— Зачем?
Глаза её опасно сощурились.
— А просто так, не спрашивая, зачем — не можешь?
— Не могу. — признался Умар. — Отец не поймёт. Дядя Сергей не поймёт. Ты, конечно, замечательная девушка, но я ни разу не был в тех краях, и срываться с места через весь Лес, неизвестно ради чего… нет, не поймут!
Похоже, разочарованно подумала Франа, она переоценила степень самостоятельности этого парня. «Дядя Сергей», надо же! В сущности, он ещё ребёнок, привыкший оглядываться на взрослых…
— Можешь хотя бы сказать, где его искать?
— Почему нет? — Умар пожал плечами. — На ВДНХ. Где именно он там — не знаю, но, наверное, можно спросить. Судя по тому, что о нём рассказывали — личность довольно известная.
— Значит, придётся самой выкручиваться… — задумчиво произнесла Франа. — Похоже, мне обязательно нужно поговорить с этим твоим Пиндосом. Только не спрашивай, почему.
— Почему? — немедленно спросил Умар, и они оба засмеялись.
— Честно говоря, сама не знаю. Считай, интуиция. В конце концов, это мои проблемы, не твои…
При этом она слегка отстранилась от любовника. Тот дёрнулся было, за ней, но замер, наткнувшись на острый взгляд.
«… а ты что хотел, милый? Желание женщины — закон. Тем более — такой женщины…»
И не ошиблась, конечно.
— Дело в том, что там, поблизости Древобашня. — торопливо заговорил сильван. — Это владения ЦВЛ, Церкви Вечного Леса — ну, ты знаешь, конечно…
Франа кивнула.
«…ты даже не представляешь себе, мальчик, насколько хорошо я их знаю…»
— Ну вот, а её обитатели, — частые гости на ВДНХ. — продолжал Умар. — А отец с Бичом… с дядей Сергеем ЦВЛовцев крепко недолюбливают и советуют лишний раз не попадаться им на глаза.
— Боишься?
Он гневно вскинулся, и Франа поздравила себя с верным ходом.
— Я? Боюсь? Вот уж нет! Слушай, если тебе уж очень надо, то можно сделать так: попроси у Шапиро оформить тебе дальний выход в Лес, а меня пусть назначит сопровождающим.
Почему тебя? — сощурилась Франа.
— Так некого же больше! Те лаборанты, что имеют частичный иммунитет к Эл-А, к вылазкам дальше ближних окрестностей ГЗ допуска не имеют. А Бич… дядя Сергей, к которому в таких случаях всегда обращаются в первую очередь, сейчас далеко.
— Хм… а если спросит — куда я собралась?
Сильван пожал плечами.
— Скажешь правду. На ВДНХ действует филиал Московского Университета, здешние сотрудники регулярно мотаются туда-сюда — те, кому эл-А позволяет, конечно.
— И всё же… — Франа тряхнула головой. — Понимаешь, я бы не хотела, чтобы кто-нибудь знал о моём интересе к Пиндосу. Кроме тебя, конечно. Почему — объяснить не могу, но чувствую, что так будет правильно. Может, можно что-нибудь ещё придумать… какой-нибудь повод?
— Ладно, убедила — решительно заявил сильван. — Я тут слышал краем уха, как профессор Адишьян — это завкафедры ксеноботаники — сетовал, что третью неделю не может получить какие-то образцы из тамошнего филиала. Людей у него, понимаешь ли нет, чтобы послать, а оказии никак не случится. Если он узнает, что ты готова туда отправиться — наверняка даст распоряжение Шапиро.
— А как он узнает?
— Есть методы. — сильван ухмыльнулся. — Одна знакомая лаборанточка, она как раз с ним работает…
— Лаборанточка, говоришь? — Франа игриво улыбнулась, закинула руки ему за шею и прижалась всем телом — горячим, чувственным, лишённым даже иллюзорных покровов в виде лиловых кружев. — Ты с ней тоже спишь, да? А ну-ка, рассказывай, и чтоб с подробностями!
Лампы — редкие, в заржавленных решётчатых плафонах — здесь не горели. Мартин провёл вокруг себя лучом фонарика. Обычная для нижних уровней подвалов Главного Здания картина — обстановка, чёрные пятна плесени, под потолком — жестяные вентиляционные короба и пучки кабелей, облупившаяся, пузырящаяся, отслаивающаяся краска на стенах. Её отвалившиеся пласты валяются тут же, на полу — стоит наступить на такой, и он моментально рассыплется невесомым прахом, а неосторожная ступня оставит на сером бетоне ясно видимый след.
Вот такой, как эти.
Он огляделся ещё раз. Да, это был тот самый коридор — не коридор даже, а короткий, метров пять длиной, отнорок, заканчивающийся тупиком в виде заброшенного то ли силового шкафа, то ли распределительного щита — круглые дыры на месте то ли счётчиков, то ли каких-нибудь ещё приборов. Это была бутафория — изъеденная ржавчиной панель с пучками проводов и заросшими плесенью рубильниками скрывала дыру в бетонной стене, за которой…
Нет, это был не коридор, вроде тех, по которым он добирался сюда — тоннель, штольня, пробитая в плотно слежавшихся пластах породы. Здесь даже подпорки были: из обрезков брёвен, установленные явно вручную. Под ногами хлюпала полужидкая глина — неудивительно, подумал Мартин, ведь сейчас он находится не сильно выше уровня Москвы-реки, и остаётся только удивляться, почему грунтовые воды не затопили этот лаз…
В грязной жиже явственно отпечатались подошвы предыдущего визитёра — того же, чьи подошвы раскрошили отслоившуюся краску. Небольшие такие, размер тридцать девятый — определил Мартин. И это тоже неудивительно, поскольку чужак был мал ростом и сложён отнюдь не по-богатырски. В этом он был уверен, поскольку видел того собственными глазами.
