Светлана сидела на бортике фонтана и пристально смотрела на воду, словно надеялась увидеть там самого Ёрдмунганда. Карина же принялась разглядывать дуб. Все равно больше делать было нечего.
Жрец Храма Синергистов был первым толстым темным эльфом, которого увидела мандреченка. «Кому война, а кому мать родна», неприязненно подумала ведьма. Клятва Синергистов пользовалась большой популярностью среди боевых магов. Она позволяла в бою пользоваться всей Чи партнера, что улучшало положение волшебника в схватке.
Неприязнь оказалась взаимной. Выяснив, что только Крюк с Сабриной и Гёса с Зариной собираются связать себя Клятвой, жрец потребовал, чтобы все остальные, то есть Карина и Светлана, убирались вон. Причина была проста. Полностью убрать чужие Чи и Цин, которая в момент смерти переходила от жертвы к убийце, мог убрать только волхв Ящера. Светлана подчистила ауру Карины, как смогла, но часть жизненной энергии Ринке еще крутилась по каналам Чи мандреченки. И эльфийский жрец это видел. Старшая крыла «Змей» ответила, что не намерена оставлять двух лучших своих воительниц в самом сердце Лихого Леса одних. Неизвестно, что ответил бы ей сидх – губы его начали нервно подергиваться, но Морана не дала ему вымолвить ни слова. Суккуб сказала, что, конечно, во время ритуала посторонним нечего делать в храме. Но они вполне могут подождать во дворе.
– Долго придется ждать, – заметил второй жрец.
– Ничего, нам последнее время очень не хватало этих спокойных минут, когда можно просто сидеть и ничего не делать, – ответила Светлана.
Темные эльфы разом посмотрели на Морану. Суккуб рассеянно разглядывала причудливую лепнину на потолке.
– Храм основан мандреченкой, – произнесла Морана, не отрывая глаз от фигуры огромного зверя – то ли волка, то ли пса. – Я думаю, что если две ее соплеменницы посидят во дворе, это не будет святотатством.
Таким образом Светлана, Морана и Карина очутились под дубом. Плитки, которыми была выложена площадка перед храмом, во многих местах вздыбились, поднятые мощными корнями дерева. Выглядело это так, словно дорогим, в алых прожилках, голубоватым истлинским мрамором прижало огромных змей. Перед тем, как застыть в каменном плену, они извивались и бились в последней попытке сопротивления. Еще одна змея – змея чудовищной, глубокой трещины, расколовшей дерево до самой сердцевины – петляла по коре самого дуба. Карина осторожно коснулась краев. Ведьма поморщилась, почувствовав под рукой противную мягкость гнили.
– Сидхи бы дуб хоть побелили, что ли, – сказала мандреченка рассеянно. – Или подкормили чем. Он же за века высосал всю почву вокруг, да на полверсты вглубь…
– Скажи, Карина, – осведомилась Морана. – Когда ты видишь в зеркале морщины на своем лице, разве ты накладываешь пудру на зеркало?
Мандреченка смутилась и замолчала.
– Вы уверены, что хотите подождать своих подруг здесь? – спросила суккуб.
Ведьмы кивнули.
– Я вернусь за вами к закату, – вежливо сказала суккуб и поставила на бортик фонтана объемистую корзинку. Карина сначала думала, что в ней – подношения для жрецов. Но те, как выяснилось, брали только деньгами. Правда, они принимали любую валюту, имеющую хождение в обитаемом мире. Цена ритуала оказалась вполне приемлемой для ведьм. Глава отряда, присланный воеводой Бьонгарда за остатками груза, щедро расплатился с небесными воительницами. Он предлагал доставить ведьм в город, но Карина отказалась. Старшая крыла «Змей» не хотела перевозить еще не пришедшего в себя Гёсу. Да и мандреченка знала, что в таверне они будут ничуть не в меньшей безопасности, чем в столице Лихого Леса.
А возможно, и в большей.
– Здесь пирожки с рыбой, вино, немного строганины, – сказала Морана. – «Порох с перчинкой», яблоки, помидоры, огурчики малосольные…
– Ой, спасибо, – обрадовалась Светлана.
Карина протянула руку к поясу, за кошельком, но суккуб сказала:
– Это вам привет от Сташи.
Хозяйка таверны сплела руки в сложном жесте. Суккуба охватила черная сфера. Когда она беззвучно лопнула, Мораны внутри уже не оказалось. Светлана присела над корзинкой, сняла крышку и запустила руку внутрь.
– За пирожки Сташи можно родину продать, – заявила целительница, доставая два аппетитных пирожка – себе и подруге.
– Я не хочу пока, – сказала Карина и прислонилась спиной к дубу. – А ты ешь.
Некоторое время они молчали. Света уплетала пирожок, Карина смотрела на воду, льющуюся из кувшина Матери Рябины.
– Этот лес, это лето дали нам многое. Зарина нашла себе Синергиста, Сабрина – тоже, а я… – тихо сказала мандреченка.
Светлана перестала жевать.
– Что – ты? – мягко спросила она.
Номер Ринке оказался залит кровью, словно в нем разделывали свинью. Но тела сидха в комнате не было. Целительница до сих пор не понимала, что Карина сделала с любовником. Ведьма не рассказывала, а спрашивать Света не рискнула.
– Я убила мужчину, который меня любил, – ответила Карина.
– Тела не нашли, – произнесла Светлана осторожно. – Кто-то вытащил Ринке из таверны… Может, его спасут. У Ежей сильные маги.
