Что ж, придётся в одиночку. Мартин засунул за пояс Жезл, монтировку, прихватил на всякий случай пузырёк с медицинским спиртом (привет лабораторным запасам доцента Шапиро!) и, проклиная свой героический порыв, побрёл к лестничному пролёту, ведущему вниз, в обширные подвалы Главного Здания.
Мартин, помедлив, подцепил угол монтировкой. Пронзительно заскрипело железо, распределительный щит неохотно провернулся на заржавленных петлях. Из открывшейся дыры пахнуло такой мертвечиной, что он невольно отшатнулся. Это была та же мерзость, которую транслировал ему в мозг «шпионский» жгутик — похоже, чувствительные клетки улавливали её лучше, чем даже изображение…
Мартин глубоко вдохнул в тщетной попытке собраться с духом. Если бы рядом был Бич, или хотя бы Егор-Студент! Но нет — он один, а из дыры в бетонной стене хлещет потоком неведомая жуть, и нет сил на то, чтобы поднять ногу и перенести её через узкий металлический порожек.
Он поспешно затворил дверки силового шкафа, Ну не герой он, не герой! Тридцать лет назад его напугали на всю оставшуюся жизнь, так чтопусть уж теперь другие лезут во всякие дыры и ищут на свои дупы приключений. Всё, чем он может им помочь — это честно, без утайки, рассказать, что видел и что знает.
А знает он немало — и может донести эти сведения до того, кто в состоянии ими распорядится. Но для этого хочешь — не хочешь, а придётся выбраться в парк: почтовые белки старательно избегают любых зданий и построек, особенно тех, где живут люди. Рыжие девчонки не терпят крыши над головой — полная противоположность самому Мартину, который старается без крайней необходимости не покидать уютный, обжитой ГЗ.
Но, ничего не поделать — других способов быстрой передачи сообщений, кроме хвостатых вестниц в Лесу нет. Мартин повернулся и, едва сдерживаясь, чтобы не пуститься бегом, заторопился назад по коридору, к ведущей наверх лестнице.
VIII
2054 год, осень
Московский Лес,
Сокольники.
Егор не в первый раз оказывался здесь, на севере Сокольников — и всякий раз не уставал поражаться величественности, грандиозности здешних дубов. В Лесу хватало подобных титанов — одни только ясени Воробьёвых гор, приютившие в своих ветвях целое поселение Золотых Лесов чего стоят, — но здесь…
Готический собор — вот что приходило в голову, стоило только поднять взгляд. Ветви смыкались где-то далеко над головой, образуя стрельчатые арки, толстенные стволы высились сплошной колоннадой. Впечатление усиливало полное отсутствие подлеска — внизу, в вечной тени гигантских крон не росли даже травы, и только подушки мха — мягкие, пухлые, буро-зелёные — покрывали узловатые корневища. Они раскидывались в стороны, подобно щупальцам гигантских древесных осьминогов, и перебираться через них приходилось, как через гряды скальные гряды — или же обходить, стараясь не заплутать в этом лабиринте. Ни единого кусочка асфальтированных аллей и дорог, во множестве пересекавших когда-то парк, эти древесные чудища не оставили — кроме одно-единственной поляны, плавно спускающейся от бывшего Ростокинского проезда к долине Яузы.
Середину поляны занимал старомодный особнячок постройки начала двадцатого века. Когда-то здесь располагалась станция юных натуралистов; теперь же чудом уцелевшее здание и несколько хозяйственных построек, оконтуренные высоченной живой изгородью, стали Соколиной обителью — вторым по значению в Лесу обиталищем друидов. Отсюда они контролировали все Сокольники. Егор, хоть и подозревал, что слухи об их всемогуществе изрядно преувеличены — но не признавать за лесными колдунами огромной силы было бы сущей глупостью. Особенно после того, что пришлось испытать во время недавних приключений на северо-западе Леса, в Грачёвке, логове Чёрного Друида.
В саму Обитель Егор заходить не собирался. После достопамятного визита в Петровскую Обитель, его не тянуло в гости к друидам, и он предпочёл ждать снаружи, с комфортом устроившись на мягкой подушке мха в развилке двух корневищ. Вход в Обитель отсюда был хорошо виден; Егор расстелил на мху кусок брезента, извлёк из рюкзака снедь, прихваченную в шинке, выдернул зубами пробку из кожаной баклаги со домашним пивом — и приготовился ждать.
Послание от Бича, в котором тот предложил встретиться зразу после окончания «общелесной» конференции, Егор получил ещё в шинке — и сразу отправился в Сокольники. О предметах, которые там обсуждали обсудить, Егор знал куда больше, чем прочие обитатели Леса — хотя далеко не всё, разумеется. Тем не менее, расспрашивать Бича о деталях предстоящей конференции Егор не стал: сочтёт нужным — сам расскажет. Обсудил только с напарником состав участников, немало удивившись тому, как получится собрать под одной крышей таких «заклятых друзей», как путейцы и аватарки, избежав при этом кровопролития. Видимо, дело тут было в авторитете друидов — раз уж взялись обеспечивать безопасность конференции, никому в голову не пришло проверять, как они с этим справятся.
Справятся — и всё. Иначе и быть не может.
