ало Сифэн, так что она старалась об этом не думать.
– Что я за человек, если могу совершать такие мерзости?
– Все происходило только в твоем воображении, – он гладил ее по щеке, уже высохшей от слез. – Твои дурные мысли и зловещие сны… все это дело рук Гумы. Только эти слезы – твои собственные.
Сифэн хваталась за его слова как утопающий за брошенный канат. Ее переполняли чувства, выразить которые не хватало слов.
– Ты видишь во мне только хорошее и внушаешь надежду, что я могу стать лучше.
– Ты на самом деле хорошая. Я безо всякого колдовства знаю, что со мной твоя жизнь изменится. – Вэй прижался подбородком к ее макушке. – Мы можем отправиться в Императорский Город, ты же всегда о нем говоришь. У нас будут еда, жилье, которое защитит от зимнего холода, и толстые, довольные жизнью ребятишки.
– Это звучит восхитительно, – ласково прошептала Сифэн, засмеявшись при мысли, как просты были его желания: дом, очаг, жена, ребенок. Его наивность разрывала ей сердце. Вэй был так уверен, что они всегда будут вместе… Она прятала горькую правду за улыбкой, чтобы избавить его от боли, но боялась, что это принесет еще больше страданий в будущем.
– Мне нравится, как ты описываешь нашу с тобой жизнь вдали отсюда.
– Я так долго уговаривал тебя сбежать, что наконец уговорил? – радостно спросил он. – Я предлагал тебе это каждый год с тех пор, как нам исполнилось тринадцать.
– Я не забыла.
Со временем он становился все более настойчивым, но при этом более сильным и гневным. Сифэн наблюдала, как он обучался искусству владения мечами, которые сам же изготовлял, и ей рисовалось изящное и смертоносное лезвие, приставленное к обнаженному горлу Гумы. Порой ночами, когда девушке приходилось спать на боку, свернувшись калачиком, так как лежать на исполосованной спине было слишком больно, эта воображаемая картина даже приносила ей некоторое удовлетворение.
Пальцы Вэя, лаская, спустились от ее щеки к ключице, и внезапно она почувствовала, как он напрягся, уставившись на крестообразную рану в области сердца, которую обнажил распахнувшийся ворот платья. Сифэн попыталась прикрыть рубец, но Вэй остановил ее. Его челюсти сжались, гневно сверкая глазами, он разглядывал огромный воспаленный надрез на нежной коже. При дневном свете рана выглядела чудовищно.
– Это сделала Гума? – спросил он низким сдавленным голосом.
– Вэй… – в отчаянии начала Сифэн. Она всегда тщательно скрывала от него следы побоев, что было нетрудно, так как тетка никогда не била ее по лицу. Однако сейчас он спустил платье с ее плеча, обнажив бесчисленные синяки на боку и руке. Вэй резко повернул девушку, пальцы его скользили по неровным краям шрамов, оставленных на спине тростью Гумы. Когда он вновь взглянул в глаза Сифэн, та не узнала своего нежного возлюбленного; перед ней стоял тот мужчина, который когда-то избил до полусмерти грабителя.
– Почему ты никогда не говорила мне про побои? – Он трясся от ярости. – Считай, что ее больше нет! Я убью эту ведьму, пока она спит.
– Вэй! – кинулась к нему Сифэн, но он стряхнул ее с себя.
– Я придумал лучше, – сказал он со свирепой улыбкой, – сломаю ей здоровую ногу. Посмотрим, как она будет уползать. Пусть до конца жизни живет на холодной жесткой земле, она это заслужила.
В прошлом Сифэн не раз думала о том, как можно наказать тетку, однако сейчас эта мысль была ей противна. Самой представлять избитую, скорчившуюся на полу Гуму – одно, но слышать, с какой безжалостной интонацией произносит свои угрозы Вэй – это совсем другое. Кроме того, страшно было даже думать, какого рода месть выжившая из ума тетка может изобрести для них в своей тайной комнате, полной заклинаний.
Девушка знала, что Вэй всегда держит слово, а сейчас в его лице читался приговор. И Сифэн произнесла единственную вещь, которая могла спасти жизнь Гумы или его собственную.
– Забери меня отсюда. Я хочу уехать вместе с тобой.
Сифэн показалось, что странное эхо сопровождало ее слова, как будто она говорила в унисон с кем-то еще.
– Да, – прошептал голос, – встань на тропу, которая приведет нас к нашей судьбе…
Вэй перевел на нее взгляд.
– Что ты имеешь в виду?
– Хватит побоев, – решительно сказала Сифэн. – Хватит обвинений и поучений, ночей без еды и сна.
– И не будет больше редких проявлений доброты, – добавила она про себя с тихой печалью. – Не будет неожиданной ласки, не будет мимолетного одобрения.
Но слова были произнесены, и Вэй уже согласился с ними.
Он помог ей подняться на ноги.
– Иди домой и собери свои вещи. Встретимся здесь сегодня вечером, – сказал он, его глаза горели. – И если она попробует тебя остановить и ты не появишься здесь к заходу солнца, я сам приду. И уничтожу ее.
5
Перед тем как вернуться домой, Сифэн тщательно оттерла с ног пятна травы, хотя Гума все равно, конечно, догадается, она всегда знала, когда девушка встречалась с Вэем. Но Сифэн подбадривала себя мыслью, что это будет последнее наказание в ее жизни. Она могла бы даже засмеяться, если бы ей не было так страшно.