Карина грустно улыбнулась:
– Не надо меня утешать, Светик…
Мандреченка отошла от дуба, развела руки, словно собираясь сплести заклинание. Но целительница поняла, что Карина подыскивает слова. Возможно, впервые в жизни, потому что подруга была очень остра на язык.
– Ты знаешь, это было странно, так необычно, – с трудом начала Карина. – Это совсем не походило на роман. Но только теперь, когда все кончилось, я поняла, что это была любовь.
Светлана смотрела на нее и думала, что еще никогда еще не видела у подруги такого лица.
Это было неудивительно – подруги говорили о многом, но никогда – о любви. Об игре с мужчинами, которой Карина научила свое крыло – да. О наслаждении, которое дает секс – тоже. Но не о любви.
Этим боевые ведьмы не занимаются.
– Мы привыкли, что у любви есть схема, – продолжала Карина. – Знаки внимания, более или менее материальные, тщательно высаживаются на холмах чувств и пересчитываются, как елочки вокруг капища Ящера. Взвешиваются – придирчиво, как рыба на базаре. Затем идут слова любви, а потом и сам акт. В супружеской жизни, как известно, не до любви. Но мы перестали видеть лес за деревьями. А рыба, которую мы так тщательно взвешиваем, давно протухла. Отблески той самой сильной магии, что зовется любовью, остались лишь на чешуе, разметанной под ногами покупателей вместе с кровавой требухой.
Светлана поежилась.
– Сильный образ, – пробормотала она. – Тебе надо сложить песню.
Всех боевых ведьм учили пению – это было одним из способов овладеть Чи Воздуха.
– Я не смогу петь об этом, – ответила Карина.
Мандреченка присела на бортик рядом с подругой.
– Я думала, что знаю любовь, – сказала Карина. – Когда еще была жива моя наставница, станичная ведьма Кертель, к ней в избушку часто приходил один… маг. Мне Тенквисс казался очень красивым, да и вообще он был солидным мужчиной. Он оказывал мне знаки внимания, и он был щедр на них. Кертель его резко осаживала. Я думала, что старуха ревнует меня к своему давнему ухажеру. И мне было очень приятно. А потом, когда Кертель умерла в старом капище, Тенквисс приполз в избушку. Его здорово отделали… А Кертель успела меня многому научить. Я воображала себя принцессой, которая ухаживает за раненным рыцарем… В этом не было любви. Была жажда обладания, гордость оттого, что мой первый любовник – благородный господин, а не Ясек, парнишка из станицы. Фантазии Ясека хватало только на то, чтобы опрокинуть меня на сеновал, тогда как Тенквисс был весьма оригинален в выдумках. И Тенквисс был, я думаю, тоже очень доволен. Потому что он хотел сыграть со мной именно в такую игру.
Здесь все было иначе, – продолжала мандреченка. – Нам с Ринке некогда было флиртовать, ну, разве что самую малость. Сидхи, они такие – они скажут пару комплиментов самой Моготе, когда она за ними придет. Что-нибудь вроде, «как вам идет черное с серебром…».
Карина невесело улыбнулась:
– У меня в ногах валялись маги, герцоги и только что не императоры, и я думала, что я знаю любовь и что я пресыщена ею, как… Но я ошиблась. Я совсем не знала любви, Света, и поэтому не узнала ее, когда она пришла.
– Так что же, по-твоему, любовь? – спросила целительница.
– Может быть, воевать вместе?
– Возможно, – задумчиво ответила Светлана. – Наконец-то это случилось и с тобой. Ну почему наша первая любовь всегда несчастная?
– Прости меня, Светик, я так упивалась болью, что даже не подумала, что ты тоже страдаешь, – сказала Карина. – Так и Арга…ну… не просто нравился тебе? Ты его любила?
На глазах целительницы выступили слезы. Светлана всхлипнула. Карина обняла ее.
– Но если бы не Ринке, – мокрым голосом сказала Света. – Я не смогла бы заниматься сексом с Аргой, несмотря на то, что я очень его хотела. А ведь сидх не любил меня. Ринке играл со мной, потому что тебе это было приятно.
– Поэтому я могу представить, хотя и отдаленно, как хорошо с ним было тебе, – добавила она более твердым голосом.
– Давай тогда помянем их, Ринке и Аргу, – сказала Карина и достала из корзинки вино.
Светлана подумала, что капитанов Армии Мандры редко поминают вместе с Ежами, но ничего не сказала. Карина заметила вдруг, что тесто на пирогах сверху замято в косичку, как это делалось на поминальных пирогах мандречен. Вампирка, как выяснилось, была знакома с обычаями людей и, как и Морана, обладала некоторым даром предвиденья. Карина открыла бутылку, отхлебнула, протянула подруге и откусила от пирога. Сташи, несомненно, была гением кулинарии. Пирог был именно таким, каким должен быть поминальный пирог – сочным, но немного соленым и горьким. Светлана сделала большой глоток из бутылки и спросила:
– Но почему же ты убила Ринке? Он на тебя напал? А почему не отравил, как это сделали другие Вилли и Лайруксал? Или ты поняла, что Ринке должен убить тебя, прочла его мысли?
– Помнишь, ты думала, что я издеваюсь над мужчинами в силу проклятия, которое лежит на мне? – сказала мандреченка. – Ты была права, это все из-за него. Оно, это проклятие, набирает силу. Мне захотелось не ругаться с Ринке, а убить его. Это было не отвращение, как обычно, а мучительное желание, понимаешь? Честно скажу тебе, Света, я боюсь самой себя теперь. Боюсь того, что во мне… Меня еще не охватывала жажда убийства после занятий любовью. Это в первый раз. Что же будет дальше?