Ну, предположим, не совсем глазами, но ведь видел же!..
Беседа в «Шайбе», когда Мартин намекнул итальянке — неожиданно для самого себя, сколько ведь раз зарекался открывать рот на эту тему! — крепко его разбередила. Сутки с лишним он места себе не находил, собрал все ходящие по ГЗ слухи и сплетни о самой Фране, о том, что девушку последнее время её всё чаще видят в компании сильвана Умара, о прежних её связях. И, разумеется, о конфликтах — или интригах, это уж как посмотреть — в которые итальянка оказалась втянута стараниями то ли её нынешнего руководителя, Якова Израилевича с Шапиро, то ли профессора Симагина. И если отношения с завлабом микологии у Мартина были самые, что ни на есть доверительные, то профессора он откровенно недолюбливал. А потому — решил начать своё спонтанное расследование именно с него.
Благо, инструмент для этого расследования был под рукой, в лаборатории, который Шапиро оборудовал в своё время в подвалах ГЗ для кое-каких своих экспериментов. Жезл Порченого, могущественный артефакт, созданный отступником-друидом для управления трансформацией живых тканей. Особенно хорошо это получалось снекоторыми мутировавшими видами грибниц- их нити могли проникать в любые щели, принимать любые формы, вытягиваться на сотни метров. И главное — они могли служить своего рода продолжениями органов чувств «оператора». Правда, проделывать этот трюк мог пока только Мартин и только он: доцент Шапиро пытался найти этой исключительности своего нештатного сотрудника сколько-нибудь разумное объяснение, но пока не преуспел. Так что приходилось привлекать того к работе, чем Мартин без зазрения совести и пользовался: чего стоила одна выходка с порхающим по стенам «Шайбы» изображением мужского полового органа, снабжённого парой трепещущих ангельских крылышек. Похабная эта анимация была создана с помощью «блуждающей грибницы», управляемой Жезлом, и заслуженно вошла в золотой фонт университетских баек.
В задуманном не было ничего сложного — Мартин знал, где хранится Жезл, научился открывать несгораемый шкаф и пользоваться артефактом для своих не праведных целей. Многие студентки и молодые сотрудницы Университета неприятно удивились бы, узнай, сколько раз старый алкаш втайне наслаждался зрелищем их обнажённых прелестей и любовных игр. Со звуковым сопровождением этого «домашнего видео» было, правда, похуже, поскольку слуховые сигналы грибница передавала неважно — но Мартин не жаловался. Дарёному коню… то есть Жезлу…
Поначалу слежка развивалась вполне удачно. Шпионский отросток, отправленный по вентиляционным ходам в лабораторию Симагина, с первого же раза застал там весьма любопытного посетителя. Нет, Симагин был на месте, да ещё и в компании своего прихлебателя доцента Семибоярского (скользкий тип, замешанный, насколько знал Мартин, в парочке грязных историй со студентками младших курсов). А вот их собеседник…
В ГЗ многие ходили в одежде лесовиков. Туники и накидки золотолесцев, просторные рубахи и кожаные безрукавки сетуньцев, замшевые куртки и штаны с густой бахромой по швам, которые так любят жители Пау-Вау… Так что длинный, до пят, плащ симагинского гостя Мартина не смутил. А вот то, чем пахнуло из-под этой одежды…
Нет, это была не вонь, не какой-нибудь особенно едкий аромат — грибницы передавали запахи ещё хуже, чем звуки. Из темноты под глубоко надвинутым капюшоном на Мартина словно пахнуло мертвенно-чёрной пылью, от которой он в день Зелёного Прилива, бежал, сломя голову — и добежал от Соколиной Горы сюда, в Главное Здание. Больше ни разу он не испытывал ничего подобного, но страх — неодолимый, могильный, всепроникающий, — въелся в его подсознание так крепко, что за все эти тридцать с лишком лет он ни разу не решился покинуть ГЗ, надеясь, что уж сюда-то эта мерзость не доберётся
…выходит, зря надеялся?..
Когда первый шок прошёл, и Мартин кое-как мог воспринимать происходящее, страшный гость уже засобирался на выход. Пришлось делать над собой недюжинное усилие, чтобы отправить «шпионский щуп» вслед за ним — по потолку, в виде тончайшей прозрачной нити. Чужак проследовал в подвал, открыв одну за другой несколько железных дверей, спустился по заброшенным лестницам на уровни — и скрылся вот в этом «тупичке». И — чудовищное невезение — длины «шпионского щупа» хватило лишь на то, чтобы заглянуть в щель бывшего силового щита да преодолеть ещё десяток метров вглубь!
Поначалу Мартин даже обрадовался, что не надо следовать за ним дальше, но радости этой хватило меньше, чем на сутки. За это время он уговорил на предмет успокоения нервов полбутылки горилки (гостинец кума завхоза кафедры Вогняныча), обнаруженную в том же несгораемом шкафу, что и жезл Порченого. Немного поспал, похмелился и, придя окончательно в себя с ужасающей отчётливостью осознал, что просто обязан своими глазами заглянуть в загадочный лаз. Увы, те двое, кому он только и мог довериться в таком деле, некстати свалили куда-то из ГЗ, а больше попросить было некого — не доцента же Шапиро тащить с собой…