Главный инженер ужасно занервничал, сообразив, что угодил куда-то не туда. Лесь разнервничался еще больше. С площади доносился нарастающий шум и говор. Узел задвинули в самое темное место, в кусты под каким-то забором.
— Где же Барбара?! — отчаивался Каролек. — Уже давно померла, должна быть здесь, Господи, время!..
— Сейчас фейерверк начнется! — затрепыхался Лесь.
— Все сначала рванут туда, а после свалятся нам на голову. Только сейчас!..
— Начинайте без Барбары! — предложил главный.
— Исключено! Уборщица!.. Увидеть могут!..
— Куда она пропала, на Божескую милость?!..
А Барбара не являлась по не зависящим от нее причинам. Интервенция инструктора помогла председателю вырваться из рук Януша и выпихнуть на первый план главную звезду представления. Партсекретарь позаботился о прославлении пролетария. Барбара и Януш, крепко схваченные за руки авторами, кланялись, принимали поздравления и давали интервью, улыбаясь при этом судорожно и страдальчески. Их окружил плотный круг поклонников — побег на дело был исключен.
Председатель переживал звездный час своей жизни, и в душе его клокотал вулкан восторга. Приватно ему сообщили, что власти порешили не только отметить его дипломом, но и присудили некую государственную премию. Это было выше его сил. Посему он задумал немного уединиться, прийти в себя и успокоиться, чтобы в своем качестве хозяина города мужественно провести дальнейшие мероприятия. Все-таки залихватская пляска, удалое пение, слезы счастья и прочее могли как-то не понравиться высоким гостям.
Итак, он проскользнул за кулисами и отправился в ратушу. Под оркестр, говор и крики толпа двинулась к ближайшему холму, а председатель — в свой кабинет. Упал в кресло, дрожащими руками открыл ящик стола и извлек плоскую бутылочку рябиновки.
И сразу же приятное тепло успокоило взвинченные нервы и подогрело чувство гордости и счастья. Все переживания вечера, страшные моменты, начиная с барабанного прибытия последнего зрителя и кончая осложнениями с пиротехником, уплыли вдаль, осталось лишь сознание успеха. Председатель подлил в винтовую пробку еще разок, затем третий, четвертый…
Барбары все еще не было. Из темноты около Леся и Каролека вынырнул главный инженер, то и дело выглядывавший на улицу в нервах и сомнениях.
— Все ушли! Если красть, только теперь, — зашептал он. — Сейчас от ракетных огней станет светло. Боже милостивый, когда вы успеете выкрасть, ведь печати еще надо обратно подбросить!..
Поспешные, сбивчивые слова главного только подбавили масла в огонь беспокойства. Суматошный Лесь бросился развязывать узел. Каролек трясущимися руками укреплял на нем горб, а над Каролеком с той же целью колдовал главный.
— Быстрее, черт, кто-нибудь придет! — спешил главный. — Ну и порядочек у вас, нечего сказать!
— Барбара! — в панике сбивался Каролек. — Барбара должна туда! Она ведь уборщица! На сносях!..
— Да идите же, наконец, — погонял главный. — Давай! По лестнице, что ли, не поднимешься?!..
— Давай! — вторил Лесь.
Каролек совсем запутался и очумел. Он во что бы то ни стало хотел объяснить своим подельникам разницу между церковным сторожем и беременной уборщицей, но не мог найти слов. Так и стоял на коленях около узла, прижимая к себе подушку с длинными тесемками.
— Но Барбара… Как быть… Кто же уборщица!.. — упирался он отчаянно.
— Ну так привяжи подушку себе, черт, какая разница! — чуть не закричал Лесь.
— Он прав, — подзуживал главный, тоже доведенный до крайности. — Раз надо, будь уборщицей! Все равно!
У Каролека совсем голова поехала. С помощью главного, совсем уже не соображал, что делает, приладил на себя подушку, повязался платком и достал из кармана очки.
— Ничего не вижу! — ахнул он. — Что ты привез, все расплывается!
— Других не было. Да идите вы ко всем чертям! Я сторожу на площади!
Каролек больше не сопротивлялся. Схватил ключ, отмычки и помчался на улицу вслед за Лесем. Оба нервной рысцой обежали ратушу с тыла. Лесь встал у назначенного окна, а Каролек потрусил дальше, к входу.
В этот момент вспыхнул, взлетел фейерверк.
Председатель в своем кабинете поперхнулся рябиновкой. И хотя в душе воцарился благостный покой, а в голове немного стучало, распорядитель праздника, однако, сообразил: ему надлежит быть не здесь, за приятным рабочим столом, а там, среди приглашенных и чествуемых мужей. Минуты отдохновения пролетели слишком быстро. Потрясенный собственным скандальным поведением, он сорвался, оставив бутылку, раскрытый стол, раскрытую дверь в кабинет, и, судорожно прокашливаясь, помчался вниз. На пороге ратуши остановился, вдохнув свежего воздуху, закрыл глаза и постоял чуть-чуть, дабы прочистить горло и унять внезапную муть в голове.
Крадущийся у стены Каролек, замирая и трепеща, добрался до двери и выловил нужный ключ из кучи всяких железных приспособлений. Уже собирался подняться по лестнице, когда услышал покашливание и онемел. Сердце застыло, в голове засвербила спасительная мысль: надо немедленно превращаться в уборщицу. Он быстро вытащил из кармана очки, нацепил на нос, благодаря чему перестал видеть совершенно. Так и застрял на месте, ошарашенный и лишенный всякой творческой инициативы.