– Я ухожу, – громко сказала она самой себе. – И я никогда не вернусь. Я свободна.
Произносить такие слова было опасно, все равно что пройти по краю пропасти. Но она выбрала для себя прыжок в неизвестное, решив и вправду начать новую жизнь – как того хотела Гума. Если Император не пришлет за тобой, тебе придется идти самой. Кроме того, если Сифэн не уйдет, Вэй выполнит свое страшное обещание и убьет ее тетку.
Наверху Гума и Нин были заняты шитьем. Сифэн мгновенно определила по испуганной, угодливой позе Нин, что та боится, как бы тетка не узнала о ее флирте с Вэем.
– Ты выглядишь получше.
Взгляд Гумы остановился на зеленом пятне над щиколоткой племянницы – Сифэн казалось, что она сумела его оттереть.
– Нин рассказала мне, что, когда ходила по моим поручениям, видела, как ты упала в обморок.
Нин сгорбилась над своим шитьем, напоминая сжавшегося в комочек кролика, но у Сифэн не осталось и следа от душившего ее ранее гнева. В конце концов, перед ней был всего лишь ребенок, не всегда знающий, как себя вести.
– Да, это случилось на рынке, – солгала она, и Нин от удивления оборвала нитку.
– Повнимательней, дурища, – проворчала Гума. – Будешь переводить нитки – будешь меньше есть.
Нин пробормотала извинения, густо покраснев, и бросила на Сифэн благодарный взгляд.
– Я перегрелась на солнце, – продолжила Сифэн, переключив на себя внимание Гумы. – Если вы позволите, я немного отдохну, а потом займусь ужином.
Ноздри тетки затрепетали, вынюхивая истинную причину сказанного.
– Нин приготовит ужин, – наконец сказала она. – Иди отдыхай.
Сифэн послушно кивнула и покинула комнату. Странно было вернуться после встречи с Вэем и избежать побоев; девушка некоторое время посидела на своем тощем продавленном тюфяке – Гума не появлялась. Тогда она тихо, как только могла, приподняла угол тюфяка и отодвинула находившуюся под ним половицу.
С тех пор как пять лет назад Вэй впервые предложил ей бежать, она прятала здесь мешок из грубой ткани. В нем хранились свернутое тонкое одеяло, немного одежды и бронзовая шкатулка, которую она нашла много лет назад в одной из заброшенных комнат. Ей хотелось думать, что предметы из шкатулки когда-то принадлежали ее матери: украшенный драгоценными камнями кинжальчик для затачивания перьев и янтарная заколка для волос с ободком из зеленого, как лес, нефрита.
– Я знала, ты что-то затеваешь.
Обернувшись, Сифэн увидела тетку, ее глаза сверкали от негодования. Хромая, она вошла в комнату, и каждый ее неровный шаг нес в себе угрозу. Пальцы Гумы крепко сжимали бамбуковую трость.
– Я ухожу, – со всей возможной твердостью выговорила Сифэн, хотя при виде трости у нее мгновенно вспотели ладони. – Отправляюсь во дворец, как вы хотели. Я сделаю все, о чем вы говорили, но сделаю это самостоятельно.
– Неужели? Какое послушание. Какое чувство долга.
Губы тетки растянулись в фальшивой улыбке. Она нависла над Сифэн, упираясь в пол концом трости. Со стороны могло показаться, что палка нужна Гуме для поддержки больной ноги, но девушке было хорошо известно, что тетя уже приготовилась нанести удар.
– Полагаю, ты отправляешься не одна? Берешь с собой этого неуклюжего быка, Вэя, чтобы было на ком пахать?
– Он любит меня. И я…
– Правда? Ну, продолжай, – хмыкнула она, но Сифэн молчала.
– Ты даже не в состоянии произнести это, не так ли? Ты не можешь любить его в ответ. Я не ожидала, что ты так хорошо усвоила мои уроки.
– Я на самом деле люблю его! – гневно выпалила Сифэн, отбросив все опасения. – И вы не могли научить меня тому, чего никогда не испытывали сами.
Тетка замолчала, как будто, сказав о своей любви, Сифэн призналась в омерзительной непристойности.
Затем Гума подняла трость и концом ее нежно провела по щеке племянницы. Девушка окаменела. Капельки пота стекали у нее по спине, но она не отвела взгляда от пожилой женщины.
– Дворец, – сказала Гума дружелюбным тоном, как если бы они, сидя за чаем, болтали о погоде. – Значит, ты решила мне поверить? Ты будешь Императрицей. Я довольна, что моя племянница наконец приняла серьезное решение.
– У меня никогда не было сомнений в том, что вы говорите. Но я не была уверена, что выбрала бы для себя такую жизнь, будь у меня возможность, – Сифэн облегченно выдохнула. – Я и теперь не знаю, но очень хочу понять.
Гума опустила трость и оперлась на нее.
– У женщин не бывает свободного выбора. За них решают отцы, матери и мужья, но, поскольку, никого из них у тебя нет, ты должна слушать меня. Не так ли?
– Да, Гума.
– Скажи, каким образом ты намереваешься добраться до Императорского Города?
– Не знаю. Думаю, мы возьмем лошадь. – Сифэн вновь перевела взгляд на трость.
– А где вы найдете деньги на все необходимое?
– Я не знаю.