– Но ведь святилище, должно быть, пусто?
– Да, там нет божественных сокровищ.
Он водил большим пальцем по очертаниям горных вершин на карте, лицо его снова приобрело спокойное бесстрастное выражение.
– Владыки забрали свои реликвии после того, как распался их союз. Некоторые говорят, что они унесли реликвии обратно на небеса, но другие считают, что они спрятали их где-то на Земле.
– А как вы сами думаете?
Император Цзюнь поднял брови:
– Думаю, что они до сих пор здесь, чтобы их можно было найти.
– Найти? Но кто их найдет?
– Ученые до сих пор рассказывают о легендарном умиротворении, царившем на Фэн Лу в те времена, когда в святилище были реликвии. Они говорят, что мир вернется в тот день, когда сокровища будут возвращены. Красивая идея, не правда ли?
Перед мысленным взором Сифэн предстали нестареющие глаза королевы тэнгару. Это дерево может быть предназначено для тебя… или для нее. Могло ли это быть всего лишь красивой идеей, если демоны-хранители верили в нее настолько, что много веков охраняли яблоневое деревце Короля Драконов?
– В святилище нет реликвий, но оно не пустует, – продолжал Император. – Послы из каждого царства на континенте приносят туда пищу, драгоценные камни и металлы как знаки своего поклонения.
– Как бы мне хотелось увидеть это своими глазами, – мечтательно сказала Сифэн. – Вы тоже отправитесь туда с ними?
Он помотал головой.
– Туда отправятся придворные чиновники. Министры и ученые под эскортом солдат Императорского войска. С ними, конечно, будет и наш посланник Ляо, и находящийся сейчас у нас посланник из Камацу.
– Сиро? – горячо воскликнула Сифэн, и он изумленно уставился на нее.
– Он был одним из моих спутников на пути сюда вместе со своим другом Хидэки. Собственно говоря, он был моим хранителем и наставником, – добавила она, вспомнив историю, рассказанную ею Наследному принцу.
– У них все хорошо, и они присоединятся к посольству, – сердечно сказал он. – Я бы взял их с собой сегодня, если бы я знал… – он остановился, устремив глаза на дверь.
Госпожа Сунь смотрела на них, трясясь всем телом.
– Почему, – спросила она угрожающе тихим голосом, – ты не на коленях, милая?
– В этом нет необходимости. Мы с Сифэн теперь друзья.
В устремленных на него черных как уголья глазах госпожи Сунь пылал гнев.
– Друзья? – прошептала она; в ее взгляде была такая ненависть, что Сифэн невольно отступила назад, но тут же устыдилась собственной слабости. – Вы, скорее всего, не поняли, ваше величество, что эта наглая девчонка – всего лишь моя горничная…
– Придворная дама, – улыбнувшись уголками губ в направлении Сифэн, поправил ее Император.
Ей хотелось послать ему ответную улыбку, но вместо этого она упала на колени.
– Умоляю простить меня, ваше величество. Я не узнала вас, – солгала она.
– Конечно, она узнала, – госпожа Сунь по-прежнему говорила тихо, но выглядело это как затишье перед бурей. – Ей с самого начала прекрасно было известно, кто вы такой. Она пыталась разузнать у разных людей, когда вы придете меня навестить!
– В этом месте повсюду есть уши, – предупреждал ее Кан, – и многие из них шпионят по ее поручению.
Сифэн подняла голову. На его суровом, напоминающем обветренные горные вершины лице не было удивления, скорее – веселая усмешка. Неужели все это время он знал, что ей известно, кто он? С пылающими щеками она снова уткнулась носом в пол. Но, в конце концов, что тут такого? Дай ему понять, что это сама судьба призывает его.
– Нахальная девчонка! – пронзительно визжала госпожа Сунь. Она налетела на Сифэн и изо всех сил залепила ей пощечину. Удар был настолько мощным, что у Сифэн зазвенело в ушах и из глаз посыпались искры; ей было уже не до смущения.
– Как ты смеешь стоять перед его величеством как равная?
Сифэн прикрывала лицо от продолжающей ее избивать женщины, которая, войдя в раж, больно щипала нежную кожу ее рук и шеи. Размахнувшись, наложница нанесла ей болезненный удар под ребра, и у Сифэн вырвались рыдания: ее затопили воспоминания о Гуминых побоях. Пронизывающая боль, теплая кровь, сочащаяся из ран. Но, по крайней мере, Гума била ее, чтобы преподать урок, здесь же не было ничего, кроме бессмысленной, вызванной ревностью жестокости.
– Немедленно перестань! – Император обхватил взбесившуюся женщину, однако в разбушевавшейся грозе он был не более чем гром, в то время как ее ярость была подобна ударам молний.
Она вырвалась из его рук и вновь налетела на Сифэн.
Каждый мускул в теле Сифэн напрягся в страстном желании отомстить. Ей было уже безразлично, что Император стал свидетелем этой безобразной сцены. Она собралась схватить госпожу Сунь за лодыжку и, потянув вниз, размозжить ей голову о край стола. Она отвела руку от лица, чтобы осуществить свое намерение, но наложница тут же впилась ногтями в ее правую щеку. Сифэн почувствовала обжигающую боль от пяти разодравших кожу глубоких царапин, протянувшихся от глаза к подбородку; она вскрикнула, на драгоценный ковер закапала кровь.