Ракетницы снова бабахнули. Председатель раскрыл сомкнутые веки и пред очами его в пурпурном свете фейерверка предстал горбатый Каролек в платке на голове, в очках и на девятом месяце беременности.
Каролек по-прежнему ничего не видел, кроме красноватого мерцания, где качалась какая-то размытая фигура, которая вроде бы застонала. Каролек не знал, что делать, посему неподвижно пребывал в той же позиции.
Председатель, сознавая, что несколько злоупотребил успокоительным средством, снова застонал, снова закрыл глаза и затряс головой, надеясь спугнуть дикую галлюцинацию. Потом горестно закрыл руками лицо.
Свидетелем страшной для обеих сторон сцены был главный инженер. Одиночество пошло на пользу его мозгам. Когда в красном свете увидел на пороге ратуши председателя, а напротив невероятного Каролека, он начал что-то припоминать о различии полов, и ему стало не по себе. Только теперь он понял незаменимость Барбары. Мужественно, однако, взял себя в руки и вклинился в происходящее.
Пурпурный отсвет погас, и темень стала еще темнее. Председатель, убрав ладони с лица, осторожно глянул. Его робкая надежда таки оправдалась: на месте окаянной нечисти в темноте стоял обычный человек.
Главный инженер решительно взял под руку хозяина города.
— Будьте добры, помогите дойти до фейерверка, — в тоне его прозвучала отчаянная решимость. — Буду весьма признателен, если вы меня проводите.
Намерения председателя целиком совпадали с просьбой незнакомца, которого, показалось, где-то видел. Опасаясь, не стоит ли перед ним один из покинутых государственных мужей, он поспешил служить проводником, не подозревая, разумеется, что главный решил в случае чего увести его на место торжеств силой.
Каролек, услышав голос главного, малость опомнился.
Два расплывшихся пятна в зареве фейерверка исчезли из поля зрения его вооруженных очками глаз. Дверь в ратушу стояла открытой. Каролек споткнулся на лестнице и стремительно влетел в дверь.
Председателев кабинет тоже был открыт. В окно падал свет, на этот раз зеленый, отмычка прекрасно подошла к замку в шкафу, а печати сами лезли в руки из открытого стола.
Через пару минут Лесь с бьющимся сердцем и свернутой копией плана мчался переулками к машине главного инженера, а Каролек перед дверью ратуши колебался, закрыть ли дверь или оставить как есть. Очки он снова водрузил на нос и, ничего не видя, пошатывался с ключом в руке.
Так его и застали Барбара и Януш, которым только что удалось вырваться из когтей инструктора и поклонников. При виде фигуры на лестнице ратуши остановились, наглухо ошеломленные.
— Господи, уборщица!.. — перепугался Януш.
— Спаси и сохрани, это же Кароль! — прошептала изумленная Барбара.
Януш вгляделся и с некоторым усилием поверил собственным глазам.
— Вы все тут окончательно опупели?
При виде чудесного превращения Кароля в уборщицу у него помутилось в голове.
— Пылищи страсть, утром не успею, — гнусавым фальцетом пропел Каролек. Потом как-то неловко повернулся, споткнулся и слетел с лестницы. Очки упали.
— Пыль вытираю, — попробовал он дискантом, вдруг узнал друзей и заговорил нормально: — А, это вы. Я думал, люди…
Барбара перевела дыхание.
— Господи, кому в голову пришло тебя нарядить уборщицей?!
— Кабы Лесь, я не удивился бы, — добавил все еще ошеломленный Януш.
— Не знаю, — занервничал снова Каролек, вставая с земли. — Само собой как-то получилось.
С него уже было довольно приключений. Кое-как рассказал друзьям о случившемся, и Януш с Барбарой успокоились.
— Закрыть, — решил Януш. — Где печати?
— В кармане.
Тем более закрыть. Лучше, чтобы туда пока никто не входил. Поставим сразу все печати и подбросим обратно.
— Я больше не пойду! И вообще с меня хватит этой беременности! Это дело Барбары!
— Хорошо, хорошо, я сама пойду. Успокойся, не раздевайся здесь! Линяем!
Через час новая уборщица пробралась в ратушу и подбросила печати обратно в стол. В час ночи сытые впечатлениями народные толпы укладывались почивать, в пансионате с фонтаном восемь рук чертили сразу со всех сторон на одном столе, а главный инженер правдами и неправдами склонял председателя отправиться на покой. Председатель с похвальным упорством рвался трудиться в ратуше, главный же тащил его в противоположную сторону, не будучи уверенным, совершена ли уже кража. Около трех утра главный победил.
До самого вечера следующего дня председатель безрезультатно пытался избавиться от навязчивого посетителя из Варшавы. Вывезенный на машине не только за пределы города, но и района, он ошеломленно выслушивал поразительные, по большей части, противоречивые предложения главного инженера, поглощал завтраки и обеды в каких-то забегаловках, изучал глубину придорожных кюветов и осматривал встреченные по пути санитарные устройства. Сильная головная боль мешала ему сосредоточиться и понять, зачем он вообще куда-то поехал. Увлекший его за собой тип отличался