнате, размышляют о звездах и поэзии?
Евнух пожал плечами:
– Это происходит согласно воле Владык-Драконов. Вы должны об этом знать.
Они непринужденно болтали, осматривая город женщин, и Сифэн думала о том, как много времени она потеряла, запертая в своем всеми забытом городке. Не успела она его покинуть, как у нее появились друзья, и Кан вскоре тоже может стать одним из них. Ей нравились его озорной юмор и острый язык.
– О чем вы думаете? – спросил он, когда они направлялись на ужин.
– О друзьях. У меня их никогда не было, – призналась она. – Юноши хотели… другого, а девушки меня избегали. Но я наблюдала, как между ними завязывалась дружба, а потом они ссорились. Я видела, как долго между женщинами устанавливаются доверие и привязанность друг к другу и как легко они разрушаются.
– Женщины – сложные создания.
Она оглядела его.
– Вы один из немногих мужчин, с которыми я по-настоящему могу подружиться. В конце концов, ничего другого вам от меня не надо.
Кан наградил ее неотразимой улыбкой.
– Почему вы думаете, что, если я не хочу с вами спать, мне не требуется от вас ничего другого?
С его загадочной манерой говорить смешные вещи невозмутимым тоном ей трудно было понять, являются ли его слова шуткой.
20
Когда-то Сифэн казалось, что каждый день в Императорском Дворце будет особенным, наполненным каким-то важным значением. Однако оказалось, что дни здесь текут так же, как в ее родном городке. Она должна была следовать заведенному порядку, который в основном включал в себя шитье; при этом ей приходилось терпеть презрение и брань не меньше, чем от Гумы. Единственное отличие заключалось в том, что по ночам она спала в чистой мягкой постели и носила свежую сухую одежду.
Она держалась настороже, выискивая знаки присутствия Шута. Однако после того первого дня она больше ни разу не видела ни наложниц, ни Императрицы, остальные же женщины по большей части не проявляли к ней интереса.
В первый день следующей недели ее разбудил удар гонга. Даньдань и Мэй, девушки, жившие с ней в одной комнате, уже встали и умывались.
– Доброе утро, – сказала Сифэн, но они только молча моргали. Она вздохнула. Всю прошлую неделю было точно так же.
– Послушайте, вам не надо меня бояться.
Она причесывалась, почти скучая по нескончаемой болтовне Нин по утрам. Возможно, Даньдань и Мэй не велено было с ней разговаривать. Одним богам известно, что им наговорила про нее мадам Хун.
– Мерзкая старая ворона, – пробормотала она.
Тем не менее это, возможно, и к лучшему: держаться ото всех подальше. Ей необходимо было собраться с силами, чтобы во всеоружии встретить любые превратности, предстоявшие ей на службе у госпожи Сунь. Она припомнила жестокую кошачью улыбку этой женщины, когда та, стремясь уязвить госпожу Ман, насмехалась над ее низким происхождением. Уж если худшим наказанием, которое могли изобрести для Сифэн мадам Хун и господин Юй, была служба у любимой наложницы Императора, у них наверняка была для этого причина, и ей следовало быть начеку.
Здание, в котором обитали Императрица и наложницы, находилось рядом с воротами в стене, окружавшей город женщин. Покои Императрицы располагались на двух верхних этажах, а госпожа Сунь занимала весь нижний этаж. Жилище наложницы было богато украшено алой парчой и атласом. Евнух провел Сифэн сквозь лабиринт занавешенных альковов и коридоров, и наконец она оказалась в огромной ванной комнате.
Госпожа Сунь, возлежавшая в занимавшей почти всю комнату позолоченной ванне, окинула ее ленивым взглядом. Поверхность наполнявшей ванну до краев горячей воды была усыпана толстым слоем пунцовых розовых лепестков, аромат от которых вместе с клубами пара поднимался к выложенному фарфоровыми плитками потолку. Замысловатые складные ширмы не скрывали наготы лежавшей в ванне женщины. Она томно раскинула руки по краям ванны, безо всякого стеснения выставив из воды обнаженную грудь.
– Подойди поближе, – проворковала она. – Чего ты боишься, детка? Я не кусаюсь.
Сифэн приблизилась к ней с опаской, как к тигрице. Чувствовалось, что сцена, как и с мадам Хун, была заранее продумана с тем, чтобы усилить в ней ощущение растерянности.
Собранные в красивый узел волосы госпожи Сунь на свету казались то черными как смоль, то отливали красновато-коричневым. Своими раскосыми, с тяжелыми веками, глазами она оглядела Сифэн с головы до ног.
– Должна сказать, – продолжала она, шевеля в воде тонкими пальцами, – я была приятно удивлена, когда мадам Хун предложила прислать тебя ко мне. Надеюсь, это даст мне возможность познакомиться с тобой поближе. Сифэн, не так ли?
Сифэн молчала, нервы ее были натянуты как струна. Что это за игра? Она видела, как эта женщина, не смущаясь, осыпала насмешками другую наложницу в присутствии самой Императрицы. Она сосредоточила взгляд на розовых лепестках, которые казались морем живой крови, плещущейся вокруг алебастровой кожи госпожи Сунь.