Два стоявших на страже евнуха вбежали в комнату и оттащили от нее госпожу Сунь, но Сифэн этого почти не заметила. Комната кружилась у нее перед глазами; она прикасалась к изуродованному лицу и смотрела на свои испачканные кровью пальцы. В сердце у нее раздавались глухие удары погребального барабана. Кто-то разговаривал с ней, ей помогли подняться, но она слышала только неразборчивый гул. Кругом были глаза, так много глаз было устремлено на нее. Пристыженная и подавленная, наклонив голову, чтобы прикрыть щеку плечом, она чувствовала, что пол уходит у нее из-под ног.
Евнух, помогший ей встать на ноги, встряхнул ее.
– Возьми себя в руки, девушка, – прошипел он.
Недалеко от нее в объятиях Императора, уцепившись за его одежду, рыдала госпожа Сунь.
– Она ведь сказала, что не знала, кто я, – говорил он ей голосом холодным, как северный ветер. – Ни к чему было так на нее нападать.
– Она мне безразлична, – стонала наложница. – Почему вы прятались от меня, любимый? Я вовсе не собиралась сердиться на вас из-за карты. Я только хотела, чтобы вы дарили подарки мне одной. Я никого не люблю, кроме вас…
Он осадил ее с искаженным гневом и стыдом лицом. Затем встретился глазами с Сифэн, и она инстинктивно скрыла волосами изуродованную половину лица.
– С тобой все в порядке?
– Отвечай его величеству, – рявкнул евнух, но Император Цзюнь покачал головой.
– Она в потрясении. Уведите ее и помогите ей умыться.
Евнух повел Сифэн к выходу, комната все еще кружилась у нее перед глазами. У себя за спиной она слышала, как Император устало выговаривал:
– Ты забываешь свое место, – и умоляющий голос госпожи Сунь:
– Мое место рядом с вами, но, если вы хотите, я уйду в монастырь и никогда не вернусь. Я уйду прочь. Я вас оставлю навсегда.
Сифэн обернулась и увидела, что Император Цзюнь уткнулся лицом в шею наложницы. По их виду было понятно, что в их отношениях это была обычная, регулярно повторявшаяся сцена.
В коридоре вокруг Сифэн сгрудилась толпа евнухов и служанок. Она смотрела на них как в тумане, слыша, как они бормочут и щелкают языками при виде крови на ее лице и одежде. Кто-то подал ей смоченную в воде тряпицу, и она, с благодарностью приняв ее, дрожащей рукой прикрыла тряпицей свою обезображенную щеку. Одна из девушек спросила ее, как она себя чувствует, и она пыталась ответить, но слова застряли у нее в горле как кусок, который невозможно проглотить.
Остальные, стоя вокруг, шептались, испытывая ужас и одновременно удовольствие от возможности оторваться от работы, чтобы помочь Сифэн успокоиться и преодолеть головокружение.
– Она прыгнула на нее как кошка… изуродовала девочке лицо…
– Слышали, как она опять грозилась от него уйти?
– Попомните мои слова, ему в конце концов надоедят эти игры…
Собрав в кулак все силы, Сифэн пробилась сквозь толпу и выбежала из покоев наложницы под дождь. Она остановилась возле цветущего куста, и ее вырвало; она давилась желчью, в ушах у нее все еще стоял звук от лопающейся под ногтями госпожи Сунь кожи. Ее одежда и руки были покрыты кровью. Под проливным дождем, встав на четвереньки, она подползла к ручью. От дождевых капель поверхность воды покрылась рябью, но и этого было достаточно, чтобы увидеть месиво из содранной кожи и крови, в которое превратилось ее лицо.
Она подняла лицо к небу, открыла рот и издала полный опустошающего отчаяния вопль. Даже в самых ужасных приступах ярости Гума никогда не уродовала ее лицо до такой степени. Сотрясаясь от рыданий, она прижалась обезображенной щекой к земле. Прохладная грязь слегка смягчила жгучую боль от царапин. Земля перестала уходить из-под ног, сердце уже не колотилось так отчаянно.
Не плачь, ведь слезы твои – не больше чем капли дождя на лике врага твоего.
Это была строка из стихов, которые когда-то ее заставили выучить. Если бы только Гума знала тогда, насколько важным оказался для нее содержащийся в них совет! Что бы она сказала, окажись она сейчас здесь?
Госпожа Сунь считает, что она играет в игру, в которой у нее нет противника. Она полагает, что Император никогда не оставит ее ради кого-нибудь моложе, умнее, красивее, чем она.
Вот что сказала бы ей Гума. И это было правдой – таковы царские привилегии в мире людей. Если наложница не понимает этого, она играет в опасные игры.
Хидэки однажды сравнил Императорский двор с ямой в песке. Сифэн представила госпожу Сунь, цепляющуюся за край этой ямы, но, жадно хватаясь за песок, она лишь скользит с еще большей скоростью вниз, а мягкие края ямы осыпаются и рушатся на дно. Так или иначе, но представится случай помочь ей упасть.
И, когда это произойдет, Сифэн не преминет этим воспользоваться.
23
Той же ночью в ее комнату ворвались евнухи. Они стояли возле ее кровати; моргая, Сифэн смотрела на слепящий фонарь в руках одного из них.