Ждать пришлось довольно долго. Между гигантскими стволами уже повис предвечерний сумрак, когда из-за живой изгороди рассыпался медный удар гонга, плетёные из живых лоз створки ворот распахнулись и участники конференции потянулись наружу. Первыми появилась компания сетуньцев и путейцев — в одном из них Егор узнал давнего своего знакомца Лёху-Кочегара. В сопровождении послушника-друида они повернули на юго-запад, в сторону проходящей в полукилометре отсюда нитки Ярославской железной дороги.
Следом, соблюдая приличествующую дистанцию (конференция-конференцией, а былых обид никто забывать не собирался), показалась кучка аватарок и обитателей Пау-Вау, с виду сущих выходцев из книжек Фенимора Купера — раскрашенные лица, замшевые рубахи с бахромой и вышитыми бисером узорами, украшенные перьями топорики за поясом. Они долго прощались, хлопали друг друга по плечам, обменивались гортанными фразами на незнакомом наречии. Аватарки повернули на север, в сторону Лосинки, «индейцы» же пошли в противоположную сторону, к Богатырским прудам, где и располагалось главное поселение Пау-Вау.
— Егор, ты, что ли? Какими судьбами?
Это был другой его знакомый — Коля-Эчемин, участник конференции от сообщества речников, полноправных хозяев всех водных путей Леса. Бывший каякер-экстремал и поклонник культуры североамериканских аборигенов, он перебрался в Московский Лес в поисках острых ощущений, пристал поначалу к Пау Вау, но не выдержал оседлой жизни — построил собственными руками из древесной коры лодку-каноэ и отправился покорять местные реки. Сейчас он торопился навстречу Егору, радостно махая рукой. За ним, опираясь на рогатину-пальму, со стареньким «Ермаком» за спиной и свисающим с плеча трёхствольным штуцером «Holland Holland», шагал Бич.
— Ну, здорово, напарник! — егерь приветственно помахал Егору рукой. — Ты уж прости, что заставит тебя ждать. Давай-ка найдём местечко поукромнее — перекусим, заодно и поговорим. Есть новости.
— Так вы беседуйте, а я пошёл. — проявил деликатность Эчемин. — У меня каноэ на Яузе, за Обителью, в камышах припрятано. Часа на два ещё задержусь, потом — вниз по течению, до Москвы-реки, и дальше, к Речвокзалу. Ежели кому из вас по пути — могу прихватить с собой.
— Кофемашина, значит? — егерь мечтательно почмокал губами. — На паровой, значит, тяге? Такая игрушка, уйму денег стоит — и хотел бы я знать, где Шмуль их надыбал? Вот к цыганке не ходи — мутин он какие-нибудь дела с контрабандистами, да и Чекист со своими партизанами наверняка в стороне не остались.
— Может и мутит… — покладисто согласился Егор. — Тебе жалко, что ли? А кофе этот агрегат и правда, отличный варит. При мне Шмуль только начал его налаживать, я один американо успел попробовать.
— Понравилось?
— А то! Не хуже, чем в столичной кофейне где-нибудь на Невском. Жаль, торопился, я бы и капуччино попробовал…
После того, как Москву и несколько мегаполисов по всему миру накрыл Зелёный Прилив, столицу российской Федерации перенесли в Санкт-Петербург. Впрочем, кое-что осталось и здесь — по Лесу ходили упорные слухи о загадочном средоточии государственной власти за стенами Кремля, пе тронутыми гигантской мутировавшей флорой.
Егор ещё раз перечитал письмо. Подумал, посмотрел зачем-то листок на просвет, потом медленно сложил и вернул напарнику.
— С каких это пор белок теперь в Обители?
Вопрос был вполне законным: в убежища друидов настрого был закрыт доступ любым посетителям женского пола. Ходил, правда, слухи о сугубо женской Обители где-то в районе Битцевского парка — на самому Егору ни разу не приходилось увидеть друидессу своими глазами.
— Письмо доставила Яська. — отозвался Бич. — Её всюду пускают.
— Мог бы и не спрашивать. — Егор ухмыльнулся. — Эта девчонка с половиной Леса на короткой ноге, а уж с друидами-то…
— Я, как получил это письмо, сразу подумал о тебе. Понимаешь, на конференции, речь шла, по большей части о ЦВЛовцах и их… хм… внешних связях. Ну, ты в курсе…
Егор догадывался, что именно бумаги, добытые Бичом в МИДовской высотке, станут главным предметом обсуждения. Бумаги — и кое-какие сугубо секретные сведения, полученные прямиком из РИИЛ, Российского Института Изучения Леса. Эта могущественная организация курировала от имени федеральных властей все профильные программы, так или иначе связанные с тем, что происходило в границах МКАД — и уж конечно, подозрительная возня, затеянная адептами Церкви Вечного Леса, не могла остаться без их внимания.
Оставалось только удивляться, как егерь смог заставить лидеров ведущих группировок лесовиков преодолеть застарелое недоверие, а то и откровенную неприязнь, и собраться для обсуждения этих вопросов. Насколько Егор знал, в последний раз нечто подобное случалось по случаю резни, устроенной язычниками-родноверами из клана Чернолеса своим соплеменникам-даждьбожцам. Тогда решить что-нибудь толком не удалось — собрались, погоревали, посетовали на жестокость, так глубоко въевшуюся в человеческую природу, да и разошлись. С тех пор немало воды утекло в Москве-реке, и немало крови было пролито во внутрилесных разборках — чего стоит одна только вражда аватарок и путейцев…